17:55

* * *

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Это я к тому, что он мне сегодня снился.

16:49

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Приятно удивлена! У меня, оказывается, 30 постоянных. Поди ж ты! Ладно, в -Тонкс- понятно, это ладно, но здесь? Интересно, с чего бы это. В прочем, я приветствую Хисмио, Troublemaker. Приятно видеть вас, ребята, хотя я о вас знаю ровно столько, сколько Христофор Колумб знал о Америке, прежде, естественно, чем её открыл.

---


Сегодня был очень хороший день! Сыграли в футбол, вчетвером, я, Мышь (Вовочка), Лиор и Мэир. Мне чертовски нравится имя «Мэир»! Кофе смоталась на Хэрмон, в снежки с марокканцами играть. А мне хорошо. Опять известила Гая на счет того, что у него чертовски красивые глаза. Он отпросился попить, а меня просто выгнали с урока, и когда я спускалась во двор, он поднимался, и я сказала «у тебя красивые глаза». Гай, который явно был в не самом лучшем настроении, ответил; «ну и что, так чего тебе надо, шекель?», я улыбнулась, и пошла своей дорогой.

Погода ра-ду-ет. Сегодня в славном городе-порту Хайфе было +24, а завтра обещают +26. Макс на меня злится. Что с него возьмешь – идиот! Но даже это временное помешательство кажется уместным. Ах, а какие маленькие желтенькие цветочки распустились в саду около моего дома! О да, конец января, а трава зеленая и яркая, и в ней распускаются одуванчики... Они пока не одуванчики-парашютисты, но стать парашютистами это их будущее, несомненно.



Вчера;

Ночью Том проснулся и спросил, когда я перестану шататься по его квартире и жрать клубнику со сливками. Эх, братик, поверь мне, ты не хочешь знать ответа...




Кстати, я планирую изменить ник. Трепещите.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Смотрю на небо. Оно такое светлое, искрящееся, в нем блещет сойлент, в нем играют оттенки разных цветов.

Смотрю в зеркало. Мне отдает серым. Я Алиса Грейхаунд, мне пятнадцать лет, и у меня нет мозгов.

День за днем сгорают авантюры, рушатся планы, замыслы и интриги идут наперекосяк.

Я королева революции, но мне думается, уже завтра придворные сбегутся, чтобы известить меня, что все опять пошло не так.

Влезла в старые джинсы, майку, я – единственный болельщик игры на футбольном поле. Весенний день по-летнему жарок.

Растрепанная и уставшая, я принимаю чужой пас, а в голове у меня сотни тысяч Сириусов падают в сотни тысяч арок.

В правом ухе играет грустная, дрожащая мелодия, откровенный голос с надрывом выводит; «Кто любит, тот любим...»

В левое ухо из наушника доносится вездесущий Саша Васильев; «Мы болеем за один и тот же тим...»

Коль будущего недостаточно, а старого и нового мало, то надо ли, чтобы елкою святочной вечность средь комнаты встала?

И уж куда как, если сердце мое радуется ему, то зачем мне, маленькому ребенку, делать вид, что я, дети, любить его устала?

«Грейхаунд Грей, стань матерью моих детей!» - улыбка веселого Роджера, и в моей глупой жизни это отдушина.

Снимает маску черноволосый голубоглазый человек, и абсурдно желать чего-то сильнее, чем совместного позднего, позднего ужина.


00:30

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
А Гай, крыска, рассказывал сегодня Лиору, Йони и мне, как однажды его маленькому брату на голову прыгнула бешенная, по его словам, кошка.

- Уй, что я сделал!.. Долбал её головой об асфальт, пинал!.. – в глазах блеск, и ему явно даже вспоминать об этом приятно, он все-таки, я думаю, и от тигра брата спас бы – она хотела убежать, но мы устроили войну – мы с Таликом кидались в неё палками! Потом я извинился перед ней, правда, и даже напоил молочком с цианидом... а нечего трогать моего брата! В любом случае, с тех пор я её в нашем районе не видел. Серая такая.

К концу его рассказа все присутствующие в числе трех человек валялись от смеха. Неуместно, в такой-то день, но он умеет рассмешить, этого у него не отнять.

Кстати, кошку я ту знала, и я тоже давно её не видела. Наверное, переваривает цианид.

