События последних дней.

- Ему надо было наступить на кого-то, чтобы вскарабкаться на свой пьедестал Великого Подонка. Ты – внушительная фигура, и наступив на тебя, он поднялся значительно. Но пьедестал его сейчас настолько высок, что чтобы добраться до него, ему даже не было достаточно одной тебя. Ему понадобился ещё и я, и Мали, и Паэр, и Кофе, и даже та симпатия, которую к нему испытывал Макс. Что ж, тем больнее будет падать, нэ? И тем меньше человек станут ловить его, если он все таки упадет...

© Таль Он о Ротэме.

Мерзкий, противный пост. Если кто не хочет окончательно разочаровываться в Ротэме, не читайте. И если ненавидите копаться в сплетнях, тоже не читайте.

По нашей славной параллели примерно неделю назад поползли тухлые слухи. Мол, а вот вы знаете, а Мали с Максом встречались, и даже, представьте себе, переспали, вот такие дела. А Алиса с Ротэмом не разговаривают, потому-то Ротэм ее кинул! А кинул он ее – не поверите – потому-что она ему надоела! И вообще он ей чуть ребенка не сделал, муа-ха-ха-ха!

Вот такие слухи стали ходить по нашей параллели. Орал сплетни на каждом углу, конечно, Алон Ахи: он большой любитель поржать на злобу дня, все об этом знают, никто на него за это не обижается, мы уже давно научились принимать Алона как должное. Но вот кто высыпал перед ним всю эту кучу грязного белья? Кто ему рассказал про МалиМакса и АлисуРотэма, да ещё в такой извращенной форме?!

Сначала мы с Мали грешили на Таля Она. Потому-что он был одним из немногих людей, посвященных в обе эти истории, и Мали утверждала, что это именно он, больше некому...

А вот зря вот очернили человека. Выяснилось, что вовсе это даже не Таль, а...

Ротэм Лэйбель.



Про МаксаМали ему сам Макс, по-пьяни, и сболтнул. Вчера я прицепилась к Максу:

- Вспоминай, ты говорил что-нибудь Ротэму на тему Мали? Говорил?

- Эээ... Может быть... Я плохо помню. Может, и говорил, но я не думал, что...

- Ага, блин, - фыркнула я, - а когда ты вообще в последний раз думал?!

- Ну, Алис...

В общем, Ротэм вполне себе мог трепануться про это дело.

А про АлисуРотэма и подавно: Макс и Таль говорят, что он наверняка разнес вот эту вот свою интерпретацию наших отношений по знакомым, чтобы выйти победителем. Мол, вот я какой крутой парень, Ротэм Лэйбель. Вы все носитесь с этой Алисой Грейхаунд, а я вон ее использовал и бросил. Все, теперь я крут, срочно вознесите меня на пьедестал и марш лизать мои подошвы!

(Кстати сказать, многие так и поступили... А я все не понимала, чего это им стали так восхищаться... Надоело быть во вторых рядах, ну, конечно же!)

Вот такой вот мальчик.

Иногда мы теряем друзей, господа.



Я думаю, что:

1) Ротэм сцука, конечно, но с ним ничего не поделаешь. Не морду же ему бить, в самом деле (хотя это тоже вариант...).

2) Единственное, что в этой ситуации могу сделать я, дабы поддержать репутацию (ахахахаха) и собственное достоинство, и показать, кто на самом деле правит бал: рассказать тому же Алону ПРАВДУ. Про то, что между нами на самом деле произошло. Про то, как я оставила его из-за того, что он оказался предательским, подлым, и, к тому же, трусливым слизняком.

3) Насчет МалиМакса я не знаю. Макс-то из школы ушел, ему не важно... А Мали, впрочем, все любят, и гадостей говорить не будут. Даже наоборот.

4) Душить таких в младенчестве... Пригрели на груди змею. А ещё в Гриффиндорском галстуке ходил, скотина.

---

Пятница, 14-ое. Мали, Макс, и клубок

Весь день в школе я провела с Мали. Игнорируя неодобрительные взгляды Кофе и прочих, уединялась с ней в укромных уголках, и мы разговаривали, пытаясь говорить как можно быстрее, потому-что времени перемен катастрофически не хватало.

На перемене после второго урока пришел Макс. Я и Мали сидели во дворе, на скамейке, а он вошел в ворота вместе с Ротэмом: скользнул по мне безразличным взглядом... И пошел дальше. У меня чуть сердце не остановилось.

- Макс... – почти прошептала я.

Он как-то странно дернулся и тут же обернулся.

- Алиска! Вот ты где! Привет!

Он подошел к нам.

- Почему ты... – сердце колотилось как бешенное, у меня чуть не слезы в глазах стояли. – Поче...

- Почему я что?

Ой, Грейхаунд, сейчас не время.

- Да так, ничего. Сейчас будет звонок, встретимся в зале, окей?

- Хорошо, давай, я пошел.

И он пошел с Лэйбелем. Мали он просто кивнул, мол, привет, я заметил, что ты здесь. Она сразу опустила очи долу и явно была задета, но об этом позже...

Обо всем позже...



Сидели в таком порядке: Ротэм, Мэир, Макс, я. Ой, как в старые добрые. Мы с Максом болтали о всяких глупостях типа того, кого же Томер выберет своей следующей жертвой, Мэир слушал, Ротэм повернулся к нам спиной и болтал с Цахи. Должен был быть последний урок, спорт. Пришли учителя и стали разгонять свои группы по спортзалам. Мы встали, похватали сумки, собирались было расходиться... Вдруг, откуда не возьмись, вынырнул Алон:

- Э-хэ, Макс пришел! А где твоя подружка Мали? Говорят, вы спали!

Макс разинул рот.

- О, Алиса, и ты тут! Знаешь, говорят, ты чуть не залетела от Ротэма. Правда?

Я разинула рот.

Алон заржал и ушел.

А мы так и стояли с открытыми ртами...



На следующей перемене, на экстренном совете с Мали, выяснилось следующее: Таль Он, эта сво-олочь безмозглая, растрепал Алону (читай – всей параллели) про то, что случилось между мной и Ротэмом, и про то, что случилось между Мали и Максом. Ибо Таль Он действительно близкий друг, мы все многое ему доверяли.

А эта сука разболтала Алону.



Не то, чтобы это меня вообще волновало: пожалуйста, пусть сплетничают, на здоровье: но вся эта история стала слишком запутанной.

Не разговаривающие друг с другом Мали и Макс. А все потому, что он действительно в какой-то мере ее использовал.

Тот факт, что в курсе всего этого балагана теперь вся параллель.

Том-12, которого до смерти хочет Мали, и который в упор отказывается видеть в ней больше, чем хорошую знакомую.

Гай, который, блин, везде пролезет.

Мири, Томер, и знакомый Мири – Авив, который по совместительству сосед Гая по комнате.

Мерлин Монро, когда все эти, казалось бы, отдельные истории успели связаться в такой плотный клубок взаимосвязанных событий?!

Притом такой сложный.



Вечером, часов в семь, мне позвонила Мали.

- Выходи, я в парке рядом с твоим домом, гуляю с младшенькими. Поговорим.

Я распихала по карманам несколько пригоршней семечек, надела куртку, сунула руки в карманы, и отправилась в чертов парк. Все важные разговоры всегда происходят там. Хх, интересно.

В общем, мы ломали головы, как разрулить ситуацию. Хотя, впрочем, разруливать-то было как раз и нечего. Просто сделать выводы. И закрыть пару тем, аха-ха.

Сидели на скамеечке, трепались долго. Желтый фонарь вдалеке, яркая луна над головами, темнота вокруг. Это было круто.

- Послушай, с Максом тебе просто нужно помириться, ты понимаешь? Лучше худой мир, чем добрая ссора. Ну вас обоих. Не берите плохого примера с нас с Лэйбелем!

- Ох, Алис... Я бы не против, но ты же видела, как он на меня смотрит. С какой-то патологической ненавистью, что-ли...

- Мали, ради бога! Ты же знаешь Максима, он отличный мальчик. Просто надо разговориться, и он, он поймет! Ведь вы оба не против помириться и закончить с этим...

- Да, ты права.

- Позвонить ему, позвать сюда?

- Валяй...

Макс поднял трубку примерно на десятый звонок, и был крайне заспанным. Гляди-ка ты! Пятница, а он не гуляет с Томером и Лэйбелем? Прогресс...

