Я пришел с войны, распахнул шинель, а под ней билось сердце...

Хочу сыграть в футбол.

Очень!

---

Бенедикт. Дружба Бенедикта с Мартином, сыном Рэндома.

Обсуждали с Максом политическую обстановку в Датском королевстве. Пришли к выводу, что Ротэм мне не подходит, и успокоились. Эпохальный вывод, тоже мне... Надо что-то предпринять уже наконец.

Потом Макс распугал мне весь онлайн-контакт лист в аське. Приставал к мальчиком, притворяясь геем. Когда ему не верили, орал:

- Алиса, они не верят, что я гей!!!

Я тихо умирала от смеха.

Потом мы разговаривали со Склер, Макс делал ей непристойные предложения, я раздавала ему подзатыльники - весело было, короче.

Хотя жизнь все равно дерьмо.

---

А если я нев... внев... вневподвходящий момент?

Пью из одной кружки горячий чай с тремя ложками сахара, из другой - кофе со сгущенкой. А что, мне нужны тепло и сладось!

Треплюсь в аське с любимой Склер, ожидаю прихода Макса (кто ходит в гости по утрам, все дела. Да, полтретьего дня для нас самое раннее утро). Склер делает грязные намеки.

Жизнь - дерьмо!

Хотя до вечера мое мнение на этот счет наверняка значительно изменится.

---

Р-рр-р-р...

Вывод вечера: Томер отличный человек.

Вывод неоспорим, не подлежит сомнению, просто холодная констатация факта...

Поддержка, одобряющие улыбки, положительные излучения, блин. Нет, это не человек, это что-то невозможно хорошее и доброе.

- Хочешь, я тебе позвоню, чтобы напомнить? Так, вместо будильника, - улыбается. - Не забудешь? Хорошо... Умеешь быстро писать SMS? Это Майя. Точно не звонить? Ладно, пока. Пока, солнце.

Что бы я делала сегодняшним вечером без него, я не знаю. Скорее всего ничего. И вообще то поддержка должна исходить вовсе не от Романо, который не больше, чем хороший приятель, и ничего мне, по сути, не обязан, а от Лэйбеля. Должна. Лэйбель невозможен.

Честное слово, ещё несколько таких дней - что-то будет. Я просто или сорву на нем все, что накопилось, или молча уйду.

Хороший Томер. Плохой вечер.

---

Принц или не принц?!

329081***

Аська Гая.



Крут я или не крут?!

---

* * *

Накушалась постинору, радуюсь жизни.

Эх, хорошо иметь умных друзей.

---

И как мы говорим - уже никуда от тебя не убежать.

Под небом голубы-ы-ы-ым...

Есть остров золото-о-о-ой...



Я: Тьфу, блин! Чего там только нету, под этим голубым небом.

Совесть (всегда предстает мне в виде стервы-с-попкорном): Так. Алиса, поимей совесть, это не дело, и то, чем ты занимаешься последние несколько дней – это не ведение дневника, это действо имеет другое, куда более поэтическое название. Хренью маяться. Грейхаунд, пиши, твою дивизию голубых десантников всех поголовно несколько раз! Пиши, не стесняйся.

Я: Да я, мою дивизию голубых десантников всех поголовно несколько раз, и не стесняюсь! Максимум могу в закрытую запись. В смысле, это же мои душевные переживания, нэ?

Совесть: Ну так хрена ты держишь в себе? Мы ж уже от этого отвыкли, у нас же с десяти лет дневники...

Я: А шестьдесят с лишним незнакомых людей?!

Совесть: Дура...



Дивизию солдат жалко, так-что...

Последние несколько дней. Я могла бы быть совершенно счастливой, если бы не это странное (хотя по-прежнему родное и теплое) существо с заскоками, в которое превратился Ротэм Лэйбель. Я культурно недопонимаю, с каких пор он стал таким эгоцентричным и по-детски подлым. Личная выгода. Личная выгода. Макс все правильно говорит – я вернулась к Ротэму, чтобы забыть Гая, чтобы согреться. Ротэм снова вспомнил обо мне, потому-что ему снова стало скучно. Да так же всегда было. Что меня в этом деле смущает?

А то, что я хотела в Лэйбеля влюбиться. Сильно влюбиться, по-настоящему, и чтобы он любил меня. И даже какое-то время верила, что так оно все и будет. Ан нет – Ротэм Лэйбель мальчишка пусть сладкий, но эгоистичный, он всегда таким был, и ничего у нас не сдвинулось с той точки, про которую Кофе, кажется, говорила: два котенка зимой на улице, жмутся друг к другу, чтобы не замерзнуть. Я хотела влюбиться, это да. И до сих пор хочу. А вот Ротэма наши теперешние отношения забавляют: ему хорошо, он ласкаем и обожаем, ему каждый божий день говорят, какой же он чертовски сладкий, ему каждый божий день есть, чем себя развлечь.

Я сейчас на стадии «что делать»? Как поступать дальше? Долго обдумывала этот вопрос. Пришла к выводу: продолжать. И мы посмотрим, что из этого выйдет.