---

Отец Герберта передал в школу, чтобы никто не лез к мальчику с тупыми соболезнованьями. Умница, что передал, а то ведь есть такие, которые собрались.

---

Мэир. Мэир. Мэир.

Скажите, пожалуйста!..

Мэир. Мэир. Мэир.

Скажите пожалуйста Мэир.

Макс, если ты это читаешь; МЭИР!!!

Ах да, ты же по-русски так читаешь, как я по-французски...



Розовую электрогитару охота... Сладкому на день рождения подарить...

День рождения!!! Палки! Елки! У Макса! Скоро! Ай-ё...

Весной. Тринадцатого дня весны. Но волноваться не рано – о подарке волноваться пора начинать уже сейчас, ибо подарок Максу – его хрен выберешь... Ни на одно из его заветных желаний у меня не хватит денег. Купить ему, наконец, профессиональный скейтборд, как у Ротэма, вскладчину с Томером и тем же вездесущим Ротэмом? Так он ведь сломает его на следующий день. А так у него все есть.

Будем думать. Два месяца. Головой думать. Ай-ё...

14:13

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
У Герберта Бена умерла мать.

У Герберта Бена есть только старший брат и старенькая бабушка.

Я не думала, что мое предвестие чего-то почти катастрофического, что объединит «нас» всех, сбудется так быстро и скоро.

21:47

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Это вообще дневник, или где? Почему я не могу быть здесь откровенной? С какой радости мне писать закрытые записи?

22:20

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Ветер за окном воет так, что мне кажется, что два волчонка, что жили у меня, когда я была маленькой, нашли путь из тайги сюда, и теперь распевают песни и возятся в высокой траве под моим окном. Горло немного болит, потому-что ночью температура упала почти до нуля, шел град, а я спала всего лишь под одним тонким одеялом, да к тому же дома и как следствие одна.

Закончились экзамены, и слава богу. Ротэм завалил почти все. Конечно, предстоят ещё и пересдачи – у меня по математике, и, скорее всего, по биологии тоже, у него – по математике и физике. Макс тоже завалил математику (да и вообще, покажите мне хоть одного человека, кроме Герберта Бена, который не завалил математику), и пересдавать мы будем вместе, ибо мы в одной группе – а следственно, и готовиться тоже будем вместе.

Об этом пару слов, просто чтобы сбросить с души камешек. Ей-богу, если бы я не знала Макса вот уже два с лишним года, и не была бы его лучшей подругой, я бы дважды подумала, перед тем, как соглашаться приходить к нему домой по вечерам, дабы готовиться к пересдачам по математике, таким он стал в последнее время развязным, даже наглым. Смотрю я на него, Герберта, сладкого, Томера, и все больше уверяюсь в том, что дай-то срок, и эти парни играючи свергнут с вершины все звезданутое созвездие, и сами вскарабкаются на трон.



А Сладкий поднял сегодня немаловажный вопрос на тему того, кто собирается перейти в следующем году в другую школу, а кто – остаться тут. Разговор перерос в общую развернутую дискуссию. В общем, я сделала для себя некоторые выводы, и они окончательно убедили меня в том, что этой весной что-нибудь хорошенько шарахнет.

- Макс, возможно, уйдет в военное училище (я уже упоминала о том, что он – идиот?)

- Герберт уходит в музыкальную школу. (ведь не зря он играет на шести музыкальных инструментах)

- Гая наверняка выгонят, а если не выгонят, он сам уйдет.

- Я остаюсь.

- Кофе остается.

- Ротэм, возможно, остается тоже.

В общем, из самых близких моих друзей и самых заклятых врагов остаются лишьдвое, не считая меня. И нам очень, очень повезет, если мы трое попадем в один класс, ибо классы в следующем году будут формироваться заново. А в том, что нам повезет, я лично сильно сомневаюсь, потому-что геев всегда дискриминируют потому-что неисповедимы пути того, кто обходит ряды.

В любом случае, все, что ни делается, все к лучшему.