- Приходи в Маленький Сад, - сказала я ему. - Посидим, поболтаем... Тут Мали.

- Уфф...

- Макс!

- Окей. Ладно. Я приду.

И он пришел.

Плюхнулся рядом на скамейку, потер глаза.



Опять пошло выяснение всей этой хрени. Главным объектом обсуждения был Таль, конечно. Потом ещё говорили о Мири с Томером. И о Авиве. Чуть не свихнулись. Но, впрочем, ничего сложного не осталось... Просто смириться и успокоиться.

А рассказывать в дневник – долго.



Когда Мали отошла на пять минут, передать маленьких отцу, Макс спросил:

- Чего это тебя утром сегодня переглючило, когда я в ворота входил?

Я снова вздрогнула, от одного только воспоминания... но рассказала:

- Понимаешь, ты зашел, и так скользнул по мне взглядом... Ты заметил меня, но вовсе не подал виду. Я понимала, что тебе не хотелось подходить, потому-что рядом была Мали, но знаешь, как стало страшно? Я аж похолодела. Вдруг показалось, что ты тоже куда-нибудь исчезнешь, как исчез и не вернулся Сладкий Мальчик. Как я испугалась, Макс. Че-ерт... Ты ведь никогда меня не оставишь?

Последнее предложение, наверное, стало если не гвоздем, то проволокой вечера.

Макс моргнул, встал с качелей, сел рядом, обхватил за плечи.

- Ду-ура. Ты чего гонишь? Никогда. Ни-ког-да.

Мали, краем глаза наблюдавшая сцену со стороны, улыбнулась, и мы улыбнулись тоже. Я пожала плечами, кивком указывая на обнимающего меня Макси:

- Ничего такого. Просто семейные сцены.



И этот мой вопрос, который вертелся на языке уже несколько недель, и этот элементарный, элементарный, черт, ответ – это сбросило все напряжение. Остаток вечера, часов до одиннадцати, мы сидели там и веселились, все вдруг представилось в самом позитивном свете. Макс, как в старые и добрые, сидел позади меня, обнимая за талию и положив подбородок мне на плечо. Мали взахлеб рассказывала о Томе-12, о предстоящем концерте, о том, как мы с ней поедем после праздников в интернат Авива (а значит, и Гая, но это не в тему)...

Господи, как я Макса-то люблю, а.

Потом у него зазвонил телефон. Ротэм. Звал на вечеринку, которую устраивает Рэви.

- Идешь со мной? – спросил Макс.

Я бы пошла, но Мали сказала:

- Алиса, пожалуйста, останься.

И я осталась.



Как только Макс, поцеловав нас обеих на прощанье, ушел, она сочла нужным заявить:

- Да он же все ещё сохнет по тебе.

Тогда я поняла, что иногда лучше жевать, чем говорить.

- Мали... Мы трое об этом прекрасно знаем. И знаем, что это его нормальное состояние.

- Ты ему подыгрываешь.

- Ни капли.

- Ты принимаешь как должное то, что иногда он обращается с тобой как с кем-то большим, нежели просто подруга.

- Мали, прекрати.

- Окей. Окей.



- Ладно, давай, пока!

- До встречи... И, Алиса...

- Что?

- Спасибо.

- Ч...

- Ты хорошая. Спасибо, что выслушала, и что ты как проклятая помогаешь мне копаться во всем этом.

- Ахаха. Тебе спасибо. Ты же знаешь, я тебя люблю.

- Я тебя тоже. Пока!

- Удачи...

- Она нам всем понадобится.



Она отличная девчонка.

---

Женщина не должна быть главой семьи.

Это неправильно.

---

Я предложил совершить массовое самоубийство. Снейп предложил мне совершить его одному

Мерлин Монро и святые угодники, застрелите меня, кто-нибудь!!!



Часов в восемь вечера мне все же позвонила Кофе, и сказала, кто они все из себя такие на Хорэве и что им чего-то не хватает, а точнее не хватает меня. Я распустила сопли:

- Конечно-конечно, я иду, я только оденусь и сразу иду!

Оделась я, кстати, что надо. Накануне купленная черная юбочка, гольфы, ботинки (традиции. Традиции - чтим), белая кофта с невероятным вырезом. Нет, я все равно была неотразима.

Нет, ну вот хрена вот мне дома не сиделось, а?

В общем, часам к девяти я была со своими девчонками, Настасьей и Кофе, кофиным Дани и каким-то приблудным Артемом, который вообще неизвестно, кто такой, но мне и не интересно.

Так вот. На улицах было просто море народу – особенно на Хорэве, эдакая разноцветная и разномастная толпа. Все визжат, галдят и смеются. Мы, как белые люди, посидели себе на лавочке, поболтали, потом повстречали немного знакомых лиц (как-то: Нэнэ, Сарочка, Рэви с Шахаром, Алон)... Мне почему-то непременно захотелось потолкаться в толпе, и я на некоторое время отлипла от своих приятелей. И тут же наткнулась на Матана.

Просто мне показалось, что я увидела в толпе Томера, и я пошла по направлению к нему, не глядя по сторонам. И в упор не заметила стайку арсов, среди которых была пара моих одноклассников. Обратила внимание, только когда расслышала шепот:

- Это кто такая?..

- Ой, это не Грейхаунд?

И громкий голос Матана:

- Алиса!

Обернулась. Стоит это чудо, одной рукой ерошит волосы, другой стряхивает с себя девчонок. Сверкает глазами, улыбается и говорит:

- Как дела?

(Я сразу вспомнила Светкиного МЛа, честное слово.)

- Отлично, как у тебя? – я тоже улыбнулась, но поспешила побыстрее оттуда смотаться.

- Эй, ты куда собралась? – возмутился Матан, вконец стряхнет с себя девок, и попытался было схватить меня за руку.

Я кинула ему ещё одну улыбочку, и растворилась (по крайней мере, мне хочется так думать) в людском море.



А теперь о том, почему я хочу застрелиться.

Погуляв часа два или три, я захотела вернуться домой: какое-то невеселое было настроение, несмотря на подпрыгивающую от перевозбуждения Кузнецов и улыбчивого Алона, который ошивался поблизости. Я вообще люблю Алона. Но в любом случае, уже часов в одиннадцать или двенадцать мне захотелось домой.

Понятно, одной через Зив мне идти не очень хотелось. Там Матан, там много страшных незнакомых людей, я вообще боюсь ночью одна ходить по улицам. Артем сказал, что ему со мной по дороге, и вызвался прогуляться со мной до моего дома. Я была не против.

В общим, идем мы по пустой улице Маймон, изредка встречая на своем пути старичков, выгуливающих собак, или детишек на велосипедах... Идем, никого не трогаем, что-то обсуждаем, смеемся...

И тут, блин, как в самом дешевом романе...

Навстречу Гай.



Мысленно я три раза умерла и возродилась, завизжала и повисла у него на шее, зацеловала до потери пульса, заобнимала до обморока и сошла с ума от радости, от счастья просто видеть его, видеть, как он идет, такой угрюмый, накой привычный, такой самый дорогой на свете... В потертых джинсах и белой куртке, потому-что было прохладно, и БЕЛЫХ, мать его, КРОССОВКАХ. Мысленно я была самым счастливым человеком на планете только потому, что я его вижу, и вижу, что с ним все в порядке, что он так же, как всегда, выходит из дому вечером тогда, когда я домой возвращаюсь... Это был такой взрыв эмоций. Но все это было мысленно.

В действительности же я только скользнула по нему безразличным взглядом, и продолжала веселый разговор с Артемом (кажется, мы говорили о автоматах). Как будто он незнакомый мальчик, или просто фонарный столб. Он ответил мне примерно таким же безразличием, с той лишь разницей, что пошел еще дальше и вообще сделал вид, что в упор меня не видит. Алиса Прозрачная. Сунул руки в карманы и прошел, ага.



Нет, честно, меня надо убить, пока я сама не повесилась.



Он мне, конечно, вообще нафиг не нужен (правильно! Кому он вообще нужен?!), но, блин, а что бы было, если бы не было Артема?.. То же самое, да?..

А пофиг, что бы было! Что было бы, то было бы! И вообще, кто это такой, этот Гай? Кто его знает и кому он нужен?! Алиса, ты опять распускаешь сопли по фонарному столбу?..