Совесть: Так, ага, угу, эгэ... Ну, ладно, продолжай. Как если вдруг что переломится или надоест – я тут как тут... Тебе там не страшно? Все хорошо?

Я: Я справлюсь.

Совесть: Окей, значит, вот это неромантичное отношение Ротэма к твоей королевской особе – то, что отравляет тебе на данный момент жизнь. И все?

Макси на эту тему

~AlicE אומר/ת:

Макс!

PAp3rCut אומר/ת:

Что?

~AlicE אומר/ת:

Ничего. Ты хороший.

PAp3rCut אומר/ת:

Почему это вдруг?

~AlicE אומר/ת:

Не знаю я. Мне просто сейчас очень нужна поддержка, а ты тут ошиваешься поблизости...

PAp3rCut אומר/ת:

Вау. Я рад.

~AlicE אומר/ת:

Послушай, что ты об этом думаешь? Но только честно.

Обо мне и Ротэме.

PAp3rCut אומר/ת:

Что я могу думать... В смысле, ну, круто. Молодцы. Больше сказать нечего.

~AlicE אומר/ת:

Раньше ты говорил, что все это несерьезно и впопыхах.

Ты до сих пор так думаешь?

PAp3rCut אומר/ת:

Да. Вы зря снова вернулись друг к другу.

~AlicE אומר/ת:

Чувствую себя странно.

PAp3rCut אומר/ת:

Почему?

~AlicE אומר/ת:

У меня такое чувство, что он все так же относится ко мне, как к вещи.

Очень сложно это все. Я только надеюсь, что все будет хорошо...

PAp3rCut אומר/ת:

Чему тут становиться хорошо, я не понимаю.

Я тебе скажу правду как она мне видится, и, кстати, только потому, что хреново себя сейчас чувствую.

Ты и Ротэм – это долго не продержится, вы ведь не любите друг друга, просто спите, извини за грубость. И долго это не выдержит, хотя поди знай.

~AlicE אומר/ת:

Это именно то, что я хотела сказать, но не знала, как сформулировать!

Мы в самом деле совершенно друг друга не любим и даже не тянемся друг к другу.

Это не хорошо. Это очень неприятно. Просто неприятно.

PAp3rCut אומר/ת:

Стой, сейчас я тебе выдам точную формулировку. Значит, так: в ваших отношениях задействовано только тело, до сердца это не доходит.

~AlicE אומר/ת:

В точку. Сто баллов, Макс. Прав полностью.

Знаешь, а я бы хотела влюбиться в него... И чтобы он полюбил меня...

PAp3rCut אומר/ת:

Именно в этом, в этом ваша проблема... Ротэм – эгоист, причем полный, и гонится за кайфом. Нашел себе тебя, шепнул пару ласковых, и жизнь прекрасна.

~AlicE אומר/ת:

А я?..

PAp3rCut אומר/ת:

А ты с ним, потому-что тебе нужно забыть Гая и охота погреться.

Щас я выведу ещё одну формулу про вас, погоди. Вот: удовольствие = секс, доверие, любовь.

Вам катастрофически не хватает последнего.



Совесть: Ахринеть, дайте две. Макс жжот! Где мой попкорн?

Я: Дура!

Совесть: Идиотка! Тебе шестнадцать лет, у тебя вся жизнь впереди, хрена ли ты маешься?! Через год и вспоминать об этой хрени забудешь, разве что чтобы поржать, притом вместе с тем же Ротэмом!

Я: ...

Совесть (примирительно): попкорн не соленый.



Но!

Нет, не все, дорогая совесть.

Ещё мне чертовски плохо из-за того, что менее чем через три недели мне придется чуть ли не навсегда расстаться со своим лучшим другом. И я не знаю, уместны ли здесь слова. Обсуждая будущее (как предстоящую разлуку, так и то, что год грядущий нам готовит) мы просто ревем навзрыд, обнявшись и уткнувшись друг другу носом в плечо. И я говорю серьезно. Это то ли слишком сложно объяснить, то ли слишком просто. Мы просто лучшие друзья, которые скоро расстанутся. И я нахожу это здесь уместным:

Макси на эту тему

PAp3rCutאומר/ת:

Я уже хочу побыстрее уйти в интернат, ты знаешь. Забыть все те вещи, которые есть у меня тут, в Хайфе, и начать новую жизнь.

~AlicE אומר/ת:

Ты хочешь забыть все – и нас тоже? Своих друзей?

И, Макс, пожалуйста, помоги мне. Что бы ты сделал сейчас на моем месте – в отношении Ротэма?

PAp3rCut אומר/ת:

По правде говоря, я бы на твоем месте пустил все на самотек. Продолжал бы.

~AlicE אומר/ת:

Да... и мы посмотрим, куда все это забредет, и что из этого получится.

Нужно ещё некоторое время.

Знаешь, Макс, ты самый лучший друг на свете.

Мне очень повезло, что ты у меня есть.

PAp3rCut אומר/ת:

Спасибо, Алиса.

~AlicE אומר/ת:

Ты будешь иногда вспоминать меня, когда уйдешь? Ты будешь иногда думать обо мне, и скучать?