Все, все предчувствуют скорую встряску. Возможно, ещё рано волноваться, но мы как кошки перед цунами. Это примерно то же самое, что произошло, когда от нас ушел Марик – его мало кто любил из-за задиристого характера, но вот он ушел, и многим, включая меня, его очень сильно не хватает. А что будет, когда разлучат весь класс? Первое время мы будем не понимать, что за хрень творится в Датском Королевстве. И все это прекрасно понимают, насколько я вижу. А потому думаю, что что-то произойдет, и скорее всего произойдет поздней весной, а может, позже или раньше. Что-то шарахнет. Но это случится не в ближайшие дни, поэтому скушай шоколадку, Грейхаунд, и позвони Французскому Сладкому Кошке.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Макс спрашивает, живая я или нет. Прямо не знаю, что ему ответить, честное слово. Мне бы сейчас сюда Сладкого с гитарой - я бы ожила, даже из мертвых восстала бы. Да и без гитары тоже. Угу. Или разговор с Гаврошкой. Тоже бы помогло. Или шоколадку.

Меня зовут Алиса Грейхаунд.

И я подозреваю, что я единственный человек на свете с такой фамилией. В смысле, это же нереально - отзываться на собачью породу.

Ещё у меня есть французский кошка. Он меня не боится, потому-что он какой-то слегка неправильный кошка. И у меня красивое платье есть, и виртуальный дневник, и чуть-чуть денег в кошельке. Ещё у меня есть папа, мама, старший брат и друзья, да и вообще есть довольно много хороших вещей, которые у меня есть. Типа кабеля от монитора или фэндома «Гарри Поттер». Но суть не в этом. Суть важно то, что меня зовут Алиса Грейхаунд, мне, кажется, пятнадцать с половиной, и я вот уже пятнадцать минут, как забила на Гая Малфоя.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Нет, ну Мерлин, ну как же у меня мало мозгов, просто катастрофически не хватает для полноценного существования!

Начиталась школьных форумов. Вернее форумов, где можно лицезреть имена Звезданутых детишек нашей параллели. Расстроилась очень сильно.

Я не понимаю (потому-что у меня нет мозгов), какого хрена он себе там думает своей головой. Я, мать вашу, не понимаю, какого хрена он забыл в компании девочек, интеллектуальный уровень которых недалеко ушел от уровня развития среднестатистического домового эльфа в сфере математики. Мне хочется верить, что он там не ради того, что я вижу. Или потому, что у меня так мало мозгов, я как-то неправильно вижу?



Ладно, мальчики, да, мальчики - угу, ага, друзья там, приятели, вместе ходить в снукер, по клубам. Угу, ага, ладно - Шири, очень неглупая девушка, хорошо. Но та же Гиль, подруга его, блин!!!



У нее мозгов даже меньше, чем у меня. Я молчу, я в тряпочку молчу о том, что она с собой делает (в смысле, косметика-одежда). Я молчу о том, как она фальшиво и громко смеется над его шутками, смысл которых, судя по выражению её глаз, до неё дойдет в лучшем случае через несколько лет. Я ничего не говорю о том, как она ходит, задевая плечами тех, кого, она знает, можно задевать - рангом ниже. Я совершенно ничего не говорю о том, как она поднимает темы типа; "Опыты над животными - это ужасно!", чтобы показать окружающим, что да, и она способна рассуждать на глобальные темы! Я заклею себе рот пластырем и ничего не скажу о том, как она изумленно распахивает глазки, услышав на уроке литературы слово "экспрессионизм", разрисовывает чужие конспекты, взятые с целью готовится к контрольной, розочками и зайчиками, чавкает жвачкой и выдувает из неё пузыри, а потом отскребает с носа. Я вообще в тряпочку промолчу о том, как она висит на Гае, когда тот идет в школу/из школы/по школе, как в ужасе визжит и убегает прочь, когда рядом с ней хотя бы заикнутся о игре в футбол. Она же может запачкать новые, розовые сапожки! Как я могу говорить о том, как она зачитывается журналами моды, чуть не падая в обморок при виде книги толще двух пальцев, ходит с приоткрытым ртом, жить не может без шмоток, шмоток и шмоток? Я не могу заставить себя рассказать, как она обсуждает с подругами последний вечер, проведенный с Гаем. Я вообще молчу! Совсем!!!



Ладно. Теория Дарвина процветает, это я уже поняла. Но он-то? Гай Малфой?