И куда это он шел? И к кому это, интересно знать? И почему так поздно? Слишком поздно! Он вообще домой собирается возвращаться? Или заночует у какой-нибудь... И почему он хотя бы не дал понять, что принял во внимание мое сущестование? Я, конечно, тоже сделала ему морду кирпичом, но...

Но...



Эх, лучше б я и вправду дома сидела.

---

Нашлись добрые люди: обобрали, подогрели... То есть - подобрали, обогрели...

Мали таки да со своей Мири. Ужас, променять меня на какую-то Мири.

Ронэн по-умному смотался из Хайфы к черту на кулички - а то! Парень прекрасно осведомлен, что творится в нашем районе в вечер судного дня.

К Максу и Томеру обязательно прилагается Ротэм, который из статуса Настоящего Друга перешел в разряд приятелей, с которыми скидываются на выпивку, но ничего все равно не изменилось: он так же продолжает шататься с ними по вечерам, а значит, для меня там места нет.

Кофе на отрез отказывается выходить из дома, "потому-что гладиолус, Элис!", Настасья, наверное, всю ночь проведет на коврике под дверью Алекса, а Кенди - хрен ее знает, ей я ещё не звонила. Равно, как и Наташе. Но до Наташи в любом случае ужасно долго тащиться...

Звала меня пойти с ней гулять Кузнецова, но я отказалась: это ниже моего достоинства! Не гулять с Кузнецовой, в смысле, а с ее подружками. Я с ними и пяти минут не выдержу. Такая концентрация приторного парфюма в воздухе.



Нет, господа, я явно проведу этот вечер дома, а завтра казню себя за это. Но что я могу поделать?!



Объяснение: сегодня судный день.

объяснение номер два: сегодня реально судный день, без всяких там метафор. Согласно иудаизму, вот с сегодняшнего вечера по завтрашний господь боженька будет взвешивать у себя на небесах наши деяния: кто чего успел за год сделать хорошего, и чего плохого. В соответствии с результатами будет делать выводы: хороший год отпустит человеку, или плохой...



В преддверии этого дела все благочестивые (и не очень) израильтяне усиленно просят друг у друга прощения, постятся, и вообще заискивают перед всевышним, чтобы он им, значит, подфортил. К тому же, в честь этого дела по всему Израилю почти начисто прекращается движение. Ни автобусов, ни машин - только милиция и скорая могут ездить, да и то их почти не видно...

А молодежь этим делом (остановкой движения, в смысле) пользуется во всю. Помню, в прошлом году мы с Кофе, Максом и ещё несколькими персонами разных полов до поздней ночи шатались по улицам и орали песни. Кофе ездила на велосипеде, периодически с него падая, а Макс ржал, как дурак, когда я останавливалась перед красным светофором и предлагала подождать зеленого.

- Движения нет, умная, - говорил он, и пихал меня на проезжую полосу. Я притворялась, как будто меня только что переехал пикап, и в предсмертных судорогах валилась на асфальт.



В общем, сегодняшний праздник я явно проведу в кругу семьи, за партиями в шахматы с Лизкой. Все наши обожаемые арсы, как всегда, оккупируют Хорэв, и устроят там Элитный-Ночной-Клуб. Нормальные люди будут разъезжать по улицами на скейтах, роликах и велосипедах, и вообще сходить с ума.

А Алисанька Грейхаунд ляжет спать!!! Из принципа! Ха, могла бы я взять какую-нибудь Кузнецову, и пойти на Хорэв или Зив. Могу себе представить, что бы было. Подхожу, скажем, к Рэви с Шахаром и остальной их компашке, или к Максу, или к Талю Ону, или к Орону с Цахи и прочими: Ой, Алиса! Грейхаунд! Ой, привет, как дела, как жизнь молодая?.. Садись, посиди с нами!

А я не хочу садиться и посидеть с ними – я бы хотела, чтобы они вспомнили обо мне раньше, сцуки! Ы-ых, никому я не нужна.



Ну и пожалуйста.

Зато меня Таль Прудников любит.

---

С самого утра снизошла на меня божья благодать: в девять утра около входа в школу стоял Натаниэл Эльнаси собственной персоной. Я от радости чуть язык не проглотила:

- НЭНЭ!!!

Нэнэ обернулся, заулыбался. Стоящий рядом с ним Щэрэц не преминул наябедничать:

- Алиса по тебе скучает!

Нэнэ проникся.



От Нэнэ (который совершенно не изменился, разве только стал ещё симпатичнее улыбаться и милее краснеть) меня отлепила Кузнецова: выскочила из-за угла с крайне озабоченным видом и квадратными глазами.

- Мне надо с тобой поговорить, - заявила, и потащила в сторону.

- Что стряслось? – заинтересовалась я.

- Алиса, никогда не встречайся с Матаном, окей?

- Ленка, ты с дуба упала? Мне что, делать нечего? За кого ты меня принимаешь?!

- Уфф... Тогда хорошо... Просто вчера на школьном форуме завели темку про него. Ну, что-то вроде «что вы думаете о Матане Бузагло»? Все, конечно, сразу стали визжать, какой он крутой и замечательный, а потом один человек – парень из вашего класса, это точно, но кто – неизвестно – заявил, что Матан – сволочь, просто все бояться сказать это вслух. Что он только и думает, как бы уложить в постель либо тебя, либо Сарочку...

- Америку открыла...

- Но сейчас у тебя есть подтверждение! Алиса, не приближайся в Матану, он больной.

- Не буду, Кузнечик...



Была я потом на этом школьном форуме, была... Прочитала темку о Матане и себе, любимой. А все таки мне жутко интересно, что это за Аноним, что не побоялся высказаться да ещё и признать, что из нашего класса, и что если Матан пожелает, то же самое повторит ему в лицо? Я хочу обнять этого человека, хх.



Тал Он, идиот, разболтал своим друзьям про Мали и Макса.

Черт, я его удавлю, этого гомика.

Он, конечно, супер-мальчик и все такое, но какое право он имел?! Мали была зла и у нее дрожали руки. Говорит, нужно поговорить с Максом, когда он придет в школу в пятницу. О, йе.



Завтра и послезавтра – выходные, и я ни на шаг не выйду из дома, даже если приключится землетрясение. К чертям. Все слишком сложно.



Пятница, когда же ты уже будешь?..

---

Так странно...

Как только Таль заявил, что он – голубой, сразу не стало ничего необычного в том, чтобы он сказал, что, на пример, Матан симпатичный. Да любой другой мальчик скорее удавиться, чем скажет такое с вот этим вот оценивающим подтекстом. А Он – как будто так и надо. Я чертовски его зауважала за эту вновь приобретенную способность говорить то, что думаешь, не опасаясь обмороков окружающих.

Все-таки иногда так легко надломить корочку и вылупиться из скорлупы.



Хочется тоже, как он, в чем-то себе признаться. Осознать в себе что-то важное и в то же время элементарное, и чтобы это сознание взорвало мыльный пузырь, в котором я, возможно, живу, и я стала бы свободнее и независимее. Но то ли мне не в чем себе признаваться (уж на девочек меня никогда не тянуло, это точно), то ли вокруг меня нет никакого пузыря.



А-а, хрень это все.

Чем мозги промывать, пойду лучше травы покурю.

---

Оп-паньки...

Таль Он - голубой.

---

Шахар раскачивается на стуле. У меня падает ручка на пол, и закатывается как раз под ножку его стула – если опустится сейчас, раздавит наверняка...

- Шахар, не двигайся, - прошу его напряженным шепотом, и лезу под стол.

Шахар в панике:

- Что там? Паук?! УБЕЙ ЕГО!!!



Удалось рассмешить Эльада. Все-таки иногда я собой горжусь...



- Кто-то смеет спать на моем уроке? Ошри, просыпайся! Bonjour!..

- Bonjour, Madame.

- S'assoyez-vous...

Жаклин расхохоталась (с ней это на моей памяти случалось раньше раза два):

- Хорошо, Ошри, хорошо, Алиса... Пять баллов Гриффиндору...



На литературе:

- Нет, книги по-любому надо читать.

- Да, «Гарри Поттера», на пример!

- Сам читай 800 страниц!

- Ах, да, мы забыли учесть его интеллектуальный уровень...



Матан посреди урока большими глотками пьет воду из бутылки (только что вернулся с матча). Я:

- Смотри, не подавись.

Он тут же подавился и закашлялся. Класс ржет. Румын:

- Я попрошу этот случай где-нибудь увековечить. Александра, запиши в журнал.