PAp3rCut אומר/ת:

Да. Конечно.

Как ты сказала однажды... я уже никогда в жизни не смогу от тебя убежать.

~AlicE אומר/ת:

Я помню...

И я сейчас заплачу.

PAp3rCut אומר/ת:

Да, я тоже. Я не знаю...

~AlicE אומר/ת:

Макс, мы все равно не потеряемся, ты слышишь, МЫ НЕ ПОТЕРЯЕМСЯ! Никогда в жизни, ни за что! У нас нет права друг друга терять!!!

Мне дела нет до того, кого и что ты хочешь забыть, я не могу остаться тут одна. Макс, пожалуйста.

PAp3rCut אומר/ת:

А ты все-таки немного подняла мне настроение.

Не реви – конечно, мы всегда останемся на связи... будем говорить по телефону каждый день, и встречаться, когда я буду приезжать.

~AlicE אומר/ת:

Конечно, да. Мы не можем расстаться и потеряться, просто не можем: ты представить себе не можешь, как мне будет трудно первое время, когда тебя не будет. Ты же всегда был со мной, я просто не знаю, что будет, когда я останусь одна.

PAp3rCut אומר/ת:

Я сам не знаю, что будет. И мне немного страшно. Я уже боюсь быть один, понимаешь? Я слишком привык.

~AlicE אומר/ת:

А я бы в жизни не поверила, что так тебя люблю. В конце концов ты чувствуешь это только тогда, когда кто-нибудь уходит. А иногда ты на меня злишься, или я на тебя, но никогда и ни за что в жизни – не серьезно.

PAp3rCut אומר/ת

Ни за что. Ты права. И у меня глаза щиплет.

~AlicE אומר/ת:

Я хочу взорваться и утонуть... Ты всегда будешь помнить, что на свете есть, была и будет Алиса Грейхаунд, долбанутая на всю голову – твоя лучшая подруга.

PAp3rCu אומר/ת:

У меня слезы на глазах, но я улыбаюсь.

~AlicE אומר/ת:

Я плачу, Макси.

PAp3rCut אומר/ת:

Я думаю о том, что было, и что скоро все изменится насовсем, и никогда не будет так, как сейчас, и я просто не могу ничего с собой поделать, я просто хочу завыть. Ты понятия не имеешь, каково это – оставить всех, и начинать сначала, с нуля.

~AlicE אומר/ת:

Я почти умираю от одной только мысли что ты уходишь, а тебе самому наверняка в сто раз труднее. Я бы сделала все, чтобы помочь тебе, но я все та же простая долбанутая Алиса. Я люблю тебя, Макси.

PAp3rCut אומר/ת:

Я люблю тебя, долбанутая Алиса.







Вот. Я не знаю, что ещё добавить – тут все и так понятно.

Совесть: Даже мне понятно, блин... Долбанутая Алиса, а ведь ты отдаешь себе отчет в том, что тебе, конечно, хреново по поводу того, что он черте куда уезжает, но, кроме того, и приятно тоже... Погоди, не перебивай. Ты волнуешься за него, грустишь в преддверии разлуки, а внутри все равно спит маленький мягкий комочек удовольствия. Вы расстаетесь добрыми друзьями. Вы преданно друг друга любите, всегда были вместе и всегда друг другу помогали. Много чего вместе пережили, а? И ты довольна.

Я: Да, блин, я довольна, что мы так сердечно и искренне расстаемся. Это есть хорошо. Но сам факт того, что мы таки да расстаемся...

Совесть: Иди, выпей кофе.

Я: Хотя мы и видеться будем, пусть редко, но будем. И перезваниваться, и даже писать друг другу письма. Может быть – это я про письма. Дружба завянет на расстоянии...

Совесть: А ты будто в силах что-то изменить! Хватит сопли распускать.

Я: Сколько хочу, столько распускаю!

Просто такая полоса.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Элемент моих закрытых записей.

- Я бы осталась у тебя жить, - протянула я лениво, разглядывая в темноте закрытых жалюзи его лицо. Сквозь какую-то щелку в окне пробивался луч дневного света, и садился на его плечо.

Ротэм перегнулся через меня в поисках своей футболки, и весело хохотнул:

- Знаешь, это не очень умная мысль. Я ведь и спать иногда должен.

Ржали долго.

---

Под нами только Слизерин.

Кем надо быть, чтобы играть в футбол на старом, заброшенном футбольном поле

(где, кстати, жухлая трава пробивается сквозь трещины в асфальте) поздней ночью, в темноте и гордом одиночестве?

Не Алисой Грейхаунд...

Гаем, блин, Прудниковым...

*плакает*

Возьму сейчас, и уйду гулять. Поздно темно и страшно, а я уйду! Найду на улице Сладкого, и мне будет пофиг, кто там где играет в футбол.

Ах, как грустно жить...



А что у нас случилось?

Что такое?

Аааа...

Нам что-то снова не дает покоя?

Ну и зачем тогда стараться показать,

что ничего не хочешь никому сказать?



Тебя забыл твой пес?

Наплюй...

Никто не согласился взять твой крест?

Забудь...