Он, любитель белых кроссовок и красивой стильной одежды, что смотрит на небо, ловит дождевые капли, совсем не улыбается, только смеется. Он, сволочь, заносчивый и тайный, вечно заставляющий чувствовать себя ничтожным рядом с собой, он Ухмыляется. Я хочу сказать, как он смотрит на небо, а иногда вздрагивает, а иногда, усталый, запускает руку в короткие черные волосы, и прикрывает глаза. Я хочу сказать, какие у него глаза, когда смотришь прямо в них - я не могу, горло схватывают спазмы. Я хочу рассказать, как он ведет из детского садика своего младшего брата, как он сидит в одиночестве на заборе, и пьет кола-колу. Я хочу рассказать, каким он бывает в марте - невероятным! Как ему нравится в этом марте, что его любят, и как он чувствует раскаянье и неловкость, потому-что не может полюбить в ответ - но он ничего не может сделать, правда, он совсем-совсем не может, и он не виноват, и его понимают и прощают, и ему хорошо и покойно. Я хочу сказать, как в марте он бывает улыбчив и счастлив, и как смеется, подхватывая на руки маленького братика. Я хочу сказать, какой он бывает, не окруженный своей свитой, не окруженный своим "двором". Каким он бывает, бывая своим настоящим "я". Я хочу, я жажду рассказать, как пахучая сирень из его почтового ящика не остается, нет-нет, не остается лежать изломанной на полу, и как он знает, что его любят, и как он делит свой март, самый прекрасный март в мире, с кем-то ещё. Или не делит, он очень хочет разделить. Будь то не важно кто, я хочу рассказать, но я не буду, я не могу разговаривать, я молчу, отрежьте мне язык.



ОТРЕЖТЕ МНЕ ЯЗЫК, Я ХОЧУ ГОВОРИТЬ!!! ЗАСУНЬ КУДА ПОДАЛЬШЕ СВОИ ЗЛЫЕ ГЛАЗА И ДУМАЙ, ЧТО ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО! Думай, что ты спокоен, думай головой, понимай, что всем нужен, и одновременно не нужен никому, кроме твоего собственного Бога, в которого ты не веришь, который тебе не нужен, потому-что у тебя, мать твою, ВСЕ ХОРОШО!

НАПОИ МЕНЯ СИНИЛЬНОЙ КИСЛОТОЙ, МАЛЬЧИК, и думай "ой, а зачем же я это сделал, можно было поручить кому-нибудь другому, сэкономил бы время, сходил бы куда-нибудь". И НЕ СКАШИВАЙ СВОИ ЧЕРТОВЫ ГЛАЗА, КОГДА РАЗМИНЕШЬСЯ СО МНОЙ НА УЛИЦЕ!



Сволочь, Крыса-Ревность, поселился и пригрелся в моем сердце, гложешь душу, Крыса-Ревность, я могла бы убить тебя, но вместе с тобой убью и сердце я. Я не хочу умирать, я жива и свободна, зацепившись за важный штиль я буду трепетать, звеня рукавами от страха и ветра, а шершавая ткань моего платья будет лететь над вечерней толпой.





Я БУДУ ТРЕПЕТАТЬ.


02:15

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Макс - идиот!

20:45 

Доступ к записи ограничен

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

00:18 

Доступ к записи ограничен

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

17:19

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Оставив на минуту в покое совок, веник и разбросанные тут и там перья, обернулся ко мне маленький мальчик со светлыми, орехового цвета глазами, и каштановыми кудрями.

- Прости, пожалуйста, - сказал он мне, шутливо улыбаясь, - но раздача ума, логики и соображения уже закончилась – последнюю порцию взяли прямо передо мной. Придется тебе пока так – подвел он итог, и вновь взялся за веник.

- Может, тебе помочь? – спросила я, желая быть полезной.

Он снова обернулся и посмотрел на меня – широкие, чистенькие крылья ещё задевали кончиками пол, такой он у меня низенький.

- Отец отцов, все же жаль, что я не успел вовремя на раздачу... – возвел он очи к небу. – Ты ещё сама наметешь таких же перышек из своих собственных крыльев! И что-то мне подсказывает, что их будет куда как больше. Пожалуйста, сиди тихо на своей табуретке и подними ноги – тут ещё валяются...

И он полез под мой стул.