После контрольной по физике, Шахар:

- Господи, я не чувствую своих мозгов...

Я была потрясена до глубины души:

- О, а я их вообще никогда не чувствую. Это плохо?



Румын диктует краткое содержание саги о Эдипе, все прилежно записывают. Матан, так как в развитии немного отстает, просыпается только тогда, когда Румын диктует уже второй абзац.

- Стоп! Это записывать?

Румын замолкает, смотрит на него пару секунд, мигает...

- Нет, Матан. Не записывай. Лучше нарисуй.



- Если я не ошибаюсь...

- Ты ошибаешься.



Sunshine (кличку парень заработал из-за фамилии – Солнце) за последней партой не умолкая треплется с Марией. Румын:

- Сан-шайн, честное слово! Я, конечно, понимаю, что собака, которая постоянно лает, не кусается, но ты меня настораживаешь!



* * *



В двенадцать пополудни Паэр, Восток и Алон сколотили из ошивающихся во дворе девятиклассников две футбольные команды, и устроили игру. Я и Кузнецова сидели, по обыкновению, на трибуне. Я растянулась и болтала ногами, Кузнецова трепалась про то, как ей чертовски нравится Рои, и что я просто обязана согласиться встречаться с Матаном, потому-что он Кузнецовой тоже нравится. Слушая ее в полуха, я засыпала.



Потом к игре присоединился ещё и Том с Ротэмом. И не те, о которых можно подумать, хх. Том – это некто двенадцатиклассник с фиолетовыми волосами, от которого без ума Мали. Честно, эта обычно суровая девчонка при виде него аж лужей растекается! А Ротэм, это не Ротэм Лэйбель, а некий Ротэм-одинадцатиклассник, с широкими плечами, улыбчивой и наглой мордой, черноволосый, загорелый и сла-адкий. Ххх, Мали просто с катушек слетела, когда Том, неудачно подвернув ногу, грохнулся на землю...

Он и Мали – это такая пара.

- Ты видела, как мы продули?! – восторженно орал он ей после матча, сверкая глазами, как будто это не он сейчас проиграл со счетом 6:1.

Мали восхищенно кивает головой.

Дурдом Ромашка, хы-хы-хы.



На литературе обсуждали с сидящем впереди Ороном преимущества Макаби перед Х’апоэлем. Матан, весь из себя душа нараспашку, подперев подбородок рукой, смотрел в окно, потом я поймала его взгляд, показала ему язык, и он показал тоже, и улыбнулся. Потом, когда кончился урок и мы шли смотреть игру, обнял за плечи – на секунду, потом пришел Паэр, и все опошлил. зарубить кого-нибудь тесаком, что-ли.

Для профилактики.



Когда уходила, сорвавшись внезапно с места, домой, у ворот сидела Мали и курила.

- Хэй, Мальчик! – крикнула я ей, и помахала рукой.

- До встречи, - улыбнулась она. – Я тебя люблю!

- И я тебя люблю, - расхохоталась я, и, как Цезарио из «двенадцатой ночи», широко улыбаясь, пошла по дороге.

---

Писаная красавица, высокая, стройная и ослепительная Катерина, вздернув нос к небесам, говорит что-то однокласснице с выражением невероятного зазнайства на лице. Вдруг в нее с размаху врезается радостный Восток, размахивающий фотографиями каких-то лошадей. Катерина мгновенно преображается:

- Ой, лоша-адки-и-и!

Оборачивается к девочке, которую секунду назад на дух не выносила, сует снимки ей под нос:

- Смотри, какие красавицы!..



* * *



Двое мальчишек лет четырнадцати на вид сидят на бордюре и увлеченно, взахлеб, рассказывают друг другу, кем хотят быть, когда вырастут.

- А я, я хочу быть мусорщиком!

- Ха! Мусорщиком! А я хочу быть инженером! Хорошим инженером, и много зарабатывать...

Потом тот, который хочет быть инженером, на несколько секунд замолкает, задумывается... его друг и я, затаив дыхание, ждем, чего он ещё скажет. И он выдает:

- А хотя черт с ним, с инженером. Буду космонавтом.



* * *



Парень лет семнадцати, модно и дорого одетый, ведет за ручку чумазую девочку лет восьми. Она в простом сарафанчике и разбитых сандалиях. Когда они проходят мимо меня, я слышу обрывок фразы парня:

- ...и не бойся. Никто тебя там пальцем не тронет.



А они говорят, мир безнадежен!

---

Старая игрушка

Ну, знаете, пишешь десять вещей, которые хотел сказать какому-либо человеку, но все как-то не приходилось, и выставляешь их, значит, безымянно... по крайней мере, я так это понимаю.

Обо всех пишу в мужском роде.



1) Интересно, когда ты станешь совсем взрослым, ты так и останешься вот этим вот взбалмошным и хрупким (о, то есть я хотела сказать творческим) существом? Мне кажется, тебе катастофически не хватает оптимизма. Даже когда все вокруг прекрасно, ты говоришь: что-то все слишком хорошо... Лучше бы что-нибудь случилось...

2) Ты, конечно, охренительно закрытый, и ты уже явно понял, что это про тебя. Когда я разговариваю с тобой или пишу тебе, ты постоянно представляешься мне чем-то загадочным. Иногда мне хочется быть человеком, которому ты смог бы доверить все свои тайны, а иногда – наоборот, хочется, чтобы ты всегда оставался полу-загадкой. Я знаю тебя довольно долго, и моя привязанность к тебе не ослабевает даже тогда, когда мы не общаемся довольно долгое время.

3) О, черт, как же я тебя обожаю.

4) Ты портишь себе свои самые веселые детские годы беспричинной грустью и беспричинной депрессией, с которой при желании мог бы играючи справиться. Именно этого тебе и не хватает – желания.

5) Ты уже переболел фэндомом (если узнаешь себя – поймешь, каким). А кроме фэндома нас почти ничего и не связывает. В смысле, я очень тебя люблю, но это действительно так. В последнее время это особенно заметно.

6) Ты бы знал, как я злюсь, когда ты утверждаешь, что хреново пишешь. Хочется прямо заорать: ах ты, сво-олочь!!! Я его боготворю, а он жалуется, что херово пишет?!! Ещё я бы хотела с тобой подружиться.

7) Ты иногда - жуткая язва. И я даже не понимаю, специально ли ты поддеваешь меня за самое больное, или это просто оттого, что ты не до конца понимаешь.

8) Ты избалованная и любишь внимание. Мне всегда было трудно находить общий язык с такими людьми. В нашем общении я постоянно чувствую, что ты соревнуешься со мной. К тому же, ты не умеешь спорить спором, в котором рождается истина. Каждое несогласие и спор ты превращаешь в сражение – за кем останется последнее слово...

9) Ты хороший, мыслящий и интересный человек на пороге взрослой жизни. После известных событий я уже не могу доверять тебе так, как доверяла раньше, и любить так, как любила раньше. Наверное, никогда не смогу. Наши отношения не выходят за рамки приятельских...

10) Ты иногда делаешь слишком большой упор на мелочи, имхо. В этом мы с тобой похожи – обе делаем из мухи слона и не соображаем, что уже через полгода все мхом порастет.



В списке есть: Генриэтта, Мобиус, Мастер, Ната, Март, Ми, Чарли, Склер, Гаврошка, Света.

---

Уилбург хочет покончить с собой

Перевели часы на зимнее время. Вставать теперь на час позже. Хорошо...

Подкрадывается осень. Сегодня сидела вечером во дворе, читала Джейн Эйр, и мне было холодно, а в небе над головой летели и кричали перелетные птицы. Косяком.

У меня слишком быстро отрастают волосы. Возможно, это какой-то особенный вид дальневосточной мутации.

---

Ты хочешь сказать, что хочешь сказать мне что-то?

- Ошри орет? Убить. Орон ругается? Убить. Матан не вовремя улыбается?..
- Убить три раза.

- Вот я тебя спрошу, сколько километров я должен пройти, чтобы попасть вот сюда, если учесть, что я иду со скоростью два километра в час...
- Муа-ха-ха. Я тебе не скажу.

- Ещё раз я тебя поймаю за этим делом, и у тебя не будет объяснительной записки от твоего психиатра...

- Можно войти?
- Ты уже вошел!
- Теперь нам придеться тебя убить...

- Не смей показывать мне язык!
- А что ты сделаешь?
- Ээ... Блин. Уфф. Ладно, 1:0.