Но разве жизнь померкла от обид?

Настала ночь?

И дом твой тьмой залит?

Гони... Гони их в шею...

Прочь...

Ты думаешь, один судьбой побит?



Ну что скулишь, не лучше чем побитый пес?

И мантию испачкал...

И замерз...

Об одиночестве толкуешь без конца...

Изображаешь снова мудреца...



Портрет его в душе хранишь?

Порви!

Из памяти своей на век сотри!

Ты его любишь, говоришь?

Ну... Я бессилен...

Ты молчишь?



Да, я пленен сетями сладко-горькой страсти...

И ты себя оплел...

Мы не имеем власти

над чувствами, над горькою судьбою...

Над собою.



Ооо...

Я бессилен.

Обедневший Принц...

(с) Ната

@темы: стихи

---

Принц, который всех задолбал.

И мантия из горностая

даже сам я не знаю

нужна ли мне.

Нужна, чтобы все знали, что я - принц.

Но мне она не нужна. Я могу

ходить, как Рэндом, в шутовском балахоне

и оставаться принцем все равно.

Тем принцем,

который всех достал.



И даже не это я хотел сказать

и выразить,

а то, как я ценю,

что есть на свете люди,

короли, графы и языческие боги,

которых я таки задолбал,

но они всегда со мной.

Они как бы мои друзья.



Я бы хотел

сыграть в футбол.

Но я не могу,

потому-что меня засмеют фрейлины,

фрейлины будут говорить, что я

никакой вовсе не принц,

если, как обычный мальчик,

играю в футбол.

Зависим я?

Ага,

и к тому же у меня нет мяча,

и нет денег купить мяч.

Вот такое мое Датское королевство.



У меня есть знакомый поэт

он весь такой прозрачный,

но не хрупкий.

Он как алмаз!

У меня есть кот, его привезли мне

из-за моря, кот этот

французский

и он меня поцарапал.

Поцарапал! А что я могу сделать?

Только ждать, пока заживет царапина.

У меня есть шут,

его зовут Труффальдино,

и он умнее меня.



Я принц. Но не потому, что отец мой

был королем,

а потому, что я так решил.



Я даже самого себя достал,

что же с других-то взять.

Я так хочу в футбол...

сыграть...

обнять...

звезду...



Ах, да!

Звезда!

Есть у меня своя звезда,

позорная звезда.

И если б не светила мне в окно

в ночную пору та звезда,

давно бы я отбросил здесь копыта.

Итак, звезда. Она не настоящее

небесное светило,

она просто такое...

позорное существо,

а для меня - звезда.



Я круглый идиот,

я принц Тарталья.

Безумные глаза таращу в даль я.

В моей башке

случился перекос.

Я ем мышей,

лягушек и склероз.

Свободный от морали и закона...



Да, я свободен

от морали и закона,

и принародно прыгаю с балкона

фрейлинам на потеху

каждый день

я приземляюсь на дин и тот же пень,

отряхиваюсь, пусть даже вставать лень,

и, сунув руки в карманы,

не нахожу там нагана...



Ха! Вон, даже мой шут уснул,

Труффальдино...

Принц задолбал свою звезду

Позорную звезду,

и та,

с ним распрощавшись,

ушла.

И больше никогда

не скажет "да",

не понадеется на чудо,

не подарит капли света,

никому не даст тепла...

И Я ЛЮБЛЮ ЕЕ ЗА ЭТО,

я люблю ее за это,

но моя звезда

МНЕ БЕЗОТВЕТНА.



Ещё короче!

Все отлично,

обычно и привычно,

но только мне хреново,

потому-что быть принцем

и править осколками империи

и элементами систем

ужасно грустно.



Трон мой

тронут.

Как и я сам.

Мы оба тронуты

чуть сединой, и чуть - уныньем.

Но это не всегда.

А только лишь сегодня,

ибо завтра

будет новый день,

и может, я проснусь не принцем,

который всех достал,

и от которого ушла даже его звезда,

а кем-нибудь

другим и лучшим.



И тогда

все будет хорошо! -

говорю я себе.



Но день за днем просыпаюсь

от холода

(Труффальдино не закрыл окна)

свернувшись калачиком

у левой ножки

своего тронутого,

как и я,

трона.

@темы: стихи

---

ГРЕЙ, ВЫПЕЙ ЙАДУ!

Напряжение последних дней все никак не хочет спадать.

Долбануть бы его хорошенько по башке, это напряжение, чтобы вообще уже больше никогда не поднялось! Щас я тебе устрою разбор полетов, блин. Чертова неопределенность. Я хочу, чтобы все было привычно. Не хочу, чтобы было напряженно.



Так. Французский розовый кот. Я тебя не люблю, и ты в курсе. Ты меня не любишь, и я в курсе. С этим все в порядке, это никому не мешает. В конце концов, мы никогда друг друга не любили. (Закрой рот, муха залетит.)



Дальше. Эти натуралы. Вот их кидает. Переходный возраст, все дела, я знаю, но напряженность исходит именно от них.

А что делать? Агату Кристи слушать. Нас родила непонятная звезда.