Сегодня вечером, через полчаса, пойду к Максу и стану ему доходчиво объяснять, что он – идиот, а то он мне не верит.

+ Затем буду готовится с контрольным, гонять Ротэма, чтобы не забыл принести мне завтра некие фотографии, доставать всех знакомых и незнакомых с просьбами объяснить мне химию. День, кажется, удался.

+ Бегали с утра три с половиной километра. На время. Я решила, что свое лучше не узнавать, остановки на завязыванье шнурков и питье воды меня сгубили.

+ Решила, что волосы я буду отращивать. Причину скоро покажу. Она не особенно замысловатая; просто не прошло и полгода, как Ротэм проявил фотографии из поездки в Иерусалим, во времена которой патлы у меня болтались почти до плеч, и я себе понравилась. Лучше, чем сейчас, с отвратительным «ежиком». Волосы – растим!



Очень много мыслей в голове, которые хочется упорядочить и написать, очень много желаний, очень много вещей, о которых можно было бы и рассказать. Но времени нет катастрофически, даже на сон его не остается, благо, отсыпаться можно на английском, который я знаю куда лучше преподавательницы. Времени нет, и голову я мою под краном, жидким мылом для рук, а однажды на днях даже «Фейри» для посуды. Страшна в последние дни, как смертный грех, сама себе не нравлюсь, чего раньше за собой не замечала. Замотана и не размотана. Спать-спать-спать. Пообедать!!! Сдать все, что можно, и умереть спокойно.



Случай сегодняшний... Сижу в окружении Ротэма и Марка (потрясающе веселый синеволосый парень), Гай входит в класс. Чуть шею не свернула, провожая взглядом его и его черный свитер вкупе с красивой, очень красивой прической. Ротэм, усмехнувшись;

- Ты ещё шею сверни!

И сверну!..

21:33

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Макс – идиот. Доказано. Раньше его идиотизм был теорией, теперь стал неоспоримым фактом.



Узнать, почему Макс идиот



Вывод; Макс со сломанной ногой ещё больший идиот, чем с нормальной.


19:42

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Гай - он очень интересный.

В нем столько всего! Как в закрытой книге, которую тебе читать, не перечитатть, и каждое слово в ней для тебя на вес золота.

Зачитываясь книгой, нельзя уделять достаточно внимания Сладкому Мальчику. Будучи все время с Мальчиком, нельзя выкроить минутки почитать книгу.

Мораль; Грей придурок :-D



Я так думаю.

Завтра сбегаю к Наташе, ещё раз бессовестно использую её сканер. Чую, фотография маленького Ротэма (лет эдак в семь), которую я обслюнявила, в первый раз увидев, превратится в мой аватар или фотографию автора дневника.

Спаси и Сохрани, какой же он Сладкий!

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Мне в последнее время снятся тревожные сны, да и настроение часто бывает тревожным, будто воздух застывает в преддверии некой непонятной угрозы. Обычно тревожные сны я не запоминаю (точно так же, как и не тревожные), но сегодняшний прекрасно помню, потому-что он был сначала про Малфоя, потом про Лэйбеля... И не смотря на то, что он был тревожным, я так рявкнула на Кофе, когда она разбудила меня, что та даже растерялась на секунду, чего за ней раньше не наблюдалось. Мне так хотелось его досмотреть и запомнить получше...

___



В первой части я была в старом, грязном коридоре, с облупленной грязно-желтой краской на стенах. Помню вмонтированный в стену ржавый рукомойник с обмотанным грязной тряпкой краном, из которого капала вода, куски штукатурки и пыль на полу, будто в здании проходил ремонт. Висело старое зеркало в тяжелой раме (это напомнило мне другой сон – с которого началось мое увлечение собственным братом, но сейчас это не суть важно), и где-то впереди маячила дверь. Я шла к двери со стаканом парного молока в одной руке, и со свежей французской булкой в другой.

Открыв дверь, я обнаружила за ней грязную комнату, не многим лучше коридора. В роли мебели выступали стол, колченогий стул и кровать со смятыми небелеными простынями. На столе стоял компьютер, шнуры тянулись к розетке, и добавляли ещё больше странности и нелепости этой пустой комнате.

На разобранной кровати сидел Гай в белой футболке, каких-то темных брюках и старых, потрепанных (!) кроссовках, цвет которых уже и не разглядеть. Как будто в упрек мне – вот, ты при любом удобном случае проезжаешься на счет моей обуви, подразумевая под этим мой характер, а я – я совсем не такой. Я подошла, сунула ему в руки молоко и булку, села рядом, и так тепло и уютно мне было в той ужасной комнате, что я не стала идти обратно по коридору, хотя была уверена, что выйди я из него – попаду в куда более нормальное и хорошее место. Гай молоко и булочку взял, но есть не стал, поставил на грязный пол у кровати, а сам откинулся назад, к стене, и так и остался сидеть. Я залезла на кровать с ногами (босиком была), обхватила его руками за талию, пристроила голову у него на плече, и разглядывала его профиль.

Невероятно теплый сон, не смотря на замызганный коридор, такую же комнату. И как все-таки тепло и приятно было его обнимать! Компьютерный экран мерцал голубым светом, ему было здесь явно не место, но он как-то неуловимо дополнял картину, и я ещё целовала Гая в щеку, и старалась успокоить и обнадежить, не совсем понимая суть его проблем и причину холодности и грусти.



Потом я, наверное, перевернулась на другой бок, и сон изменился.



Я была в старом дедушкином доме.

Старый дедушкин дом – все, три слова, а у меня глаза на мокром месте. Этот дом в прекрасном состоянии до сих пор, может, двор немного зарос, но дом в полном порядке, и, боже, нет в мире места (ну, может, не считая постели Прудникова Гая), куда бы я хотела больше, чем туда. Я обязана рассказать о доме.

Дедушка мой, Валерий Гинько, строил его сам. Дом от крыши до подвала сделан из дерева. В деревянные стены встроены деревянные шкафы, деревянные двери открываются, чтобы впустить тебя в деревянные комнаты, где пол выложен прекрасным, красивейшим паркетом. Это сейчас обыкновенные доски, подогнанные друг к другу, стали звать гордым и красивым словом «паркет». Дед бы в гробу перевернулся. Дед был мастером дерева. Весь всем известно, что у каждого дерева свой цвет, свои качества, свое предназначение. Дед учитывал все, именно поэтому смог выстроить не дом, а произведение искусства. Забегу немного вперед – когда новый дом был достроен, старый он превратил в свою собственную мастерскую, где установил великое множество резаков, набросал и натаскал туда кучу инструментов и сырья – дерева – и где я, будучи ребенком, до десяти лет играла со стружками и остатками деревяшек. Однажды у меня даже нечаянно вышел какой-то узор, который дед применял потом в своих паркетах для огранки, и я горда неимоверно до сих пор. А ещё там в одном из столов с инструментами, в ящике, лежат старые шахматы – мы с Томом любили в них играть, когда мне было пять, и когда я проигрывала (и вовсе не всегда это случалось!), то била его конем по башке.

Так вот, обратно к теме. Как я уже говорила, новый дом был выстроен из дерева полностью, полы были (да и до сих пор есть, слава, слава всем известным богам!!!) выстланы таким паркетом, от которого глаз отвести было невозможно (часто гости, первый раз войдя в дом, так пол дня и ходили, глядя под ноги и не поднимая головы). Шкафы, встроенный в стену камин, огромное зеркало, книжные полки – все это просто невозможно описать, настолько прекрасны эти вещи. Резьба и орнамент, в них просто чувствовалась любовь, и было ясно, что такое сотворить из дерева мог только человек, родившийся в тайге, и с малых лет её узнавший. Но о чем все-таки скажу ещё пару слов – так это о «топчанах».

Не знаю, откуда взялось это слово, но оно мне нравится. У деда в комнате большую часть помещения занимали стол (не на ножках, а выступающий из стены) и книжные полки от пола до потолка, и окно, выходящее прямо в лес, а под топчаном хранилось ружье. А в гостиной, вернее в зале, под книжными полками, не далеко от камина, стоял опять же встроенный в стену топчан-диван. О нем, в принципе, речь и пойдет.

То лежбище ни пиром описать, ни в сказке сказать. Только теперь, лишенная этого дома, я начинаю познавать его красоту и великолепие. Топчан стоял в своеобразной нише (дед заботился о уюте, хоть и отказывался то признавать), над ним были книжные полки, молящиеся от всевозможной литературы на двух языках (дед – отец моей мамы, а в семье со стороны мамы у всех и всегда было в ходу два языка – русский и английский), рядом – окно. Летом, когда окно распахивали настежь, в комнату заглядывали ветки черемухи и влетали пчелы. Под окном стоял столик, тоже деревянный, как и все вокруг, на нем стоял неизменный патефон и гора пластинок, книг и газет. На самом топчане всегда было несколько подушек, плед с кисточками в коричнево-зеленую полоску, и ещё какое-нибудь одеяло. Матрас, я помню, был очень мягким – ложишься, и мгновенно проваливаешься. Вся ниша с окном была выдержана в коричнево-древесном стиле.

Господи, сколько ещё я могу рассказать о этом великолепном доме! Написать трактат, книгу, роман!


Но я вернусь к тому, с чего начала – ко сну.

В нише у открытого окна стояло два стула, на стульях сидели я и ещё кто-то. Я не помню, кто. Окно было распахнуто, и в комнату, как и каждым летом, проросло несколько веток цветущей черемухи. Я с человеком о чем-то говорила, и очень тревожилась. Человек тоже тревожился, а рядом с нами, под старым пледом с кисточками, кто-то лежал. Сначала я не видела лежащего, но потом человек на против меня поднялся и ушел, и тогда я обернулась к топчану и тому, кто на нем валялся.

Тревога раздулась мгновенно и до огромных размеров. На топчане лежал очень бледный мальчик лет пятнадцати-шестнадцати, ко лбу, мокрому от маленьких бисеринок пота, прилипли намокшие пряди иссиня-черных волос. Глаза у мальчика были закрыты, а голова металась по подушке, будто в лихорадке.

Я, вся с ног до головы в панике оттого, что прекрасно знала, кто это такой и как ему, должно быть, плохо, мгновенно подалась вперед и прижала к его мокрому пылающему лбу обе руки, которые по счастью оказались холодными, как у мертвеца (впрочем, как всегда – с моим-то кровообращением). Тот вроде перестал метаться, успокоился, дыхание пришло в норму, и я села на край его постели – а он вдруг открыл глаза и разлепил сухие потрескавшиеся губы. И смотрит на меня спокойно, так, заинтересованно, будто и не горячка у него вовсе, а это он просто развлекается так. Тут у меня под рукой материализовался кувшин с ледяной водой (кто-то подсуетился – и кувшин был знакомым, стеклянным, обычно стоял в оранжерее, и из него кошки воду пили вечно, пока он не становился пустым на половину – тогда они не могли засунуть голову достаточно далеко чтобы достать до воды) и тряпочка, и я принялась промокать мальчику лоб, а он следил за мной глазами и лежал тихо-тихо. Из кухни доносились голоса, слышались торопливые бабушкины шаги, потом тетя прошла из кухни в оранжерею и обратно, а я все сидела, и выхаживала мальчика, и была дома. Я заранее знала, что вот сейчас у тети под ногами скрипнет третья ступенька, а вот сейчас она забудет закрыть за собой дверь, а сейчас войдет дед – я слышу его шаги в коридоре – и т.п. Ветер врывался в открытое окно, хлопала о стену распахнутая рама, и неистовые порывы ветра несли мелкие-мелкие лепестки четверолистников черемухи. Когда мы с Томом были маленькими, мы часами просиживали в саду, и разыскивали среди этих микроскопических цветочков такие, у которых было бы три лепестка – найдя такой, надо было загадать желание, и съесть его – и тогда желание точно исполнится. Ветер был теплым, летним, над столом жужжали мухи, но мальчик все равно с явным трудом разомкнул сухие губы, и сказал нерусским языком;

- Мне холодно...

Я была в коротком летнем платьице, и мне тоже было немного прохладно – я накинула на него ещё одно одеяло, а сама поежилась и, не вставая, толкнула рукой оконную раму, чтобы закрылась. Ветер отшвырнул её обратно, и тогда мальчик посмотрел на меня усталыми и несчастными глазами, и сделал знак, чтобы я забиралась к нему. Капли пота у него на лбу уже высохли, и теперь, кажется, горячка сменилась ознобом. Ещё немного – и его начнет колотить от холода. А я все не отрывала взгляда от сухих потрескавшихся губ – мне казалось, что они должны быть совсем другими - улыбающимися и красивыми, невероятно красивыми – тогда мальчик их облизнул, тихо вздохнул, и закрыл глаза.

Дальше сон обрывается почти мгновенно – помню только то же волшебное тепло, и то, что смотрю на открытое окно уже под другим углом – видимо, я все же легла на топчан рядом с кареглазым мальчиком – а потом пришла Кофе, и заорала у меня прямо над ухом.



Я убить её готова была за то, что она вырвала меня из моего дома и моего царства! Кажется, я хорошенько на ней сорвалась.

Но как символичны были оба сна!



Ах, да, кстати. Хотела написать.

Тот дом стоит под сопкой, на опушке тайги. У крыльца стоит пенек, который нужно поливать, и тогда на нем растут грибы. По ночам к забору иногда подходят олени. На чердаке, в углу, стоит сундук, большой деревянный сундук на замке. В сундуке лежит мое свадебное платье, в котором замуж выходила моя бабушка (прожившая с дедом прекрасную счастливую жизнь, и разлучила их только его смерть), моя мама (которая живет, и, я верю, будет жить с отцом долго и счастливо), и сестра моей бабушки, Майя, которая всегда говорила, что за мужа, Гришу, душу отдать может в любую минуту по первому требованью. Они, все трое, живут сейчас и Израиле, и уверяют меня, что платье не простое, и приносит счастье и непременную удачу в замужней жизни. Мая так же говорит, что коли ты выберешь себе мужа не под стать, то в день венчания надеть платья наверняка не сможешь – что-нибудь случится, пуговицы отлетят, порвется, или ещё чего. На практике этого ещё не проверяли, но я предпочитаю верить. Вот оно, мое приданное...

@темы: сны

13:30 

Доступ к записи ограничен

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

22:00

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Я сегодня так много пишу потому, что мои избранные не пишут почти совсем, и мне скучно.



Ещё один веселый случай вспомнился. Недавно заглядывали ко мне одноклассницы – Кофе и Ленка Кузнецова. Кофе – длинноногая красавица, не слезающая с диеты и беговых дорожек практически никогда. Кузнецова – чуть полновата, и стремительно толстеет в последнее время.

Угощались чаем с булочками у меня на кухне. Ленка тенят руку за третьей очень калорийной булочкой с маком. Реакция Кофе мгновенна – со всей силы шлепает Кузнецову по руке, так, что булочка падает на пол (на радость коту), и, широко распахнув орехового цвета глаза, громким голосом вопрошает;

- Ты что?! Это же лишний жир на заднице!!!

Смеялась только я, в основном над выражением лица ошарашенной Ленки.

21:48

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Смоталась после первых двух уроков потому, что температура взлетела до небес, и вообще было ужасно хреново. Медсестра у нас в школе, как выражается мой двоюродный братик, «раненая в голову в 41-ом». Таблеток не дает, даже аспирина. Закон такой. Детям в школе таблеток не давать, а вдруг у них аллергия? Спрашивается, зачем она в таком случае вообще нужна? Ежегодный сбор медицинских карточек проводить?!

Насморка у меня нет, горло в порядке, голова тоже, чувствую себя хорошо, температура – 38.9. Парадокс. Подцепила какую-то экзотическую и крайне оригинальную болячку.

А кто виноват? Правильно, Малфой. Кто же ещё?

Два первых урока все было в порядке, это после того, как я стала невольно свидетельницей его страстного поцелуя с некой блондинкой (посреди коридора), организм взбунтовался. Честное слово, он сведет меня в могилу. Гай, а не организм.

Если неизвестная болячка сведет меня в могилу, кто будет в этом виноват?

...и на надгробии напишут – «тут лежит тот, кто должен был сидеть!»


21:43

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Ротэма не видела давно. Ужас. Полнедели. И не звонила. И он не звонил. Не знаю, злиться ли на него, или делать скидку на то, что я, в принципе, тоже хороша... Хотя нет, звонил! Чтобы сказать, что Макс идиот. Ну, это не новость. Только когда это было... В субботу вечером. А сегодня я совсем его не видела, потому-что просидела в школе всего два урока, и на этих уроках мы в разных группах и в разных зданиях.