- Я сегодня такой глупый!
- Ой, можешь поискать свои мозги под ковриком в вестибюле! Я видела, Ошри туда утром что-то заметал.

- Я думаю, что до того, как стать учителем, Румын был серийным убийцей.
- Да. Видишь, у него секатор в руке? Он состригает с людей волосы, и приклеивает себе на лысину.
- По-моему, пора его убить...

@темы: цитаты

---

В любом правиле есть исключения. И ты вошёл в него

Сегодня был первый урок русского.

Я впечатлена.



Некая Татьяна, филолог по образованию, вполне себе замечательная женщина средних лет, разговаривала с нами, дюжиной русскоязычных десятиклассников, о литературе. Вернее, разговаривала со мной и Яной. Большинство остальных, заслышав фамилии Пушкина, Чехова и Булгакова, поспешило заснуть летаргическим сном, и перестало подавать признаки жизни.

Многие из группы слабо читают и пишут. Такие, которые эмигрировали в Израиль в самом раннем детстве... Татьяна дает мне и Яне самостоятельную работу, а остальных просвещает насчет того, что правильно писать нужно «его», а не «иво».



Не знаю, плакать или смеяться. Но опять же – халявные баллы на экзамене, да и напрягаться особенно не нужно... Вернее, совсем не нужно.

---

Инна Кабыш, стихи.

Стихи Инны Кабыш, подборка (довольна бездарная) Алисы Грейхаунд.

Если честно, я просто собрала все ее стихи про любовь, которые мне особенно понравились, и гордо назвала все это "подборкой". В общую массу затесались ещё и несколько не по теме, но все равно отличные.
В "подборке" мои любимые произведения, большинство из них я давно выучила наизусть. В самом конце – коротенький цикл Легкая ноша, это вообще неподражаемо. Инна – она замечательная. Она – самая талантливая поэтесса из всех, что я когда-либо читала (хотя читала я немного), и я влюбилась в нее с первой строки Легкой ноши.

Читать

1.

Все рассчитано, милый, заранее:
это вот и зовется судьбой.
И мне незачем знать расписание,
чтобы встретиться снова с тобой.
...здесь старуха сидит на завалинке
днем и ночью. Особенно днем.
И пускай не подшиты здесь валенки,
мне тебя не объехать конем.

2.

До тебя три сотни верст,
до тебя три сотни звезд,
до тебя весь этот свет —
никого мне ближе нет.

Мне казалось, что я-то уж знаю,
что такое земная любовь…
Что на грядке там, с самого края?
Хорошо бы укроп.

Иль морковь.

Аллилуйя любому листочку,
что восстал из могилы на треть.
Хорошо бы сейчас умереть.
Или сына родить.

Или дочку.

3.

...а ты ни в чем не виноватый,
а просто ты такой, как есть.
И тучи грязно-серой ватой
несутся, и числа им несть.

А та, с которою не нужен
тебе весь мир и весь тот свет,
идет с другим сейчас на ужин.
И выбора другого нет.

А я люблю тебя как дура,
и снова дождь идет косой,
и лишь одна литература
сияет вечною красой.

4.

Вернешься через немножко
иль через десять лет —
буду как свет в окошке,
буду гореть, как свет.
Ты мне хорош по милу,
мне ли перегореть?
Или сойти в могилу?
Страшно лишь постареть…

5. Смуглый мальчик.

Там солнце светит, и звезда горит,
и смуглый мальчик что-то говорит,
и рыбаки вытаскивают сети,
и весело сгружают свой улов,
и так шумят, что мне не слышно слов.
Но мальчик не нуждается в ответе.

6. Вершина березы. (Одно из самых любимых.)

А звезда над вершиной березы зависнет,
чтоб успела желание я загадать.
Мое счастье теперь от тебя не зависит:
ни забрать ты не можешь, ни дать.
Ибо мир мой разрушен и дух мой разбужен,
и над бездной своей в вираже
я люблю тебя так, что и ты мне не нужен.
...Только я загадала уже.

7.

Я любила тебя как могла:
ноги мыла и воду пила, -
и в те дни, когда ты был далек,
так мне близок вдруг сделался Бог,
хоть стопы оботри волосами, -
потому что другими глазами
я смотрела, разлуку терпя,
в каждом - видя тебя.

8. Это не только о стихах – да это и о литературе в целом...

Разве я стихи пишу? -
это я тебя ищу:
не чтоб ты меня любил,
а чтоб просто снова был -
на листе хотя б
строфой
с непокрытой головой.

9. ЛЕГКАЯ НОША.

Ты стоял упрямо и упруго,
напрямую спрашивал, как дети.
Да ведь некуда нам друг без друга,
так что смысла нет в моем ответе.

...не гони, мой славный, в самом деле:
дай – себе и мне – собраться с духом:
будем мы с тобой в одной постели,
и каким она нам будет пухом!..

* * *

Если здесь нету места нам,
нету места нашей любви;
значит, есть непременно ТАМ,
как его ты ни назови:
берег дальний, тот свет ли, рай, –
ТАМ не может быть пустоты:
должен быть хоть кровати край,
где сидели бы я и ты.

10. Все ещё Легкая ноша: самое любимое.

А если б небо раскололось,
то, ни секунды не скорбя,
я б отдала назад свой голос,
который дан взамен тебя,
и начала бы все сначала,
вольна, как рыба в глубине.
…Но оттого, что все б молчала,
ты б снова не ответил мне.

11. Последняя часть Легкой ноши.

А когда ты ушел, то не то чтобы в небе тучи –
неба вовсе не стало. Зато на земле путей!
Можно в хосписе быть сиделкою. Или круче:
в монастырь уйти. Или в школу – учить детей.

...и когда ты вернешься, чтоб снять с меня эту ношу,
и коснется моей ключицы твоя рука,
не затем, что я стала лучше, ее не брошу,
а затем, что стала ноша моя легка.

@темы: стихи

---

И рядом два меча лежат...

Первое: языческие боги.

При этом словосочетании перед моим внутренним взором мгновенно предстает индейский вигвам с отогнутой половицей вместо двери. Вигвам стоит с краю небольшой поляны, где по утоптанной земле тут и там стелятся жухлые, гнилые осенние листья. Тянет дымком от небольшого костерка, который, обложенный булыжниками, расположился недалеко от входа в изрисованную странными рисунками божественную палатку.

У костра сидят два молодых парня, смуглые, с чуть раскосыми глазами, одетые в шкуры. У них длинные черные волосы, переплетенные яркими перьями и лентами. Их оружие – кинжалы и ружья – сложены домиком чуть в стороне.

Тут есть ещё и трети бог, на вид точно такой же, как первые два – он сидит не около костра, а на пороге вигвама, и с выражением невероятного упоения на лице затягивается крученой сигаретой. Язычески боги покуривают травку, живут далеко в лесу, умеют разговаривать с природой, ею же кормятся. Они рисуют красной краской на стенах своего жилища кособокую корову, и углем – птиц с лапами-вилками.

Я в них верю.



Второе: идеал.

Задумались, а как выглядит ангел-хранитель каждого из нас... Света сказала, что она не будет думать об этом сейчас, она подумает об этом перед сном, а я решила, что я уже знаю. Да, наверное, если бы меня спросили, как я представляю себе своего ангела-хранителя (а я его себе представляю), сказала бы: женщина.

Серьезная и немного усталая от жизни француженка под сорок. Не смотря на возраст, сохранила статную фигуру, и может позволить себе ходить в юбках на три пальца выше колена, что и делает. Черные, густые, чуть вьющиеся волосы до плеч, ярко-красные губы, и вообще внешность типичной парижанки. Лицо суровое, глаза, в окружении длинных ресниц и решительных бровей – темные. Но уж когда улыбается или смеется!.. Никогда не лезет за словом в карман, и вообще язва, каких поискать.

В нее я тоже очень верю.

@настроение: надежное

---

Месяцы.

Февраль. С самого детства год я начинала не с первого января, а с первого февраля – это для меня первый день весны. Ещё холодно, и спишь под тяжелыми пуховыми одеялами, но в воздухе уже отчетливо чувствуется весенний дух. Февраль никогда не был для меня богат на события – зато он был богат на хорошую погоду, и истинно «позорный» дух.