И, как венец мирозданию, этот. Тоже натурал, но здесь это даже не проблема, потому-что он всегда таким был. Блин. Фиехуа. Принц хотеть этого натурала. Тов, принц его всегда хотеть.



Принц задолбал уже даже самого себя.

Хочу определенности и чтобы все было хорошо, мать вашу!!!



Что делать, что делать?

Слушать Агату Кристи, конечно.

Вольно, можешь разорвать меня на части, я-то знаю что такое счастье.

А я и знаю! Я вообще страшно умный.

Как же я себя задолбал.

---

Семейные сцены.

- Я люблю тебя-а-а-а-а.

- Мать моя, откуда это взялось?

- Не знаю. Я люблю тебя-а-а-а-а.

- Ммм... А я ведь тоже тебя люблю. Очень.

- Ххх, в такое я верю.

- И на этой счастливой ноте я отправлюсь спать! Сла-а-адкий...

- Пока, я люблю тебя-а-а-а-а.

- Спокойной ночи...



Эх... Что день грядущий нам готовит... Спокойной ночи всем!



Кстати, получил сегодня письмо от Чарли. Если будет время, в субботу обязательно сяду, и напишу ответы всем тем, кому давно должен. И если кому-нибудь придет от меня два письма подряд, не удивляйтесь - у меня ранний склероз, я могу просто забыть, что вам я уже отвечал...



А любовь, кстати, мир спасет.

Дружба, красота и любовь!

---

Лунный свет становится тобой.

Меня начали узнавать совершенно незнакомые люди.

На улице. В автобусах. Пора выпить йаду!

Нет, я понимаю, если б моя физиономия засветилась на обороте обложки какой-нибудь книги, но быть известной как та-которая-любит-Гая - это...

Еду не далее как сегодня домой от Марго, вдруг подсаживаются два каких-то арса - один рядом, другой позади. Тот, который рядом:

- Я тебя знаю! Ты - Алиса, которая влюблена в Гая, так?

Господи, прости мою душу грешную, как так жить можно?

Но повеселились мы с ними здорово.



Звонил Глеб. Нет, он, конечно, голубой десантник и все дела, но никаких посторонних кадров мне на данный момент не требуется - с имеющимися бы разобраться... Вот, завтра с утра нужно будет снова ехать к Марго, потом вместе с ней идти покупать Томеру подарок. Мальчику завтра 15 (хы-хы-хы) лет.



Вообще, я думал, до отъезда в Россию это лето будет скучным... Прям там. У меня не хватает времени на полноценный сон и полноценное (читай – 6 часов в день) сидение в дневниках. Повторяю: как так жить можно?



Кроме того, если дневниковский Рон, этот негодяй, не вернется до первого июля, прольется чья-то кровь.

---

Пусть я умру, но я умру хорошим...

Это называется: длинная запись про родину мою.

Довольно нудно для непосвященного, наверное.

И мой долг - предупредить.



Я уже, честное слово, забыл, как так бывает: солнце садится, и не в море. За долгостью лет я привык, что оно каждый вечер, прикрывшись розовым полотенцем, стремительно окунается в насыщенную глубину, стыдливо пряча в воде наготу золотого тела. В этом славном городе-порту жаркое солнце всегда садится в Средиземное Море, попутно удлиняя тени стропил, бетонных вышек, нагромождений ящиков и тросов. Портовые грузчики, кстати, очень совестливы: они не подглядывают за солнцем, пока то совершает свой вечерний туалет. Хотя, может быть, это только потому, что они давно уже налюбовались на все его прелести.

А я забыл, как бывает, когда оно садится за верхушками сосен, или над крышами домов. На что тогда это похоже? Не на вечернее купание – а на что? На отход ко сну? На пожилую даму, расстилающую постель? На котенка Тишку, уморившегося и убегавшегося за день, который свернулся калачиком в углу? Я, честное слово, не помню.



Я помню, каким влажным и холодным бывает туман над сопками поутру. Я помню, как сверкают капельки ледяной росы на тонких нитях паутины, натянутых между ветками черемухи. Помню, как пахнет морозное утро и как сверкает на траве иней. Я помню летнюю грозу. И Тома, катающегося прямо в зарослях папоротника. Под теплыми каплями прогибаются листья деревьев, стелется и кланяется трава, дождь барабанит по жестяной крыше. Вечереет, бабушка Евдокия ушла закрывать цыплят, дед в доме слушает радио и курит, пока нет бабушки. В летней кухне горит свет – там Елена, моя тетя, Лизка, Тоня, и Вова, мой отец. Сидят сейчас себе, наверное, пьют вкусный чай с пирогом и выпечкой, разговаривают...



А я, нахохлившись, сижу на заборе, кидаю старой собаке конфеты, прямо с фантиками. Но только если фантики бумажные, а если из фольги, то нельзя, они в собаке не переварятся. Недалеко, посреди двора, в траве, валяется мой старший брат, уже промокший до нитки, и ржет.

Том, знаете ли, не очень часто ржет. Только когда ему ну очень хорошо.

- Ты! – кричит он в мою сторону, приподнимаясь на локте. Теперь его голова виднеется над высокой травой. – Эй, ты-ы-ы!

- Привет, Томми! – отвечаю я, и энергично машу ему рукой. Мои майка, штаны и даже ботинки уже как следует промокли. Том радостно скалится, хохочет в голос:

- Эй, ты! Я говорил тебе когда-нибудь, что ты моя любимая сестра?

- Я твоя единственная сестра, - принимаю я пас.



Нет на свете никого.

Есть шершни на чердаке в старом чемодане, есть старый дедов дом. Есть паркетный пол в залах, высокие травы, летние грозы. Есть тайга вокруг, есть Японское море, в которое солнце не садится. Здесь солнце не садится в море. И на свете никого нет. Есть только темный, дремучий, страшный лес, который называется тайгой, который подступает прямо к окошку нашего старенького чердака и говорит: что это у нас тут?

Это – Приморский край, это – сопки, тайга, промысел. Браконьерство и вполне законная добыча дикого женьшеня. Домашний тоже можно выращивать и продавать, но он отличается от дикого, это заметно даже на глаз, и за него меньше дают. Это – тайга. И здесь чего только нет – и того нет, и сего нет... В долинах между сопками люди выстроили поселки, рыбацкие деревушки. Хотя рыбаков здесь куда как меньше, чем охотников... Это больше для удовольствия или для того, чтобы изредка разнообразить рацион свежей, не покупной рыбой. Позапускать сети на перекатах, или просто удочкой в более глубоких местах... Острога – это для ключей, ночью, с фонариком. Колоть рыбу острогой запрещено. Жить на рыбалку в тайге как-то не принято, что ли? А может, я просто дитя не той части тайги, где этим промышляют.



Старший Николай притащил домой выдубленную шкуру на днях убитого тигра, и его сын, Колька младший, сладко уснул на ней вечером, зажав маленькой ручкой клок рыжей шерсти. Его сфотографировали, посмеялись, поумилялись, подняли на руки, отнесли спать.

У Витька в прихожей уже года два, как лежит огромная медвежья шкура вместо коврика.

А вот Гарик Белоусов застрелил на охоте из ружья собственного отца – на того вышел медведь, и Гарик выстрелил в медведя, но пуля прошла навылет и задела Михаила Сергеевича. Медведь издал протяжный, почти человеческий стон, и издох, отец же умер сразу. Как чувствовал себя в тот момент бедный Гарик?



В один из самых маленьких заливов по берегу Находки, Зарубино, вливаются родники. Сама вода в Японском море в это время года уже довольно теплая, но родники, как им и положено природой, ледяные, поэтому когда заходишь в воду, тебя будто ножом режет: сверху кромка почти ледяного течения, холодно жутко, а внизу, в глубине, тепло. Можно нырнуть, и тогда тебе всему будет тепло.

Есть у Находских портов и такие части, где не искупаешься. Конечно, таких частей куда как больше. Порты. Грузчие, торговые, все на Японском море. А где же нам ещё? Нам больше негде, извините...



Соленый, серый туман. Холодные брызги холодных волн, разбивающихся о холодные скалы. Каюта на торговом судне. Или нет, лучше не каюта, а крыльцо. Ветер и вечер. И молодой человек, сидящий на перилах крыльца.

- Что ты видишь, открывая утром глаза?

- Ммм... Шумящий телевизор и кусок одеяла.

- А о чем ты думаешь, перед тем, как уснуть?

- О том, как прошел день, или о каком-нибудь хорошем фильме, который я недавно видел. Иногда я думаю о людях, которых я люблю.

- Тебе нравится такое море, или ты больше любишь глазурь, как на рекламных буклетах, рекламирующих путевки на отдых в жарких странах?

- Конечно, такое. Серое небо, туманы, это же наш дом родной.

- Слушай, я тут подумал... А обо мне ты перед сном иногда тоже думаешь?

Недолгое уютное молчание, дождь барабанит по крыше. Серая кошка Муська намывает гостей. Кто-то выплескивает воду на грядку с укропом.

- Конечно, думаю.



Вот там-то, где намывает гостей Муська, где на полках в деревянной комнате стоят сотни книг, и среди них - история про котенка геологов, Тишку, где есть каменное крыльцо с перилами, на которых сидят и курят - вот там-то солнце и садится куда угодно, но только не в море.

---

Счастье мое... почему ты не спишь?

Ну, и говорили мы с Ротэмом.

Задала вопрос в лоб: Ротэм, ты хочешь, чтобы мы продолжали встречаться?

Ротэм спрятал личико, помолчал, потом говорит: дай мне время, я подумаю.

Ну, я что, я говорю: окей, как надумаешь, поделишься со мной.

Кивнул головой. Посидели ещё немного, потом я пошла к одной девочке, обсуждать с ней свои и ее дела сердечные, ибо женская консультация мне давно нужна. Лэйбель остался сидеть.



С девочкой поговорили, очень продуктивно. Сказала мне она, что всегда лучше что-то, чем ничего. Я решила взять это за принцип в отношениях с Гаем. Ещё она сказала, что меня сильно заносит. Это она о Лэйбеле: говорит, мы торопимся, а куда – не понятно. Интересный взгляд со стороны...