Всклокоченное ухмыляющееся недоразумение в линялом шарфе, цепляющем все кусты подряд и оттого вечно облепленном листьями, сучками и прочей лесной дрянью; недоразумение, с разбегу поднимающее грязный веер брызг из дворовой лужи и приманивающее живущую под скамейкой кошку обкусанным куском колбасы; радостное; печальное; жующее; ржущее; неправильное; настырное; любое, любое.

Это и есть февраль.

Март. Март месяц очень люблю, почти так же, как февраль и ноябрь: в марте все зеленеет, расцветает, свежеет и трепещет на ветру. В марте зацветает сирень, а вместе с ней просыпается необъятная – прямо бери и сыпь пшеном по свету – широта взглядов, и великое счастье. В марте зеленеют города, леса и лесопарковые зоны, и люди начинают медленно, но верно сбрасывать с себя толщу курток, и ходить по улицам в джинсах и свитерах, аккуратно переступая через лужи, и крепко держа в руке острый зонт. Я люблю их за это.

Апрель. В этом месяце я родилась, но не очень его люблю. Начало апреля ещё похоже на март, а вот в конце утренний холод и дневная свежесть уже начинают меняться на излишнее тепло и местами даже жару. Открыты все окна, под потолком жужжат мухи. Зонтики уже спрятаны глубоко в шкафы, и скоро по вечерам начнут включать опрыскиватели газонов.

Май. Не люблю. Это месяц пчелиный, рабочий. В школе – экзамены, все напряженно и звенит в ушах. Окна, конечно, по-прежнему открыты, но теперь ещё и занавешены тяжелыми шторами – чтобы жаркое солнце никого не сожгло. Уже есть глазурь моря и горячий песок.

Июнь. Июнь – это Гай, прямая ассоциация, не знаю, почему. Возможно, потому, что у него в июне день рождения? Месяц приятный. Последний месяц учебы.

Июль. Просто жара. Море. Лето. Почему-то Маргарита.

Август.

Сентябрь. О, начало учебы. Доска и парта...

Октябрь.

Ноябрь. Месяц чудес. Месяц песен «Агаты Кристи». В ноябре всегда случались поразительные вещи. Вернее, даже не так – если поразительные вещи когда-нибудь и случались, то только в ноябре... Длинный Гриффиндорский шарф, цепляющий все кусты подряд, ботинки себе, улыбка себе, лужи... А в ушах постоянно «я не забуду о тебе, никогда, никогда», и «позорная звезда» - и это замечательно, и я не понимаю, как в ноябре чудеса и дождливо-прекрасное настроение не льются на меня в виде осадков...

Декабрь. Рождество и Новый Год. Веселая кутерьма в перемешку с серебристой мишурой. Обычно.

Январь. Ничего особенного.



А у кого какой любимый месяц, мм?

---

Старый Дом: Черный дракон на зеленом поле

Здравствуй, бог. Это я пришел.



...ехали на Коне, белом колином джипе, в Змеиный. Поваляться в высокой траве на лугах близь бывшего ипподрома, посмотреть, как изменились за прошедшее время эти места. Места, куда мы в детстве приходили пешком собирать грибы, ромашки или шиповник на зиму. Змеиный – это как светлая и теплая поляна рядом со старой крепостью, оазис волшебства в окружающем море суровой и темной тайги.

Я дитя тайги, и повадки у меня иногда точно такие же, как у нее – зловещие, странные и неправильные. Как занесенный снегом лес в безлунную ночь, или как укромный уголок, скрытый в корнях раскидистой ели: никто и никогда не знает и не видит, что там происходит. Что там шевелится, в пульсирующей темени.

Наверное, это у нас наследственное. От кого?

И не отвечай.



Том вел машину. Благодаря полному приводу Конь легко пробирался сквозь заросли дикого папоротника и вербы. По лобовому стеклу хлестали ветки мокрых берез, что стояли по краям богом забытой тропинки, и было очень темно. Вечерело, и в редких проблесках неба вверху, над макушками деревьев, уже не было солнца. Оно золотилось только где-то впереди, между листьев, и стелилось по траве.

- Совсем дорогу забросили, - шипел Том, поминутно затягиваясь сигаретой. – А вот и хорошо!! Нам больше достанется.

- Какой ты злорадный! – я сидела рядом с ним, вертела головой. Волосы ещё не высохли после купания, а на мне был только купальник, да слишком большая рубашка на пуговицах, которая за одно служила и ночнушкой, и халатом. – Но это правильно. Это будет наш ипподром.



Минут десять спустя он затормозил у начала широкого каменного поля. Огромная площадь посреди векового леса была застелена бетонными плитами, между которыми то тут, то там пробивались трава, кусты и даже деревья. В окружающей вечерней тишине громко одна за другой хлопнули дверцы джипа, и мы выпрыгнули наружу.

Ипподром заметно зарос. Конечно, это место никогда не было настоящим ипподромом, здесь даже пятьдесят лет назад не устраивали лошадиных бегов: здесь был старый аэродром, но все всегда звали это место именно ипподромом. Сюда бегала деревенская малышня прятаться от родителей и играть в войну. Зимой не было места замечательнее ипподрома, чтобы строить громадные ледяные крепости, и устраивать бои снежками. По всем правилам: с раненными, санитарами и флангами, по самым простым основам воинского искусства. Несколько лет назад местные фермеры повадились таскать ипподромное покрытие себе во дворы: их, конечно, никто не осуждал, потому-что бетон был ничейный. На площадках утрамбованной земли, которая обнажалась, когда увозили плиты, иногда что-нибудь садили, а иногда там просто росла трава, и к осени ее скашивали, сбивали в стога и с помощью все той же ребятни перетаскивали на сеновалы. А небольшие поляны вокруг площади, самые края этого обломка империи, давно сплошь заросли кустами дикого крыжовника и крупного шиповника. Тут и там встречались деревья ранетки, с тяжелыми и кое-где надломленными из-за обилий ягод ветвями. Трава перемежалась семейками душистой земляники и зарослями папоротника – иногда по пояс высотой. Водились по краям ипподрома и змеи, и, по слухам, энцефалитные клещи – поэтому до земляники и ранетки с шиповником обычно мало, кто осмеливался добраться...



В восхищении пиная травяные кочки носком ботинка, Томас ерошил себе волосы, и все восклицал:

- С ума сойти. Видишь ли ты то, что вижу я? Ипподром – ипподром, сестренка! – зарастает, скоро вообще уйдет в тайгу. Ты могла себе такое вообще представить?!

Я осторожно, указательным пальцем трогала кору уже вполне высокой и взрослой березы, которая вылезла прямо посреди бетонной плиты, каким-то непостижимым образом пробив себе путь к солнцу через цельный камень. Да-а, а ведь лет эдак через десять здесь и в самом деле пробьется куда больше деревьев, а переломанный ими камень растащат местные обыватели.

- Поехали ещё съездим на Скалу, - предложил Том. – Оттуда такой вид на всю Россию...

- Ха! Если здесь все так заросло, представь, что стало со Скальной дорогой!

- Нет, те тропы забывать, по-идее, не должны. Туда же ходят женьшень добывать, да и по части браконьерства дальше Скалы – золотая жила... Ты знаешь, где солонцы? Это чуть не доходя самой каменной части, если подниматься от реки, а не от деревни. Надо будет съездить. Может, завтра...

- А почему не сегодня?

- Темнеет... – он многозначительно окинул взглядом верхушки чернильно-черных сосен на фоне оранжевого неба, догоравшего последними лучами заходящего солнца. – И вообще там уссурийские тигры. Саблезубые. Страшные. Бу.

И он сделал какой-то неопределенный взмах рукой, как будто он был медведем, и тяжелой лапой на месте уложил разом трех охотников.

- Слушай, о нас бы потом ходили легенды! – восхитилась я. – Брат и сестра ушли в лес, и не вернулись.

- Нет, почему, они вернулись. С оловянными глазами и свалявшимися волосами. Ходят по пустынным улицам заброшенной деревни, из которой уехали все жители. Остались только пара геологов, и некрофилы... тьфу, некроманты-любители. Да, мы станем легендой, сестренка...

Темнело все стремительнее. Из тайги постепенно подползали все ближе к нам и нашей машине тени, ночные завывания, и комары. Пора было возвращаться домой, но я не спешила залезать в машину.

Том уселся на водительское место, повернул ключ зажигания...

- Грей, уснула, что-ли? Едем.



Мне вдруг почему-то стало смешно.

- Помнишь, Марк учил меня ездить на мотоцикле? – улыбнулась я.

Том опустил голову, откинулся на спинку сидения.

- Такое не забывается*...

А я вприпрыжку побежала к машине, и, подтянувшись на дверце, уселась к нему на колени.

- Тогда ты научи меня ездить на машине! – затараторила я, стараясь привести как можно больше аргументов в свою пользу, чтобы ему просто нечего было возразить, - здесь ипподром, здесь даже сбивать некого. Ну-у, Томми! Смотри, деревья совсем далеко, и ты все время будешь рядом...

Он засмеялся, глядя на меня – не сверху вниз, а глаза в глаза – и, смеясь, взъерошил волосы.

- Да я не имею ничего против, чего ты пугаешься... Садись хорошо. Вот эта круглая штука – это руль...



...когда мы выехали на трассу и остановились у обочины, оба веселые и хохочущие, взошла луна. В кабине Коня было жарко, душно, накурено, но такая атмосфера подходила, поэтому ни я, ни Том окон открывать не хотели.

Не было ничего странного или подсудного в этой вечерней прогулке. Сначала я, хохоча, беспорядочно вертела руль, заставляя Тома меняться в лице, когда у нас на пути вдруг вырастала береза. Тогда он хватал одной рукой руль, другой – меня, и сворачивал.

Часам к одиннадцати Томас заявил, что неплохо бы и честь знать. Пора ехать домой, или, по крайней мере, выбираться из леса. Дорога до трассы от ипподрома заняла примерно полчаса, и мы остановились на краю пустынной дороги, и включили в кабине свет. И, хотя в том, чтобы сидеть у него на коленях, уже давно не осталось никакой необходимости, я все же не вернулась на свое сидение. Мне казалось, что Том такое поведение по-своему одобряет.



Я уснула к двенадцати, на заднем сидении, тесно между спинкой и ним.

Когда же проснулась, чуть светало. Я шевельнулась, высвободила руку. Рубашка сбилась на сторону, замоталась вокруг тела. Том во сне повернулся ко мне спиной, и теперь спал, свесив к полу руку и голову. Когда я попыталась переползти через него и открыть дверцу, он проснулся.

- С дбр утр, - пробормотал он, и сам распахнул дверь.

В ноздри сейчас же ударил такой кристально чистый, лесной и свежий воздух, что у меня перед глазами заплясали черные точки. Казалось, этот аромат тайги можно пить. Мы вылезли наружу.

На дороге, конечно-же, не было ни единой машины. Вдалеке, за лугом, появлялись первые солнечные лучи.

Том сидел на земле и курил, вытянув ноги и безразлично разглядывая неизвестную даль. Я прошлась до другой стороны дороги и обратно, разминая ноги.

- Бабушка с Леной уже, наверное, весь валокордин выпили, - прохрипел брат.

- Да ну. Насчет тебя они привыкли. А я же с тобой.

- Я думаю, это пугает их ещё больше, чем если бы ты пошла в лес одна, - мрачно заметил он.

Тогда Том показался мне даже немного грустным, опечаленным тем обстоятельством, что три четверти семьи считают его совершенно пропащим человеком, а оставшаяся треть вообще не признает. И почувствовала тогда себя чем-то несуществующим, чем-то вне этой семьи и этих четырех уродливых четвертей.



Когда мы ехали обратно, он больше не был таким пугающе сумрачным, а глаза в рассеивающейся темноте не светились таким угрюмым огоньком, как час назад. Он рассказывал всякие глупости, потом мы даже что-то пели. Было непонятно, рассвело вокруг, или нет – часы показывали восемь утра, но было все так же темно, и моросило. Подъехав к воротам, я попросила, чтобы он дал мне заглушить двигатель.

Разбуженная Конем псина во дворе загавкала, когда я отворила калитку.

Занимался серый день, и не было ничего странного или подсудного в этой вечерней прогулке.



__________

*В чем-то Том прав, такое не забывается. Иногда, когда я в хорошем настроении иду по улице, столбы до сих пор вежливо уступают мне дорогу.

---

День!

- А y тебя есть пpостой каpандаш?

- Hа, возьми...

- Hо ведь это же кpасный.

- То есть кpасный для тебя yже слишком сложно...



Слушайте, я не могу не признать, день сегодня выдался на редкость замечательный. Начался он, правда, ещё вчера, когда мы с Мастером устроили в аське такой ночной гон, что мне просто страшно вспоминать. (Юля, помни, ты обещала поменять название дневника на... на... на ЭТО!) Кажется, я сболтнула лишнего. Но совершенно об этом не жалею, и даже радуюсь!



Утро задалось. Потому, что мне было, что одеть, и я была этим довольна. Выпив кофе и покурив травки, приняла на плечо рюкзак, и отправилась шокировать школьников теплой красной кофтой, короткой юбкой, красными гольфами, и красными же ботинками. Да-а, Бонапарт на меня неслабо повлиял. Алон, увидев меня в коридоре, заявил, что я выгляжу, как девочка из группы поддержки. С трудом сдержала желание накормить его расплавленным асфальтом, которым у нас внизу укладывают дорогу. Вместо этого в первый и последний раз в жизни в сердцах плюнула на пол. Ядовитая слюна прожгла в мраморном полу дырку, и я мысленно себе поаплодировала: молодец, Алиса, переняла у Бонапарта ещё одно умение! Плеваться ядовитой слюной – это сила.



Школа. Вообще школа – это очень весело.

Быть старшеклассницей – это великий кайф!

Первый урок у нас закончился на двадцать минут раньше, чем должен был, и мы с Мали сидели на лавочке во дворе. Обсуждали погоду и то, на что похожа вот эта тучка на небе. С умным видом разговаривали о политике, обстановке в стране и о том, что нам все-таки весело, и это хорошо, что у меня педофилические замашки: выбери себе любого девятиклассника (а девятиклассники вообще круты), и воспитай из него себе парня. Было тепло, от Мали пахло мятной жвачкой, и я решила, что она - хорошая девочка.



Второй урок был, кажется, литературой. Орон сидел передо мной (чистой воды провокатор), изредка оборачивался к нам с Шахаром, хитро сверкал желтыми глазами. А когда Румын говорил ему, чтобы он сидел прямо и нас с Шахаром не домогался, Орон смущено опускал очи долу, и счастливо улыбался.

Потом ещё читали Чехова. Орон читал вслух, и запнулся на каком-то сложном слове. Шахар:

- Боже мой, как он ужасно читает!

И я громко, на весь класс, оскорбилась за свою симпатию:

- Шахар, не обижай его! Он классный парень.

В наступившей вслед за моей репликой гробовой тишине Румын сказал:

- Опа.

Вот тогда-то класс и лег...



Перемены с Мали и Паэром повадились проводить во дворе, на солнышке. Сегодня сидели на трибунах, а внизу Ошри с Щэрэцом и Матаном гоняли мяч, без какой-либо видимой цели. Недалеко, левее того места, где расположились мы, сидели Орон, Эльад, и пара незнакомых девятиклассников.

В какой-то момент я обнаружила, что к тому месту, где мы сидим, на бешенной скорости, рассекая воздух, приближается футбольный мяч. У меня, когда я не на поле, восприятие замедленное, так-что единственное, что я успела, это закрыть лицо руками. Мяч с силой ударил где-то между мной и Паэром. Паэр шарахнулся в сторону, Мали взвизгнула и ругнулась.

Прежде, чем кто-либо из нас троих успел высказать, что именно мы думаем о манере Ошри подавать пасы набольшие расстояния, о состоянии его психического здоровья, о состоянии его зрения и о его матери, с левого конца трибун донесся крайне раздраженный голос Орона:

- Ошри, у тебя с головой все в порядке?! Смотри, придурок, куда бьешь!!!

Паэр присвистнул, я потерла локоть. Ошри извинился, и они продолжали игру.

По-моему, Орон запал на Паэра!



Шла домой радостная, непонятно, почему. Чуть не в припрыжку. Осеннее обострение, наверное.

А после обеда звонила Светке! У нее такой интересный голос. И она так восхитительно ржет! Я теперь буду ей иногда звонить. И ещё сегодня вечером, после шести, я позвоню Нусе, и обязательно все потом расскажу.

А в восемь мы с Настасьей идем в ресторан, дабы отпраздновать наступившие каникулы! (Всего три дня, но был бы повод, нэ?) И я буду есть вкусный творожный тортик, и запивать его чаем! И по радио опять будут передавать “Mad World”, и плющ с белыми цветами будет виться по стене.

Ещё один восхитительный день.



Да, тут мне Малфой нравится. Но это ни о чем не говорит. Замените Малфоя на любого другого человека в такой позе: он тоже будет мне нравится.

Уведено у Рыжего Зверя

1. Как называется твой дневник?

Я отнесу кольцо в Мордор. Только я не знаю, куда идти...

Наверное, самая запоминающаяся фраза Фродо в трилогии профессора Толкиена. Там у каждого героя есть своя запоминающаяся фраза.

2. Почему он называется так?

Я люблю Фродо. Да и фраза хорошо легла.

3. Какие еще названия были у твоего дневника?

Ооо, их было и будет великое множество!

4. Почему у тебя именно такой ник?

Сокращение от Грейхаунд, и просто удобно. Никто и не заподозрит, что собака!

5. Он такой только на @дневниках? Если нет, то где еще?

У меня везде ник либо Алиса Грейхаунд, либо Грей. Раньше ещё и Тонкс отыгрывала – но как-то пока перестала.

6. Список твоих Постоянных Читателей (в столбик, с описанием)

Во-первых, я половину своим постоянных читателей совсем не знаю, во-вторых, мне лень!

7. Ты удовлетворен их количеством?

Даже слишком удовлетворен. Интересно, что приличные люди тут находят? Ладно ещё, знакомые – так нет, не понять кто читает.

8. Назови трех пользователей, которых ты хотел бы видеть в рядах своих Постоянных Читателей:

Ммм... Я бы назвала Мобиуса, но я и так его там вижу. Ххх, как хорошо! Все, больше мне для счастья никого не надо.

9. Чем твой персонаж на @дневниках отличается от тебя в жизни?

В жизни я никогда не жалуюсь и не грущу.

10. К какой категории ты можешь отнести свой дневник?

О, у нас ещё и категории есть? Называется, «пока вы спали»... Хм, наверное, к категории часто обновляемых дневников.

11. Ты - одним словом.

Грей

12. Твой дневник - одним словом.

Без понятия.

13. Достоинства твоего дневника?

У меня много картинок.

14. Недостатки твоего дневника?

Большинство из них не очень.

15. Как ты оформляешь текст?

Когда у меня плохое настроение, я пишу без заглавных. Когда хорошее – выделяю все, что можно, пихаю тэги к месту и не к месту. Обожаю эти кнопочки!

16. Ты хорошо знаком с орфографией?

Окончила в России три класса. Заметно, нэ?

17. Всего просмотров: 30472

18. В среднем в день: 72.7

19. Что для тебя значит твой дневник?

Эта штучка стала для меня очень важной, как ни странно. И даже иногда помогает.

20. Случалось ли тебе бросать дневник? Если да, то почему?

Случалось, но я одумывалась. На данный момент не представляю, что может заставить меня отсюда уйти.

21. Как ты поздравляешь с днем рождения своих Соседей (Избранное, ПЧ)?

Когда как. Одним пишу у-мэйлы, другим собираю посылки с кучей подарков и глупостей...

22. А с другими праздниками?

С Новым Годом, первым днем весны и Рождеством начинаю поздравлять за месяц до, и не успокаиваюсь, пока мне не засунут кляп в рот.

23. О чем ты пишешь?

О школе, о друзьях, о семье. О инет-связях, футболе, Поттере. О отдельно взятых людях. И обо всем в общем.

24. О чем ты не пишешь?

О секретных секретах. Но скоро напишу. И закрою запись!

25. По каким критериям добавляешь в Избранное?

Нанимаю агента, чтобы проверить, достоин ли человек быть добавленным в мое избранное. Ага.

26. Опиши дизайн твоего дневника. Почему именно такой?

Серый, потому-что это мой любимый цвет, а на фоне рисунок из тетрадки, где присутствуют всякие символичные вещи и люди, потому-что так мне хочется.

27. Список твоих Избранных (в столбик, с описанием)

Это уже короче, но все равно в лом... Однажды займусь.

28. Самая лучшая запись в твоем цитатнике? Автор?

Стихи Мастера (все), и «хроники одного дурацкого дня» от Юксаре.

---

Никто не помнил точно, все томики Толкиена сожгли в Ородруине.

Оставьте меня с вашей гражданской войной.

Если вам нужен я, так я не хочу быть собой.

(с)



Ничего определенного, просто глупости, собранные из разных архивов в одну запись. Выделенным шрифтом - любимое, оффтопом - то, о чем мне нельзя писать.



Сначала в глаза будто песку насыпали. Усталая была, все тело болело и ныло, как будто оно - один сплошной синяк. Потом на смену усталости пришла тоска, тоска невероятная, тоска жуткая. Все сидел и думал, думал, а на глаза наворачивались слезы. И когда слезы, наконец, полились, они вымыли песок, и стало свежо и не больно смотреть на жизнь.



Зимой цветут нарциссы – очень красивые, элегантные и тонкие цветы. Наверное, только здесь нарциссы цветут зимой. А ближе к весне в воздухе по утрам чувствуется свежее благоухание сирени: тяжелые грозди цветов пригибают гибкие ветки к самой земле.



Глаза, значит, ага. А глаза здесь у всех красивые. Восток! Длинные, густые ресницы, и смуглая кожа чудо, как хорошо подчеркивает белок и темную глубокую радужку... Глаза тут у всех темные. Карие или почти черные.

Бывают ли некрасивые глаза?



Помимо тоски – радость человеческая! Простая и счастливая, смешная радость – мальчишка шестнадцати лет, забывшись, вприпрыжку несется по школьному коридору, размахивая каким-то листком в руке, и на лице его – такая неподдельная радость, такое великое счастье, что собственные неурядицы невольно уходят на второй план. Залюбуешься на этого юного языческого бога.



Идешь холодным вечером по темной улице. Твоя улица, твоя. А ветер холодный и заставляет дрожать, и мокрый асфальт блестит в свете уличного фонаря – страшно. Вот стоят мусорные баки, а на них сидят и смотрят на тебя желтыми глазами мусорные кошки. Здесь нет голодных бездомных кошек, но все равно кажется, что они сейчас нападут на тебя, разорвут и сожрут.

Собак не страшно. Собак нельзя бояться. Они большие, сильные и добрые. Они благородные и верные.



Сначала сердце остановилось, но потом отдышалось немного и снова пошло. Распахнул навстречу объятья, и с веселой ухмылкой закричал через все людское море: ну что же ты, ты что, не рада меня видеть?! Глаза его выдавали его с головой – они были счастливыми и сияли. А говорил он с наигранно обиженной интонацией: мол, что за дела, почему ты до сих пор не висишь у меня на шее, визжа и дрыгая ногами? Оборзела, что-ли?

Но нет. Не оборзела.

Живе-ем...



В автобусе сидения с высокими спинками. Ночь, темно. Рейсовый рассекает ночную темноту, несется, рассеивая далеко впереди желтый свет фар. Автобус полон, но тих - все спят. Или дремлют.

Я, прижавшись лбом к холодному стеклу, смотрю на огни редких встречных машин. Примитивная и смазливая картина, которую я сделаю ещё примитивнее и смазливее следующие предложением. Итак, внимание: облокотившись на меня и положив ноги в пыльных ботинках на противоположное сидение, спит мальчишка. Лет шестнадцать. Короткие темные волосы. Умиротворенное во сне лицо. Голова покоится на изгибе моего локтя (который давно затек, но я ни за что не двинусь). Рукой зачем-то крепко сжимает ремень моих джинсов. Хмурится во сне.

Подавляю желание поправить на его груди серебряную шестиконечную звездочку на черном шнурке. Но чтобы все же сделать себе приятное, кладу ладонь поверх мальчишкиной футболки на его грудь. Растопыриваю пальцы. В неверной темноте моя бледная ладонь кажется на черной ткани его одежды нереальной, странной. Как будто на нем лежит белая морская звезда.

Светает. Скоро Находка.



И это не ирреально, это идеально и правильно. Так и должно быть. А как раз то, что окружает наяву – фальш. Сегодняшняя пятница – это фальш. Девочки и мальчики, сигареты Алекса, внешняя красота, связи, связи, связи, взрослые ночные дети, хиханьки да хаханьки – все это надоело.



Чем дальше, тем длиннее слова.



Идиотская пятница.