Потом я неторопливо шла домой, пиная носком ботинка камешек, и думала, а чего же я хочу сейчас больше всего на свете. И таки додумалась. Я хочу спеть Гаю колыбельную. Чтобы он был усталым, вымотавшимся, сонным, сидел бы, прислонившись к стене, или, того круче, ко мне, а я бы пела ему колыбельную. Ту, что мне мама и Томми пели в раннем детстве. Томми, правда, не только в раннем инее только в детстве. Гай бы хотел уснуть, но не засыпал бы, потому-что хотел бы дослушать песню. Эта песня – единственное, что у меня получается петь красиво.



Под небом голубым

есть остров золотой,

с прозрачными воротами

и яркою звездой.



А в городе том сад.

Все травы да цветы...

Гуляют там животные

невиданной красы...

Одно, как желтый огнегривый лев,

другое вол, исполненный очей,

с ними золотой орел небесный

чей так светел взор незабываемый.



А в небе голубом

горит одна звезда.

Она твоя, о ангел мой,

она твоя всегда.

Кто любит, тот любим.

Кто светел, тот и свят.

Ведет тебя, о ангел мой,

дорога в дивный сад...

Там ждут тебя и огнегривый лев,

и синий вол, исполненный очей,

с ними золотой орел небесный

чей так светел взор незабываемый.

---

Макси.

Вместе были и будем, вместе были и будем, вместе были и есть!

Это про нас с Макси.



Макси - мой лучший друг, это точно. Как хорошо просто посидеть напротив него, смотреть, как он уплетает мороженое, самой потягивать какую-нибудь диетическую гадость из стаканчика... Какой он хороший! С ним часто бывает трудно, мы нередко ругаемся и сравыем друг на друге нервы, но это неизменно проходит. Макси и я давно уже понимаем друг друга с полуслова и полунамека. Макс - мой лучший друг.



Сидели в Макдональдсе, угощались мороженым по 1.90, и как было хорошо-то! Как чертовски прекрасно, что Макси всегда, всегда рядом, и ему можно, ни в чем не сомневаясь и ничего не утаивая, выложить все свои сомнения, и попросить совета.

- Сладкий - сволочь! - уверено заявил он сегодня, вытерев губы и выбросив салфетку за плечо. - Так себя не ведут. Я с ним поговорю, хочешь? Я ему такую головомойку устрою!..

- Чтобы он подумал, что я тебя подослала? Не нужно, Макс.

- Нет, он ничего не подумает, обещаю. Я тебе точно говорю, я его прибью. Все уже заметили, как он к тебе относится. Все-таки он немножко сукин сын, и он за это поплатится: мою лучшую подругу и названную сестренку никто не смеет обижать!

- Ооо...

- Да. Кстати, на твоем месте я бы его бросил, и пошел бы подыгрывать Гаю.

- Но с Гаем наверняка ничего не выйдет, как всегда.

- Тогда я бы все равно его бросил. Нет, Алиска, даже мне кажется, что в этот раз он загнул.

- Пф-ф-ф... Как это все сложно! Стой, где ещё полшекеля?

- Вот, держи. И скажи, чтобы кола была без льда и воды! Конечно, сложно, душа моя... Вот представь, каково тебе будет, когда я перейду в интернат. С кем ты будешь сплетничать? Будешь звонить мне каждый день?

- Конечно! И у тебя будет моя цепочка.

Я подарила Максу цепочку, вернее, нитку с деревянным клыком, которую сама раньше носила. Это - на память, чтобы он помнил обо мне всегда.

- Ой, давай не будем об этом сейчас, а то мне станет грустно... Давай лучше говорить про Гая! Я люблю говорить про тебя и Гая.

- Не поверишь, но я тоже, ххх.



Максим - солнце с жутким израильским акцентом.

---

На вас без попкорна смотреть нельзя (с) Алон Ахи

Открытие дня: Гай умеет читать мысли, мои и Максима.

Сейчас я буду говорить всякое. Странное. Дети, выйдете вон.

Бред всякий

Шли сегодня домой после школы, молча, по давней традиции. Он шел впереди, и явно преднамеренно развлекал меня мини-стриптизом в своем исполнении. Наверное, запомнил мои вчерашнии слова насчет того, что без футболки ему гораздо лучше. Я, конечно, млела, любовалась, и вообще была крайне довольна.

Потом, когда мы уже подходили к его дому, он, немного помявшись, сказал:

- Пока, Лиса.

Я ухмыльнулась в ответ:

- Пока, Гай.

- Хотя подожди, ещё не пока! – спохватился он. - Куда пошла, стоять, я с тобой разговариваю.

Я послушно подошла к нему на безопасное расстояние, стою себе, никого не трогаю. Гай говорит:

- Мня чертовски интересует один вопрос. Ты девственница, Лиса?

О, все ясно! Ха, можешь даже больше ничего не говорить, я уже поняла, что ты читаешь мысли и подслушиваешь разговоры! Все сразу стало ясно, как божий день – и пристальное ко мне внимание в последние дни, и разговоры, почти лишенные смысла, но такие нужные. Ясно, солнышко...

- Зачем тебе такая личная информация? – делано удивилась я. Делано, потому-что прекрасно знала, зачем.

Гай заупрямился:

- Ну интересно мне!

Я засмеялась:

- Не скажу. А вот про тебя я и так знаю.

- Уфф, как с тобой сложно! Тебе что, трудно ответить?

- Вовсе нет, просто такие вопросы из праздного любопытства не задают, тем более ты мне: знаю я тебя, наверняка имеешь свой скрытый интерес. Не скажу.

- Ладно, черт с тобой... Тогда до встречи.

- Пока... Хотя подожди, ещё не пока!

- Ммм?

- Ты уходишь в следующем году?

- Ага. Будешь скучать?

- Да.

Смеется:

- Ну и глупая ты, Грейхаунд, ну и глупая...



Как будто я не знаю, зачем он спрашивал. Знаю отлично, только вчера разговаривала на эту тему с Максом. Гай – девственник, и это ему явно мешает жить. Пора бы от этого дела избавиться, думает Гай. Ну а кто, как не по уши влюбленная и наверняка на все готовая Грейхаунд больше всего подходит для этого дела? А если Грейхаунд ещё и имеет какой-нибудь опыт по этой части, то ее вообще просто необходимо затащить в постель, а потом забыть о ней на всю оставшуюся жизнь. Круто!

Покрайней мере, к таким выводам пришли мы с Максом, и они кажутся мне вполне правдоподобными. За ночь с Гаем я готова душу продать, это да... Но что бы я сделала, предложи он мне и вправду такую «сделку», я не знаю.



Не знаю, аллек... Алиса, хоть в дневнике своем себе-то не лукавь. Прекрасно ты знаешь, что бы ты сделала. Согласилась бы, как миленькая.

---

Хагрид с невозмутимым видом вернулся к своему ведерку с чаем.

Ой, лень мне писать длинную запись про то, как мы ездили в бассейн, просто лень.

Ничего особенного-то и небыло, кроме обнаженного (к сожалению, не полностью) Гая.

Когда в шесть вечера мы вышли из автобуса, я сказала ему:

- Ты отлично выглядишь без футболки.

- Даже не стану с тобой спорить! – довольно улыбнулся он. – И вообще, ты осторожнее, я сегодня легко завожусь.

- Ххх...

Что-то я хотела сказать, это факт, но тут из автобуса выпрыгнул ещё и Эдо:

- Ну, что встали? Гай, пошли, пошли, пошли! Алиса, пока, всего хорошего.

- Всего хорошего, Эдэн.

- Хотя нет, подожди! Смотри – Гай без футболки!

Гай:

- Ххх...

- Да я уже оценила. Видишь, стою, любуюсь.

Гай шутливо рванул на себе несуществующую рубашку:

- Эдо, привяжи-ка ее к столбу, чтоб не убежала!

Я хохочу, Эдо хохочет. Потом они пошли играть в футбол, а я – домой.

Дома меня поджидал откровенный разговор с Ротэмом. «Горький», так зовет его наш Антон.

Ротэм позвонил извиниться. Да, действительно, было за что. За весь сегодняшний день он уделил мне столько же внимания, сколько я – итальянскому политическому вопросу. Нисколько, короче. Я, просто из любопытства, не стала подходить к нему, чтобы попрощаться, когда он выходил из автобуса. Думаю – вспомнит вообще, нет? Подойдет сказать «пока»? Не подошел. Я в культурном шоке. Макс, в принципе, тоже.

- Хочешь, я с ним поговорю? – спросил он меня по дороге домой. Мы сидели вместе, Ротэм веселился где-то в задней части автобуса с Мэиром, Сарочкой и т.п. – Что-то он оборзел немножко.

- Да, есть слегка... Но, наверное, не нужно ему ничего говорить. Пусть его веселится...

- Ой, сейчас ты начнешь строить из себя скромную жертвочку... – улыбнулся Макс. – Поплачь, Алиса, поплачь...

Я тоже заулыбалась, и всю оставшуюся дорогу я, Макс и Антон сидели вместе, травили шутки и анекдоты, и ели чипсы. С Максом так хорошо, уютно. Почти так же, как с Томом – привычно, и заговорить с ним можно обо всем, о чем угодно, и вообще он солнце. Да, Ротэм ведет себя в последние дни со мной так, как будто я вещь, которой можно попользоваться и оставить до следующего раза (извините за несколько грубый оборот, но это так). Вещи не надо уделять внимания, про вещь вообще можно забыть на весь день.

Правда, он все же позвонил, и извинился: мол, прости, я сукин сын. Я вспомнила Гая, и ответила:

- Даже не стану с тобой спорить.

Он сказал, что виноват, все такое. Неделя с тех пор, как мы снова вместе, а мы уже поссорились, причем даже он признал, что у меня есть вполне весомая причина на него обидеться. Оч оч оч подозрительно.



Кстати, дети, кого смущают закрытые записи – пусть не смущают, там одно NC-17, ххх.

@настроение: отличное!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра