сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Сегодня день темно-синих маек, и день рождения одной из самых замечательных девочек на свете, а именно - моей обожаемой Дрэгони!

Ната, поздравляю! Удачи тебе, веселья и хорошей погоды. Желаю тебе и впредь оставаться таким же классным, хорошим и светлым человеком, как сейчас, и купить планшет.

Короче, за это надо будет выпить.



Ещё сегодня утром я с удивлением обнаружила себя в школе. Была приятно удивлена. Все-таки в школе хорошо, весело. В школе много прелестных детишек. Вон, тот же Эдо - уж как сегодня порадовал...

Урок алгебры. У Михаль, нашей любимой учительницы, звонит сотовый телефон.

Михаль;

- Ой, извините, это мой младший сын, он болеет... Алло, Ран? Ну что, есть температура? 37.5? Ладно, оставайся дома, в школу не ходи!

Кладет трубку. Эдо;

- Эээ, Михаль... Это, конечно, не мое дело, но у него температура 37.5, и это может быть опасно. Я бы на твоем месте пошел к нему.

- Не волнуйся, Эдо, он будет в порядке.

Эдо, с сомнением;

- Ты думаешь? Просто если ты вдруг захочешь уйти, то не волнуйся за нас, мы не будем против...

- Я уверена в этом.

- Просто понимаешь, Михаль, если с ним что-нибудь случится, меня заест совесть! Я себе не прощу!

- Я тебе прощу, не переживай.

- Ааа... Михаль, ты хорошая мама...

Я тихо смеюсь в кулачок.



Нэ, все-таки Эдо, Натаниэл, Алон - они хорошие ребята. С ними определенно нужно подружиться. Только как? И получится ли? Не думаю.

Да и вообще, прелестные они большей частью по отдельности. Ну, или толпой. Тогда с ними легко. А как наткнешься, скажем, на двоих - попадаешь между двух огней... Играют в игру "из-нас-двоих-я-здесь-все-равно-круче", причем мною. Подлецы! Вот сегодня, на пример.

Урок. Физика, ни больше, ни меньше.

Сидящий далеко впереди Эльад оборачивается назад - видимо, ищет, чем бы себя занять... Я, в красной рубашке, сижу, как обычно, рядом со Сладким, слева - Гай. Эльад радуется;

- О, опять эта извращенка-в-красном...

Гай тихо давится хихиканьем, я морщу нос. Интересно, почему это я извращенка? Гай что, такой мутант, что позариться на него может только человек с моральными отклонениями?.. Та черт с ними, решаю я.



А Гай борзеет изо дня в день прямо на глазах. И в самом плохом смысле.

Он у нас теперь жутко умный, придумал новую боевую тактику - он от меня скрывается и игнорирует меня подчистую совершенно. Ещё он от меня бегает, когда не получается спрятаться. За редкими исключениями, впрочем - иногда он спокойно беседует с Ротэмом, даже не смотря на то, что я сижу рядом на столе. Если не делать резких движений и молчать, он не убежит...

Ещё Прудников с завидной постоянностью скромненько опускает глазки, встретившись со мной невзначай взглядом, и это меня раздражает, причем очень.

Та он вообще меня раздражает! кажется, я скоро опять вернусь в стадию под названием какой-ещё-гай-ненавижу-гая.

Идиот лохматый. Пошел бы, подстригся!



Скучаю по Склер, Мастеру и Гаврошке.

Куда все делись с моей подводной лодки?

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
- Поттер, тебя мама не учила, как разговаривать со старшими?

- Нет, извини, не успела.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Семейные сцены:

Я и Томер сидим в спальне у Макса, обсуждаем погоду. Томер параллельно играет в какую-то компьютерную стрелялку. Макс переодевается в ванной – вроде свидание. Выходит – черные джинсы, коричневая футболка. Я и Томер, в один голос:

- Смени футболку!!!

Макс, возмущенно:

- Нет! Хорошая футболка...

- Смени!!!

- Уфф... на какую?

- На голубую, с надписью “Billabong”!

Макс, с крайне несчастным выражением лица, вытаскивает из шкафа вышеозначенную футболку, тащится обратно в ванную.

- Как я вас ненавижу...

Томер тихо смеется в кулачок.



А завтра, кстати, день рождения у Дрэгони. Дрэг, жди меня в воскресенье в гости. Вечером и ненадолго, и с парой фотографий для скана, хы-хы.



Завтра – школа. Сегодня – нет... Я не знаю, я радуюсь или наоборот. Странный я ребенок.

Хочу клубники со сметаной. Ею пахнет из кухни...

Кстати, Мастер, Лизка сказала – ты симпатичная... Я ей сегодня демонстрировала фотографии всех дневниковцев, висящие у меня на письменном столе.



Империя...

Кстати, дети.

На счет аватара.

Ни для кого не секрет, что оформление дневника, фотография автора и аватары редко задерживаются у меня больше, чем на две недели. Таково мое непостоянство. Но вот аватару, с которым я хожу сейчас.

Я хотела бы посвятить несколько слов.

Он – империя!

Кто-нибудь из присутствующих играл в игру «Проклятые Земли»? Кажется, это от создателей «Демиургов». Так вот, эта игра, несомненно моя любимая, имеет очень интересный сюжет. Главный герой, Зак, теряет память и ищет некого Великого Мага, чтобы тот ее ему вернул. Когда Зак находит старика, тот говорит, что сможет вернуть ему память, но при условии, что Зак выполнит для него одну вещь – отправится в далекую империю Хадаган, чтобы разыскать юношу, одного из двух оставшихся в живых представителей какого-то там древнего рода. Старику-магу этот юноша ну прямо по зарез нужен, чтобы поженить его с девушкой, представительницей той же древней расы, чтобы у них родились детишки, и род возродился бы.

Так вот. Зак отправляется в землю под названием Суслангер, в империю Хадаган, на поиски юноши.

Хадаган оказывается жаркой и сухой пустыней. По песчаным дюнам летают мусорные перекати-поле, растут верблюжьи колючки, то тут, то там высятся полуразрушенные стены бывших дворцов, городских стен... Каменные мосты над пропастью, скалы, и почти слышно, как скрипит песок на зубах несчастного Зака. Пересохшие колодцы, желтое небо, песчаные бури. Уже на подступах к заселенным территориям встречаются особняки, некоторые заброшены. Пальмы. Гиены.

Так вот, эту игру я проходила раза четыре, и каждый раз не могла оторваться. Сюжет, атмосфера, да та же графика – все... Персонажи, которых Зак встречает в своих путешествиях по трем разными мирам (ах да, забыла сказать – миров всего три, первый – Гипат, где преобладают леса и зелень, потом Кания – снежная страна, и под конец Хадаган – мир вечной жары)...

А мой аватар как две капли воды похож на какой-то элемент империи Хадаган. И каждый раз, когда я смотрю на него, чувствую себя Заком, заброшенным в неизведанную страну, жаркую и непривычную, неродную пустыню. Честь по чести, в этом есть доля правды.

Именно поэтому я так люблю эту маленькую картинку!

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Отчет.

Вариант сокращенный.



Дню Независимости всегда предшествует день памяти павшим Израильским солдатам. Это традиция - день памяти всегда идет за день до праздника. Чтобы люди помнили, кому и чем обязаны тем, что есть теперь у еврейского народа своя, пусть маленькая, но собственная страна.

Конечно, в этот день проходит не мало парадов, не мало представлений. Минута молчания, Израильский гимн, слезы и поминальные песни. Вкратце о том, чтобы было по этому случаю в нашей школе; выписка; "я бы поехал туда, где война";



(Среда, утро)

08:00 Литература. Поэма «Санитар, санитар!». Дети обсуждают поэму. Делятся впечатлениями. Спит мертвым сном Нэнэ. Довольно монотонно, заезжено и скучно.

08:45 Перемена. Усталый и грустный Алон, вялые дети. День памяти погибших солдат – а вы чего хотели?

09:00 С какой-то радости урок иврита. «Ты говоришь, но никогда не заставишь прислушаться», «Так мало еды, но никто не умер от голода». В классе работает радио – ни на одной станции не звучит сейчас ничего, кроме поминальных песен. Странная страна. Странные люди.

10:10 Сгинул куда-то Герберт Бен, я сижу, спрятав лицо на сложенных руках, молчит Сладкий. Лея, стоя у стены, рассказывает небезызвестную здесь историю маленькой девочки, которая скучает по умершему старшему брату. Пишет ему письма. Звонит на его мобильный и никак не может понять, почему тот никогда не отвечает. Я тоскую.

10:55 Пел Герберт Бен. Песню собственного сочинения, под собственную музыку. Пел, стоя под открытым небом, перед четвертью тысячи людей, запрокинув к небу лицо.

«Где ты,

где ты,

почему солнце,

почему светло?

Небо радуется – теперь ты с ним.

Небо радуется – ему повезло».


Впереди и чуть справа от меня стоит Мэир. Длинные волосы падают на лицо, на плечи. Мэиру грустно, он обхватил себя руками. Слева тихо плачет Кофе. Чувствительная девушка. А Бен все поет и поет, и я уверена, что половина присутствующих в тайне молится, чтобы песня никогда не оборвалась.

«Почему ты не идешь?

Корабль швартуется,

Причалила яхта,

Уже высохло море.

Высохло море, а ты не идешь.

Ты что, умер?

Ну где ты?

Ну где ты?».


Звонкий, чистый и звенящий голос свеж, и в порывистом, прохладном вихре кружит каждого. Не тепло – свежо и холодно. Герберт Бен Корен поет песню в память о погибших солдатах.



(Среда, вечер)

Хайфа праздновала День Независимости Израиля.

К крышам большинства машин были прицеплены бело-синие флаги со звездой Давида, такие же флаги трепетали на всех фонарных столбах, в окнах, местами на крышах домов. На светофорах, или когда машины выстраивались в длинные пробки, желающие подработать мальчики и девочки продавали миниатюрные флажки. Какой Израильтянин пожалеет пятачок на флаг родины? Почти никакой – здесь очень сильно развит патриотизм.

Томер Романо продавал флажки. По пять шекелей за маленький, десять за тот, что побольше – два шекеля в карман, три – на следующую партию. Медленно, но верно собиралась хоть какая-то сумма. Становилось уже совсем темно, и Томер очень надеялся, что сумеет распродать то, что осталось на дне сумки ещё до десяти вечера.

Макс швырнул в него оторвавшимся накануне замочком от молнии на куртке.

- Эй, Томер! Хватит дурью маяться.

Высокий, черноволосый и смуглый парень обернулся и улыбнулся, продемонстрировав всем желающим прелестную улыбку в 32 белоснежных клыка. Я помахала ему рукой; Томер снял с плеча сумку, отдал напарнику, и побежал к нам через дорогу.

- Привет, - поздоровался он, - я думал, успею продать, и не успел. Вы идете на Спортэк?

- Да. Идешь с нами?

- Само собой! Только там, наверное, будет полно арсов... Ненавижу арсов.

- Макс скривился;

- Я тоже... это только она – он кивнул на меня – у нас их любит.

- Да-а-а? – изогнул бровь Романо.

- Ага, - согласилась я, держась за Макса, и вытряхивая песок из босоножки на высоком каблуке.



Фейерверки шли двумя партиями – в девять ровно, и потом ещё в десять с половиной. Я, Томер и Макс вошли на гигантское поле, полное людей, часов в восемь с половиной. Я бросила обоих на произвол судьбы уже у входа, ибо заметила в толпе Натаниэла, и загорелась – ведь нужно же узнать, здесь ли Малфой, ведь так? В общем, ни Романо, ни Макса я в тот день уже не видела – разыскать кого-то в таком огромном пространстве не очень легко.

Нэнэ был один – стоял у натянутого сетчатого забора, весь обвешанный светящимися в темноте браслетами, отлавливал прохожих и пытался продать им часть этих самых браслетов. Торговля, кажется, шла неплохо. Я было совсем собралась подойти к нему, поздороваться и поинтересоваться на счет Малфоя, но тут меня чуть не сбила с ног Настасья.

- Элис!!! – визжали она и Кофе в унисон – Элис, как хорошо, что мы тебя нашли! Идем скорее, представление уже почти началось!

О любой языческий бог, как же я могла забыть! Ведь, можно сказать, самая главная причина моего сегодняшнего присутствия в этом праздничном скопище народа – выступление Кенди. В дальнем конце площади высилась наскоро сооруженная сцена, освященная десятками прожекторов. Через несколько минут на сцену выйдет джаз-группа танцев, в которой состоит и моя приятельница и одноклассница Кенди Бергер. Я, Кофе и Настасья вприпрыжку побежали поближе, радостные и веселые, совершенно непонятно почему.

- Кенди! Кенди!!! – кричала Кофе и махала ей руками. Я пыталась свистеть. Настасья кричала что-то подбадривающее – группа поддержки, блин... Джаз-банда исполнила два вполне хороших зажигательных танца подряд. Дальше выступали мальчишки, под предводительством нашего знакомого, Артёма – боевые искусства. Были песни, были танцы. Было гламурно. Кенди, все ещё в своем танцевальном костюме, прыгала на месте от перевозбуждения.

- Все, больше никогда не выхожу на сцену, больше никогда не выхожу на сцену! Это было так страшно. Так страшно!



Мы дурачились. У меня кружилась голова от веселья и смеха. Илан и парень Кенди, Антон, откуда-то притащили нам целую кучу всяких мигающих, светящихся и искрящихся штучек – браслеты, цепочки, клипсы, чего только не было! А главное, все бесплатно. Я таяла и умилялась, глядя на обнявшихся Антона и Кенди. Илан сподобился пронести меня на руках поперек всего Спортэка, когда я заикнулась о том, что из-за чертовых каблуков скоро собью ноги. Ели пиццу, пшикались друг в друга пеной из баллончиков. Было крайне, крайне хорошо!



В воздух забили фейерверки.

Грохот взрывов слышался совсем рядом, за деревьями – видимо, взрывали и правда очень недалеко. От окрасивших небо огненных цветков стало светло, как днем.

- У-у-уха-ха! – визжала Настасья, запрокинув голову. Я стояла рядом с ней, плечом к плечу, Илан стоял, положив голову на наши плечи. Я разинула рот и широко раскрыла глаза – золотые вихри, казалось, сейчас упадут с неба на землю, и достигнут нас.

- С 57-летием, Израиль! - Слышались крики со всех сторон. И мне казалась – а тут, кстати, ничего. Жить можно. Иногда Хайфа так хорошо притворяется добрым и благополучным городом...



Настасья постоянно искала кого-то в толпе глазами.

- Настя, хватит вертеть башкой! – возмущался Илан. – Смотри лучше на меня! Я тебе что, плох, что-ли?

- Нет-нет, ты очень даже хороший, - поспешила заверить Настасья, - я просто ищу Гая.

Я до этого времени вполне миролюбиво пыталась подарить маленькому ребенку в коляске один из своих браслетов. Ребеночек плакал, я строила ему рожицы, мамаша ребенка была мне явно благодарна... Услышав последнюю реплику приятельницы, я почти возмутилась;

- Настя, ты что, пытаешься испортить мне праздник? Я не хочу встречать Гая, который наверняка шарахается где-нибудь тут в обнимку со своей Литаль!

- Но ведь ты говорила, что сегодня вечером вызовешь его на откровенный разговор!..

- ...в кустах, - невозмутимо закончил за нее Илан.

- О, пожалуйста, не надо. Молчите оба. Встречу – заговорю, не встречу – и флаг ему в руки!



- Кто купил Кофе кока-колу?! Вы что, с ума сошли? Кофе, фу! Выплюнь!

- Вы разве не знаете, как она не нее влияет? У Кофе от колы напрочь сносит крышу!

- Да, признаю, сносит... К тому же, в коле много калорий! Где мой калькулятор? Я сейчас... посчитаю...

- Вот видишь, что с ней стало? Ужас.

- Алис, забери у нее ножницы.

- Какие ножницы? Где ты видишь ножницы?! Ты что, тоже пил колу с травкой? И не смей сокращать мое имя!

- Антон, ко мне пристал марокканец!

- Это ты жалуешься или хвастаешься?

- Конечно, жалуюсь! Пойди и набей ему морду!

- Подожди, только доем пиццу.

- Илан, поставь Алису на место!

- Да-да, поставь меня на место, мы уже поняли, что ты чертовски сильный. А-а-а, где мой телефон?!

- Посмотри под столом.

- Кофе, заткнись, мы на улице, здесь нет столов.

- Нет столов?..

- Дайте Катерине немного апельсинового сока опохмелиться.

- Дайте мне бинокль, я хочу залезть на дерево, и увидеть, здесь ли Прудников!

- Так, я не понял. Настасья, зачем тебе Гай – его же Грейхаунд любит, или как?

- Да, но я хочу его найти, и привести к ней! Или ее к нему! Они должны поговорить, понимаешь? У них с серьезный разговор.

- Ага, серьезный разговор в кустах...

- Отвяжитесь от Прудникова!!!

- Вау, а пойдем покупать выпивку?

- А они не пьют. Они трезвенницы все кроме Элис и Кофе, только Кофе пьет колу и думает, что это коньяк.

- Как я люблю Антона, когда у него есть пиво...

- Э-э-э, кто полез мне в карман?!

- Может, опять твой марокканец? Промахнулся чуток?

- Не пошли, пошляк!

- Кто поляк? Я поляк?! У меня отец вообще румын!..



- Лиор... Эдо... Эльад... Шэрэц... Натаниэл... Гай!

- Что?

- Гай!!! Вон, ты что, не видишь?

Почти все уже разошлись – из примерно полтысячи людей на Спортэке осталось всего неполная сотня. Разбирали сцену. Стихла музыка, и те, кто ещё задержались здесь, уже не дурачились и не хохотали, не кричали и не визжали, а уютными компаниями расселись по скамейкам близлежащего сквера, как можно дольше оттягивая тот момент, когда придется идти домой, и этот чудный день кончится. Ночь была довольно холодной, я накинула поверх короткой голубой майки (люблю это слово, кстати) черную рубашку Настасьи, которая теперь щеголяла приталенной футболкой с рисунком Израильского флага. Мы лениво шли по тротуару, километровой дугой огибающему Спортэк. Антон и Кенди впереди, обнявшись, затем Настасья, поддерживающая малость нетрезвую Катерину, я и Илан. Мы, кстати, обсуждали стоимость звонков из России сюда, перспективу любви на расстоянии, перспективу отношений на расстоянии, и откровенно веселились. Улицы потихоньку успокаивались.

Потом зоркая Настасья увидела впереди группу парней, и признала в них некоторых наших одноклассников и их приятелей. Мальчишки о чем-то непринужденно болтали, курили, смеялись... Мне стало тепло. Не знаю, почему. А вон и знакомая фигура, вон отросшая челка, вон он. Настасья потирала ручки;

- Ну-с, подружка, ты обещала, что если наткнемся!..

Я пожала плечами. Такой отличный день, веселый вечер – Гай не может уж очень сильно испортить все это. Кроме того, я же обещала.

- На сколько я выгляжу, Настасья? – спросила я ее на всякий случай. - По десятибалльной системе?

- На сто долларов в час... – пробормотала мутная Кофе.

- Молчи ты! Хм... На десять! С плюсом! – Настя явно отчего-то волновалась. – Честное слово, голубой тебе к лицу...

- Намекаешь на то, что у меня голубое лицо? – хмыкнула я. – Или на то, что я голубой? Ладно, спасибо. Подождите здесь – я не должна сильно задержаться...



Каблучки зачем-то звонко цокали по асфальту. Расстегнутая длинная черная рубашка зачем-то крыльями взвивалась за спиной, трепетала под порывами возобновившегося холодного ветра. Этот же ветер зачем-то кидал в лицо черные пряди собственных волос. Я зачем-то была на удивление спокойна.

Он не видел, как я приблизилась – видел Натаниэл, видел Эльад, но никто из них не сказал ни слова. Гай стоял спиной ко мне, о чем-то трепался с Ли-Беном. Волосы в свете желтого фонаря почти русые. Темная футболка. Тонкая нить браслета на руке. Я положила ладонь на его плечо, и сказала;

- Привет, Гай.

И улыбалась. Он развернулся, встретился со мной глазами всего на долю секунды (потом он глаза отвел и больше взглядом со мной не встречался), и на лице его отразилась целая гамма чувств. В те несколько секунд по его лицу все можно было прочесть, как по бумаге; растерянность. Тысячу раз растерянность. Почти беспомощность.

- Ооо, ты... – пролепетал он убито, и отступил назад, уходя за спины окружающих.

«Гай Прудников от меня бегает», подумала я, и прыснула.

А Эдо, Натаниэл, Эльад и прочие чуть не описались от счастья, увидев меня. По крайней мере, это выглядело именно так.

- Грейхаунд, Грейхаунд! Ты тут! – радовался Нэнэ. – Как дела, как жизнь, все хорошо? Все ещё хочешь Гая?

- О, это и есть эта самая Элис? – поинтересовался Шэрэц. Шэрэц – парень из параллельного с нами класса, я учусь с ним вместе только на английском.

- Ага, это она, - подтвердил Эдо. – Алиса, привет!

- Привет, все – поздоровалась я не менее радостно, потому-что была искренне рада такому приему. Даже странно. Нет, война-то вроде кончилась, но апофеоза ведь не было, так почему же они та добры и симпатичны со мной?..

- Грейхаунд, а ты ведь обещала купить у меня Гая, - напомнил Эдо.

- Гая? Ой, это что, та, которая так любит Гая? Дайте мне на нее посмотреть!

- Прудников, иди сюда, блин! Куда он делся?

- Ха-ха, Гай убежал!

- Грейхаунд, он тебя любит – ты же в курсе, да?

- Обожает, хы-хы-хы, честное слово, ты ему нравишься.

- ...что значит, никуда ты не пойдешь? Иди сюда, к тебе пришла девчонка!

- Натаниэл, оставь его, он меня боится.

- Эй, ты слышал? Она думает, ты ее боишься! Я бы такого не простил. Иди сюда, Гай! Где он там?

- А почему ты здесь? Ты хочешь с ним поговорить, что-ли?

- Ммм... Вообще-то, я хотела незаметно отозвать его в сторонку – у меня к нему разговор... Гай, бросай дурачится, иди сюда. Всего минута твоего времени.

И вот тогда в обступившей меня компании парней появился Ли-Бен.



Ли-Бен Даан – черт его знает, может, он действительно какой-нибудь родственник Эдо, а может, просто однофамилец. Невысокий коренастый мальчишка весьма внушительного вида. Некрасив, часто ведет себя, как Крэбб или Гойл. Я бы назвала его тупым костоломом, но не назову – не хочу обижать. В общем, привлеченный оживленными криками, он протиснулся ближе ко мне и встал рядом с Эдо.

- Э-э-э, эта та, которая влюблена в нашего Гая?.. Ты чего, он же занят. Ему же кто-то там нравится.

Улыбка все ещё не сходила с моего лица, но услышав последнее предложение, я отчетливо почувствовала, как сердце забилось уже в животе, а не в груди.

- Кто-то... нравится? – протянула я, не до конца осознавая только что услышанное. – Ты серьезно?..

Парни разразились дружным хохотом. Я ничего не соображала. Это они надо мной смеются, или как? Я вопросительно посмотрела на Шэрэца – за ним водится репутация доброго мальчика – и спросила;

- Гай что, правда любит кого-то? – голос получился вполне естественным, беззаботным и веселым.

Шэрэц засмеялся;

- Да нет, нет, не волнуйся ты.

- Нет, нет – подтвердил Эльад, - никого у него нет.

Эльаду я поверила. Он сказал это эдак доверительно и вполне серьезно. А сердце, кажется, снова забилось там, где ему и положено. Я улыбнулась. Гаю не до девок? Парни все продолжали прикалываться, обступив меня, задавать вопросы... Настасья нетерпеливо подпрыгивала и махала мне, чтобы я поторопилась. В окружении арсов я стояла, наверное, уже минут десять.

- Ладно, ребята, я должна идти, - махнув рукой, сказала я, и спрыгнула с какого-то приступка на тротуар. – Пока всем! Передавайте Гаю, что... А, впрочем, передавайте, что хотите!

Эдо, Нэнэ, Эльад, Шэрэц, Ли-Бен и прочие распрощались со мной, я отдала им честь, приставив пальцы к виску. «Пока, Грейхаунд!» и «бай-бай, Элис» провожали меня, пока я не скрылась за ближайшим углом, за которым – я знала – стоят Настя и прочие.



Благодаря свойственной мне любви к различного рода психологии, мне интересны два вопроса. Я пытаюсь понять, почему;

1) Почему Гай от меня банально сбежал.

2) Почему Арсы, в прошлом считавшие меня почти врагом, стали так хорошо ко мне относиться?



И последнее меня, кстати, несколько волнует. То, что Эдо, Натаниэл, Эльад и прочие в последнее время пребывают со мной в подчеркнуто приятельских отношениях, совершенно не гарантирует, что они так же примирятся со Сладким и его (нашими) друзьями.

Герберт, Макс, Томер, Эйнав, сам Ротэм... Их «созвездие» по-прежнему на дух не переносит и всячески над ними насмехается. Почему я стала исключением?

И не сочтет ли Сладкий меня в некотором роде... предательницей?

И не дойдет ли в конце-концов до того, что мне придется выбирать между Гаем & его приятелями, и своими друзьями? Хотя тут я, конечно, преувеличиваю, но просто если бы такая ситуация вправду сложилась... Я бы очень крепко задумалась. И выбор почти наверняка был бы в пользу... Хм.

И, черт возьми, действительно ли Ли-Бен просто пошутил, заикнувшись на счет влюбленности Гая? Ладно, его меняющихся со скоростью света девок я терпела, терплю и буду терпеть, но если Гай влюбится...



Кстати, ещё кое-что. Эдакая пометка на память. Итак;

Есть Арсы.

Есть Гриффиндорцы.

Мальчики–арсы вполне спокойно могут дружить с девочками-гриффиндорками. (См. Алиса и Эдо, Алиса и Натаниэл, Алиса и Лиор, Эйнав и Алон.)

Мальчики-арсы ненавидят мальчиков-гриффиндорцев. (См. Эдо и Ротэм, Натаниэл и Макс, и т.д. Исключение – Гай и Ротэм.)

Девочки-арсы ненавидят девочек-гриффиндорок. (См. Литаль и Алиса, Гиль и Алиса, Шири и Катерина, и т.д.)

Девочки-арсы вполне спокойно могут дружить с мальчиками-гриффиндорцами. (См. Ротэм и Сара.)



Какая странная закономерность... Черт, неужели все это – простое притяжение полов? Уфф, как скучно.



К тому же, одно удивительное открытие этого вечера.

Я обратила внимание вот на что... Я часто волнуюсь. Волнуюсь, стоя одна перед публикой. Волнуюсь, решая какие-нибудь относительно важные дилеммы. Волнуюсь, когда меня внимательно слушают. Волнуюсь, собираясь на какой-нибудь праздник, вечеринку, свидание, в конце концов. Волнуюсь, разговаривая с симпатичным молодым человеком. Волнуюсь, знакомясь с новыми людьми. Волнуюсь я часто, и обычно по мне это заметно.

Рядом с Гаем я не волнуюсь никогда.

Раньше, возможно, какая-то неловкость, страх, стеснение и были... А вчера вечером, подходя к нему и кладя руку ему на плечо, осознала – нет больше. Рядом с ним я спокойна, как огурец. Рядом с ним – спокойно...



В общем, примерно так мы праздновали День Независимости. И мне, черт возьми, понравилось. Почти не чувствовалось отсутствие Ротэма, плевать я хотела на очередную обиду Макса – на этот раз за то, что я, видите ли, бросила его на произвол судьбы. Ночевала я у Кенди, Кофе и Настасья – тоже. С утра пораньше, ещё до того, как девочки проснулись, поднялась, умылась, застелила постель, оставила записку и смоталась. Нужно было пораньше быть дома сегодня – помочь Лизе, матери моей, женщине, с уборкой, потом мы ходили бегать. Примерно в два часа дня я села за эту запись, прихватив с собой пару бутербродов и чашку чая. Сейчас выложу все это в новую запись, перечитаю, отредактирую, и буду довольна.

Хотя я вообще сегодня собой довольна, не смотря ни на что.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
+ Ещё в школе узнать, будет ли на Спортэке Малфой. Если нет – прожечь ядовитым плевком дыру в асфальте/полу/земле. Если да, коварно и многозначительно ухмыльнуться.

+ После школы вместе с Лизкой поехать в торговый центр; купить мне туфли/босоножки, непременно на каблуке. Кошмар. Каблук. Ужас. Надо срочно прыгать с моста Золотые Ворота.

+ Унестись, спотыкаясь и роняя тапки, в магазин ремонта одежды, и, угрожая портнихе пистолетом, заставить ее подшить мне платье, и успеть с этим делом до вечера.

+ В случае, если магазин будет закрыт, или портниха не испугается моего водного пистолетика и скажет, что подшить платье до вечера она не успеет, поплакать немножко. Поплакав, решить, что тесные голубые джинсы, голубая кофточка и голубой берет может даже и сойдут за праздничный наряд не смотря ни на что. А-ля я весь в голубом, я голубой десантник.

+ Обзвонить Макса, Кофе, Томера и Сладкого. Пока не начнут посылать. Жутко разволноваться, надеяться, что новая обувь не натрет ноги.

+ Одеться, привести себя в порядок. Быть неотразимой. Великолепной. Самой красивой в мире. Нет, ещё красивее! Самой потрясающей, божественной и ослепительной. Выглядеть на 101 из ста.

+ Вечером, часам к девяти, быть у Макса.

+ Вместе с Максом, Томером, Яэль и ещё бог знает кем, пойти на Спортэк.

+ Веселиться. Хотя это уж точно само собой. А дальше – как масть пойдет...

+ Никогда больше не называть Малфоя Гаем. Малфой, и точка – Гая он в себе вытравил, убил... И сегодня это доказал. Никогда больше не называть Малфоя Гаем.

По обстоятельствам;

- Возможно, порвать Литаль.

- Возможно, предать языческому погребению Малфоя.

Подумать;

- Куда класть телефон и деньги, если таки пойду в платье.

- Умолять Сладкого пойти с нами. Если нужно – на коленях.

- Подумать.

- Подумать, стоит ли трогать Малфоя, или же игнорировать полностью. Если он будет с нами, конечно...



О, адова скачка, адова скачка! О, любой языческий бог, о мать моя, женщина, Мерлин, Боги, Христофор Колумб и иже с ними! О, не дай мне сгинуть в неистовом пламени и стать золой!..

Маленький ангел хранитель, дорогой пернатый придурок, если ты у меня есть – пожелай мне удачи.



Пусть послезавтра у меня не появится повода прыгать с моста Золотые Ворота.

Душу продам!

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Год с половиной назад.



Гай был просто возмущен;

- Ты что это, куришь?! – выглядел он, как заботливая нянька, или, того лучше – курица-наседка. - Я расскажу твоим родителям!

Я сделала нарочито-виноватый вид, и все вертела в руках початую пачку Парламента. Не мое. Сказать, что не мое? Ха...

- Если я скажу, что не курю, это будет правдой, но ты все равно мне не поверишь... Сам хорош!

- А что я? – как-то неубедительно возмутился он. – У тебя нет доказательств. А я тебя поймал с пачкой Парламента.

- Велика беда... Не с зажженной же сигаретой. Хочешь, подарю?

Он сощурился;

- Взятка?

- Ну да...

- Очень хорошо. Не кури – вредит здоровью.

Он цапнул пачку и ушел, а я ещё долго улыбалась ему в след, и думала о том, какой же он непонятный и потому интересный. Да и глаза лучистые невероятно.



Перечитала последние несколько страниц дневника.

Гай-Гай-Гай, школа-школа-школа, дети-дети-дети.

Пора выпить йаду!

15:31

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Веселье весь день напролет!
Пост про Гая. (Это вроде как предупреждение.)
Гай борзеет, стесняется и отращивает волосы.
То есть, не совсем так – сначала стесняется, потом борзеет, и на фоне всего этого ещё и отращивает волосы. Он сейчас обросший и красивый, как никогда.

Итак; Гай стесняется;
Я, Эдо и Алон стояли последи людного коридора, и вели торги.
- Слушай, если ты его действительно хочешь, я могу тебе его организовать!
- Да-да, мы тебе его организуем, Алиса! Правда, Алон?
- Ну да. Хочешь?
- Конечно, она хочет!
- Стоп, я не хочу, чтобы мне его организовывали. Может, я его лучше куплю?
- Давай! Сколько предлагаешь?
- Столько, сколько попросишь. Куплю Гая Прудникова за любую цену!
- Ха-ха, Гай, ты слышишь? Мы с Эдо тебя сейчас продадим!
Гай все это время стоит рядом и усиленно делает вид, что он неодушевленный предмет. Смотрит по сторонам, не отвечает на вопросы...
- Прудников стесняется! – ржет Эдо.
Гай не реагирует совершено.

После; Гай борзеет;
Иду домой. Уже подхожу к своему подъезду, когда слышу сзади веселый оклик;
- Эй, Алиса! Может, поцелуешь меня?
Оборачиваюсь – Гай входит в подъезд своего дома, скалится. Полуобернулся ко мне, вопросительное выражение лица. Я буркнула что-то неразборчиво и скрылась в подъезде. Ну да, струсила, что такого? Он все веселится, и кричит мне вслед;
- Эй, почему нет?!
Слушай, солнышко, ты сам попросил. За мной должок, так-что подожди уж до завтра...
Короче, мне плевать – буду стоять и слушать, как рушится крыша мира...
А сейчас просто надеюсь, что не только на мою голову.

@темы: Гай

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
О красоте и улыбках.

Только что посетила мою светлую голову мысль. Парадоксально, но факт. Я подумала – а бывают ли некрасивые улыбки?

Не смех или ухмылки, а именно улыбки? Наверное, нет. К такому выводу я пришла, сидя сегодня напротив Нэнэ на большом камне, слушая их с Алоном разговор. Нэнэ улыбался, и каким-то непостижимым образом преображалось лицо. Нэнэ, вообще, симпатичный мальчик, но сегодня, сидя под тенью огромного раскидистого дерева, держа во рту травинку и улыбаясь, обнажая ровный ряд белых зубов, был совершенно неотразим. Я любовалась.

А потом и подумала обо всех этих улыбках. Возможно, не всегда, но в большинстве случаев улыбающийся человек выглядит лучше. И нравится больше – потому-что весел, потому-что мил. Жаль, Натаниэлу нельзя было сказать, что он страшно хорошенький, когда улыбается.

Рассказывал мне о том, что рассказывал ему Гай. Обо мне. Я молча слушала, делала выводы.

Нэнэ сказал, что Гай рассказал ему о нашем давешнем коротеньком диалоге около дома. Когда я спросила его, действительно ли он ненавидит меня так, как говорит, а он подтвердил. Но Нэнэ не знал о том, как потом Гай крикнул мне, чтобы я не была дурой, не злилась и вернулась. Я просветила Натаниэла на этот счет.

Он улыбнулся;

- Гай романтичный мальчик, хы-хы-хы.

Я хихикнула, махнула рукой.

Нэнэ спросил;

- А он, значит, не любит тебя?

- Прям там... Это же Гай!

- Ну, он, вообще-то, ничего.

- Да, я знаю, что он ничего... – я вздохнула.

- А ты говорила с ним?

- Ммм... Скорее нет, чем да. Неужели ты сам не в курсе?

- Не-а. Странно...

- Что странно?

Нэнэ помолчал...

- Да ничего.



А ещё красота совершенно точно в глазах смотрящего. Отличная фраза! Близкие друзья, любимый человек, просто симпатичные тебе люди всегда будут казаться тебе красивыми - красивее, чем другим. И это прекрасно, я думаю.



Алон вел себя сволочью. Я вела себя сволочью. Весь день (у нас снова была короткая экскурсия. Сладкого и Гая не было, мне было скучно.) бросала на произвол судьбы «подруг», и шаталась по пустыне то вдвоем с Максом, то прицеплялась к Нэнэ и Алону. То вообще одна. Было довольно ничего.



Поговорить с ним, сказал Натаниэл...

Ага...

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Оливия вошла в класс и села на стол, закинув ногу на ногу. Закурила.

Мы привычно поднялись, она сделала жест рукой – садитесь, мол – и затянулась.

- Я провожу сегодня у вас лекцию о Холокосте.

- Никто и не сомневался, - влез Гай, - сегодня же годовщина Катастрофы.

- Сиди тихо, - ответила ему Оливия. По классу побежали смешки. Между тем историчка продолжала;

- Пусть каждый возьмет листок бумаги, ручку, и напишет несколько - скажем, восемь - имен самых любимых, близких и дорогих ему людей. Будем играть в игру.

Все сосредоточенно зашуршали бумагой, зашептались. Кофе, высунув кончик языка, перечисляла всех любимых актеров и давно уже умерших домашних животных вплоть до попугаев. Сладкий записал родителей, сестру, самых близких друзей, записал меня.

- Какой ты чертовски сла-а-адкий, - сказала я ему.

Он улыбнулся. Слева от меня сосредоточенно писал что-то Гай. Полжизни бы отдала, чтобы узнать, кто дорог ему больше всех на свете после обоих братиков, матери, Андрея.

Сама я долго сидела, вертя в руках карандаш. Собиралась с мыслями, и решала, кого же все-таки вписать первым. Потом решила, что очередность не имеет значения, и написала; «Гай, Том, мама, папа, Сладкий, Марго, Макс». На этом месте я задумалась, отчетливо понимая, что что-то упускаю, но Оливия затушила сигарету, и велела всем отложить в сторону ручки. Я уже знала, какими будут ее следующие слова, и не ошиблась;

- А теперь представьте, - медленно произнесла она, обводя глазами класс, - что семь человек из этих из восьми были уби...

- ЧТО ЭТО ЗА ИДИОТСКАЯ ИГРА?! – выкрикнул вдруг Гай.

Я вздрогнула. Оливия смотрела на него вполне невозмутимо. Я скосила глаза – Гай почти в ужасе смотрел то на свой листок, то на преподавательницу.

- Тупая игра, Оливия, должен тебе сказать! - рявкнул он, закрывая тетрадку, в которой писал. – Играйте без меня!

Оливия самодовольно улыбнулась. Класс заметно притих.

- Страшная игра, не так ли? – все так же медленно проговорила она. – Вам повезло родиться во время, когда такая игра почти совершенно точно не станет кошмарной реальностью. Евреям Европы времен второй мировой войны повезло меньше, чем вам. Им не повезло вообще.

Звенящая тишина. Некоторые обмениваются взглядами, некоторые молчат. В воздухе просто чувствуется общее согласие по поводу того, что Оливия чертовски хорошо умеет захватывать. Все так элементарно, казалось бы... Довольная эффектом, молодая учительница истории улыбнулась;

- Лекция об уничтожении еврейского народа во вторую мировую войну окончена!

Класс отмер. Мало кто смог говорить что-то связное – большинство невразумительно мычали, размахивали руками, выдыхали что-то вроде «мама...» и «ну ни фига себе». Некоторые молчали. Гай злился, я смотрела в окно над его головой.

- Лекция окончена, но не окончен урок, дорогие мои, - продолжала между тем Оливия. – У меня тут к вам вопрос. Все понимают, что такого кошмара никогда больше не должно случиться, правда?

- Конечно, правда – ответили мы.

- Окей. А теперь – ваше мнение о том, как можно бороться с еврейско-арабским конфликтом.

- Убить на*** всех арабов! – рявкнул Алон. В принципе, я ни капли не сомневалась, что он крикнет именно это и притом самый первый.

- Кто поддерживает Ахи?

В воздух мгновенно взвились руки примерно третьей части присутствующих. Эльад, Грэбб, Эдо, Гай, сам Алон, Макс, другие. Я слушала, подперев подбородок рукой. Сладкий кусал губы.

- Правильно, всех перебить к черту, и детей, и женщин, и стариков, - сказал Эльад. – Это у них в крови, вся эта ненависть, это не лечится!

- Хороший араб – мертвый араб, - поддакнул Гай.

Оливия горько улыбнулась;

- Ну, и чем вы не неонацисты?

Все трое пораженно заткнулись. Потом взорвались фейерверков аргументов тому, что, мол, нечего сравнивать, в ситуациях слишком много различий. Я молчала в тряпочку, слушая, как спорят три пацана и взрослая женщина. Было страшно.

Спаси и сохрани этот мир, дорогой языческий бог...



А вообще все уже даже в норме. Гай игнорирует меня полностью. Только бывает, буркнет что-нибудь типа; «у тебя листок из папки выпал, подними».



Пришло письмо от Светки-Шведки. Я тихо умерла, увидев сюрприз. Три белоснежных пера... Ими нельзя писать, ими можно... Восхищаться. Так же, как письмом. Я так скромненько об этом пишу, потому-что восторг у меня тихий.

Я вообще сегодня на редкость тихая.



перья

20:43 

Доступ к записи ограничен

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
ВСЕ!!! ВСЕ!!! Танец с обручем - сдан!!! Причем удачно! Двухчасовой экзамен по английскому - сдан!!! (Возможно, даже удачно.) Осталась только пятничная физика, и ВСЕ!!!




Я намокла под дождем.

Под дождем. Довольно сильным. В мае, в Хайфе!

Честное слово, талант надо иметь...

Иду из школы, никого не трогаю, а хмурые тучи в сером небе вдруг ни с того ни с сего проливаются на меня чуть ли не градом! Ветер налетел такой, что я мельком подумала, что, наверное, именно так чувствовал себя Томас Кай на Черном Нимбусе, стартуя в небо почти вертикально в одну секунду. Почти-ураган яростно рвет воротник красной рубашки, меня практически сносит с дороги, и я спешу укрыться в подъезде Гая, восхваляя всех языческих богов за то, что у него дополнительные футбольные тренировки, и он не войдет сейчас в подъезд и не заорет, что я его преследую, и жизни ему не даю. Все-таки иногда это хорошо, что я вылетела из школьной сборной...

Погода ведет себя вызывающе, короче.

Вообще этот день прошел (вернее сказать – школьный день, ибо весь он ещё не закончился и неведомо, какие с собой принесет сюрпризы) под знаком дымящегося пистолета – знаком Сладкого Мальчика Ротэма Лэйбеля. С восьми утра до часа с половиной дня мы дурачились и веселились, как только могли. Поссорились на пятнадцать минут – сначала я жутко обиделась на него за то, что он выпил всю пасту из моей любимой ручки, затем он обиделся на меня за то, что я обиделась на него. Сидели отвернувшись друг от друга минут десять, оба надувшиеся. Макс ржал.

Потом обсуждали предстоящий День Независимости Израиля. Кто куда пойдет, кто что будет делать. Скорее всего, мы разделимся – Ротэм, несомненно, поедет на ежегодный съезд всех израильских рок-групп (что-то вроде нашего Нашествия), и проживет там неделю (это по его словам), а я просто, скромно, по сложившейся уже традиции, обнаружу себя вечером на концерте под открытым небом.

Да, это ежегодная традиция на День Независимости. Ввели ее, конечно, я и Макс, примерно три года назад. Вечером, накануне Дня Независимости, я, Макс и Кофе просто не можем находиться нигде, кроме этого ночного светопреставления. На огромном, самом большом в Хайфе футбольном стадионе около Гранд-Каньона возводят на один вечер гигантскую сцену. С десяти вечера до утра на сцене идет парад танцев и песен – местная самодеятельность нашей и других районных школ. «Альянс», «Ирони Гимель», местами «Реали»... По краям стадиона словно грибы после дождя вырастают магазинчики, киоски и ларьки с сахарной ватой, напитками, пиццей, разномастными фейерверками, бенгальскими огнями... Ежегодно определенное количество предприимчивых мальчиков зарабатывает на этом деле кучу денег, продавая втридорога маленькие Израильские флажки, светящиеся в темноте браслеты. В прошлом году таким образом развлекался и Гай – пытался продать мне светящийся голубым и розовым обруч. Обруч я тогда купила, а под утро, возвращаясь с шумной компанией домой, незаметно для других сунула его, то бишь обруч, в почтовый ящик Прудникова, вместе с огромным букетом наломанных по дороге веток пахучей белоснежной сирени.

Ежегодно на стадионе и вокруг Каньона собирается чертова туча народу. Ежегодно в девять, в двенадцать и иногда позже в небо взлетают и взрываются с оглушительным грохотом волшебными цветками петарды фейерверков. Это символика. Фейерверки закрывают все черное небо, сыплются на толпу мириадами разноцветных серебряных искр, и исчезают, растворяются в воздухе, метра не долетая до голов толпы. Это прелестно. Цветы, узоры, кольца, цифра 57 – именно столько исполняется 13-го этой стране – все горит заревом в ночном небе, а восхищенная толпа только ахает. Потом болит шея оттого, что так долго стоишь с задранной головой, но действо того стоит.

Куда мне пойти на День Независимости, как не туда? Я была бы очень рада, появись там Гай. Схватить его за руку, шепнуть пару слов на ухо, оттащить в сторону от оравы его друзей, и сказать... что-нибудь... иногда мне кажется, что не суть важно, что. Может, поцеловать – осторожно и чертовски нежно в уголок губ – ведь часто такой ход беспроигрышен, и бывает в тысячу раз лучше и правильнее любых слов.

Только это мы уже проходили.

А может, дать волю почти отчаянью, и рискнуть – может, изменилось что-то. Сломалось? Прозрело? Распахнулось?

Что угодно, лишь бы в праздничную, радостную ночь получить хоть что-нибудь. Пусть даже просто ошеломленный взгляд сойлентовых глаз, пусть даже извиняющуюся улыбку, даже усталые слова, что ему правда надоело, что мне пора заняться собственной жизнью, а не его – но что-нибудь, что предназначается лично мне. Прямо и без посредников. Исключительно глаза в глаза.

Я без тебя не выживу, спасибо.

Вечно на День Независимости у меня случается какой-нибудь кошмар. Иногда положительный, иногда отрицательный. Я не помню, чья очередь сейчас.



...Сладкий сказал, что он меня все ещё не прощает, но все равно любит, да, да, он сам знает, что он противный мальчик, ему не важно. Да нет, он не против того, чтобы я надела его новую бейсболку, он не возражает. Но я должна иметь в виду, что он все ещё не простил меня за то, что я на него обиделась! Ха-ха-ха, этот прикол, который сейчас рассказывает Макс, действительно чертовски смешной, ха-ха-ха! Да, я могу сесть так, чтобы мои ноги оказались на его коленях. Ему так даже удобно. Кто сказал, что он не может позволить себе вырисовывать пальцами плавные кривые на моем бедре только потому, что злится на меня за то, что я злюсь на него? И я должна перестать вертеть башкой, чтобы увидеть, смотрит ли на меня Гай. А Макс должен рассказать мне, как он и Томер соревновались, кто сможет съесть целый лимон, и как он, Ротэм, выиграл! Нет, а вот разговаривать со мной по-русски Макс не должен, потому-что тогда он, Сладкий, ничего не понимает и боится, что Макс и я сплетничаем про него. Да, он все ещё может позволить себе улыбаться мне и говорить, что я его лучшая подруга. Нет, дружеские чувства не исключают для него возможности периодически позволять себе меня лапать, как сейчас. Нет, он не знает, смотрит ли в мою сторону Гай. О Господи, да я даже не должна ничего спрашивать, у меня все мысли написаны на лице. Да, он даст мне половину бутерброда. Да, он позволит мне провести кончиками пальцев по его щеке...



Ну идиот я, ну что поделать?!

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Сегодня у нашего самого дружного в мире класса состоялась экскурсия.

Мать моя женщина, что это была за день!

Длинная запись про реал, короче. Кому интересно – вы сами знаете, что делать...



* * *



Проснулась я в семь утра, и чувствовала себя, как лошадь перед убоем. Не выспалась ни капли. Клонило в сон, глаза слипались, о какой-то там экскурсии, да ещё всем классом, было просто противно думать. «Не поеду!» решила я, но Лиза, видимо, решила иначе. И вауля.

До места встречи надо было добираться собственными силами. За неимением Тома с мотоциклом или, на худой конец, машины, я, конечно, должна была ехать автобусом. 28-ым. С Гаем Прудниковым. И молилась всем языческим богам, умоляя сделать так, чтобы мы сели не на один автобус.

Наверное, языческие боги не отвечают мне взаимностью, и не любят меня так, как люблю их я. На остановке толпилась аккуратная кучка арсов (Звезданутых) в лице Гая, Грэбба (Гоил + Крэбб, телохранитель моего Малфоя, противный, злой парень, один из нескольких людей в этом мире, которых я действительно не люблю), Эдо, Нэнэ и пара ужасных, ярких и незнакомых мне девчонок с громкими визгливыми голосами.

«За что, языческие боги, за что?!», мысленно воздела я к небу руки. И, кажется, боги смилостивились – автобус подошел сразу, мне не пришлось стоять с ними рядом. Это наверняка было бы ужасно – одна, без сторонников, в тылу врага!

Подошел почти полный автобус, мы поднялись, Гай и Грэбб обосновались в самом начале, я, из чистого принципа, ушла подальше в конец, оказавшись, таким образом, рядом с Эдо. Это было неплохо – Эдо глубоко в душе хороший мальчик. Очень глубоко в душе. Девчонки о чем-то громко спорили, Нэнэ был вял и заспан, я хотела сказать ему и Эдо привет, но пока я на это решалась, рядом, на сидении через проход, материализовался Гай. Пришел к нам в конец. Сел рядом с девкой (Таль, как выяснилось в последствии). Развлекал девку разговорами и улыбочками в непосредственной близости от злой и угрюмой меня примерно полминуты – дальше я не знаю, что было, я поднялась со своего места и ушла вперед, туда, откуда ушел он – и села рядом с Грэббом. Злилась, не знаю, на кого или на что. Спасибо Грэббу – он не стал меня доставать, просто смотрел в окно. Наверное, когда зрителей вокруг нет, со мной гавкаться не интересно. Остаток довольно длинной дороги прошел в относительном спокойствии – Звезданутые в последних рядах смеялись, разговаривали и веселились, ближе к концу поездки Гай и Таль даже слегка поцапались. Мы вышли из автобуса впятером – я, Гай, Натаниэл, Эдо и Грэбб.



И, конечно, никто из нас не знал, в какой стороне находится то здание, к которому нам нужно идти.

- Вон, давай спросим Алису, - услышала я, подходя к топчущимся на обочине тротуара мальчикам. Голос принадлежал Эдо. Все они недовольно оглядывались по сторонам и выглядели вполне безобидными и даже забавными в своей вынужденной беспомощности. Я злорадно ухмыльнулась – куда идти теперь, я тоже не совсем знала, но ориентировка на местности всегда была одной из моих сильных сторон.

- Эй, Грейхаунд, - махнул мне рукой Эдо, когда я уже подошла к ним. – Ты в курсе, куда идти?

- Почти нет, но скоро буду, - ответила я. Нэнэ играл в гонки на дорогущем сотовом телефоне. Гай, кажется, думал. Парадоксально, но факт – это выглядело именно так.

Я сунула голову в дверь кафе, возле которого мы стояли, и спросила хозяина, далеко ли отсюда до института «Яд Ле-Баним», и как до него добраться. Хозяин вытер руки (человек ел пиццу), и весьма радушно и, главное, доходчиво объяснил мне, что идти надо по вон той улице все время вниз, это довольно далековато, но идя постоянно вниз и никуда не сворачивая, «Ле-Баним» я не пропущу. Я поблагодарила парня и, вполне довольная собой, снова вышла на улицу. Мои Звезданутые одноклассники сидели напарапете и громко спорили, что им, черт возьми, делать и куда идти. Спорю на что угодно, такой простой способ, как спросить направление у местных жителей, им в голову не пришел бы, просиди они здесь ещё месяц. Я фыркнула и пошла вниз по улице. Эдо тут же вскочил и увязался следом;

- Ты теперь знаешь, куда нужно идти?

- Знаю, - ответила я. Нэнэ, Грэбб и Гай, не видя другого выхода, нежели довериться новоиспеченному Сусанину, пошли следом. Мы не прошли и десятка метров, когда мои размышления на тему «интересно, когда...» прервал громким и предвидимым вопросом Эдо;

- Алиса, так ты, значит, любишь этого, – он кивнул на Гая, - да?

Нэнэ и Грэбб сейчас же вскинулись и зашумели. Эдо лыбился во все свои 32 белоснежных зуба.(Эдо вообще марокканец, кстати.)

- Ну да, сколько можно вам повторять? - оскалилась и я тоже.

Я выступила на тропу войны. А парни очень, ну очень обрадовались! Натаниэл, Грэбб и Эдо ржали, но не надо мной, а со мной, Гай ухмылялся. Тем временем мы шли вниз по улице.

- Алиса, я думаю, ни хрена ты не знаешь, куда идти, - перекрывая веселый треп приятелей, сказал Эдо. – Давайте нафиг привяжем ее к столбу, и все.

- Вместе с Гаем! – обрадовался Натаниэл. Я улыбалась и жмурилась на утреннее солнце. Все-таки я не совсем такая, как Сладкий – он на дух не переносит этих мальчишек, а мне они, черт возьми, иногда даже нравятся. И чего у арсов не отнять, так это отличное чувство юмора – всегда смеюсь над их шутками.

- Только не это, - ужаснулся Гай. Впрочем, довольно беззлобно.

- Алиса, если хочешь с ним куда-нибудь отойти – мы подождем! – все ржал Нэнэ.

Эдо приставал ко мне в уже почти приятельской манере;

- Ты серьезно его хочешь, да? Круто! Он тебе нравится! Хы-хы, Гай, ты слышал?

Гай шел рядом, плюясь во все стороны ядовитой слюной, которая прожигала дыры в асфальте, ржал вместе со всеми над пошлыми шутками разошедшегося Нэнэ и по большей части ничего не говорил. Только изредка комментировал и бросал в пространство фразы типа; «фу, как вы можете!», «только через мой труп!», или «меня сейчас стошнит». Мне он не говорил ничего, даже не велел заткнуться...



Ближе к концу дороги нам встретился уличный киоск, и парни намертво к нему прилипли, а я пошла дальше, не в состоянии стереть с лица ухмылку. Мы, конечно, безбожно опоздали, но меня это мало волновала – без Гая и Эдо не начнут...

Я вошла в зал, плюхнулась в первый ряд рядом с Настасьей.

- Почему ты опоздала? – прошипела Кофе.

- Пробки, - буркнула я.

Через несколько минут в зал вошли и мои недавние попутчики, все, как один, веселые неимоверно.



Мы смотрели фильм и слушали лекции. Разделились на три группы, переходили из комнаты в комнату, с этажа на этаж. В нашей группе был Эдо Даан, Лиор, Ротэм с Маком, Настасья, я, ещё пара человек. Я, как обычно, всюду таскалась за Сладким и Максом. На длинных лекциях пыталась поймать отсутствующий взгляд Эдо – почему-то мне хотелось поговорить с ним, пусть даже перекинуться всего парой слов, пусть в шутку... Наверное, для многих не секрет, что с Эдо и Нэнэ я не отказалась бы подружиться. Лекции были неинтересны и скучны. Гая я не видела, а даже если и увидела бы, наверняка не смогла бы заставить себя подойти и заговорить с ним. О чем, черт возьми? О том, как он паршиво смотрелся в воротах на вчерашней игре?.. В таких случаях, в таких разговорах, важную роль играют глаза, контакт, громкость голоса, выражение лица. Я очень сомневаюсь, что подойди я к нему сегодня, и пригласи в сторонку переговорить с глазу на глаз, он отреагировал бы подобающе. Просто не хотелось услышать что-нибудь типа презрительного; «ну, чего тебе надо?..».

В общем, я решила, что лучшую половину дня я уже прожила. Ан нет! Люблю приятные и неожиданные сюрпризы.

Эдо...

Эдо, видимо, понравилось мое отношение к его другу. Он шутливо строил мне глазки целый час, пока мы сидели за широким столом и занимались глупостями.

По правую руку от меня сидел Сладкий, за ним – Макс, слева был Грэбб. (И он на удивление не доставал меня сегодня. Даже немного помог с работой – молча тыкал пальцем в карту, когда я не могла найти очередное определение арабского поселения.) Напротив меня – Эдо, Лиор, Настасья.

- Алиса! – громко шептал он, когда наша проводница не смотрела на него, и посылал мне воздушные поцелуи. Строил глазки, вполне эротично облизывал губы, и, когда появлялась возможность, нарочито страстно сообщал прерывистым шепотом, перегибаясь через стол;

- Просто представь, что я - Гай!

И продолжал кривляться. Я, сидящий рядом с Эдо Лиор, и сидящий рядом со мной Сладкий давились хохотом. Сладкий даже покраснел от усилий, сдерживая рвущийся наружу смех. Я шептала Даану в ответ, что он не в моем вкусе и что мне больше по душе Гай, Даан не обижался, и все с тем же воодушевлением подражал развратной порнозвезде. Сладкий тихо умирал. Остальная наша группа совершенно не понимала, с чего это нам так весело – Эдо предусмотрительно сел так, чтобы видели его лишь некоторые.

А Даан разошелся! Показал пальцем на свои губы – мол, читай по губам. Таким образом он довел до моего сознания, что все, что он сейчас вытворяет – это мне наука, и что именно так я должна обходиться с Гаем. Я подумывала о том, чтоб незаметно сползти под стол, чтобы женщина, читающая нам лекцию о разбросе мусульманских поселений на территории Израиля, не заметила, как я тихо схожу с ума от беззвучного хохота.

Рядом с Эдо, который и сам давился смехом, неприкрыто ржал Лиор. Даан шепнул;

- Алиса, показываю в первый и последний раз, смотри, как с ним надо!..

И опустил черноволосую голову к бедрам практически корчащегося рядом в судорогах хохота Лиора.

Весьма и весьма недвусмысленно опустил.



Мать моя, КАК мы ржали.

Сказать, что аудитория взорвалась хохотом, значит, не сказать ничего. Движение Эдо своими глазами увидело человека четыре... Те, кто это действо пропустил, сразу же завертели головами и заволновались; «что, что такое? Что сучилось? Что он сделал? Расскажите мне!». В минуту выходку Даана передали из уст в уста на всю группу, и теперь засмеялись даже те, кто ничего не видел. Ну, я думаю - можно себе представить...

Сладкий взвыл и буквально упал под стол. Я, Макс и Настасья, наплевав на все, взорвались диким хохотом. Макс ржал, свалившись на стол, я хохотала, как невменяемая. Лекция, конечно, была сорвана, и с этим ничего не поделать.

Лиор и Эдо ржали тоже, причем Эдо – даже почище Сладкого, а Лиор сначала не совсем сообразил, что случилось.

Как же у меня болел после этого живот, кто бы знал. Через несколько минут способность смеяться меня оставила, и я только слабо подвывала, откинувшись на спинку кресла.

День удался, подумалось мне...



Шумной толпой мы вывалились из зала, провожаемые гневными и неодобрительными взглядами проводниц. Первый приступ хохота уже прошел, но вся группа все ещё смеялась, хихикала или, как я, держалась за болящие от смеха ребра. На выходе Эдо порывался было заключить меня в объятья, но потом передумал, и картинно приобнял за талию Лиора, чем, конечно, вызвал новый приступ хохота.

Эта лекция была последней – все расходились по домам. Во дворе «Яд Ле-Баним»а мы смешались с двумя остальными группами нашего класса. Рассказ о непотребстве на нашей лекции передавался все новым и новым слушателям. В несколько минут в курсе прикола были почти все.

Все ещё хихикая, я, Лиор и Рэут стояли у стеклянной двери и поджидали Эйнат, нашу преподавательницу, которая обещалась подвезти нас троих к школе. Я видела, как сам Эдо рассказывал о чем-то Гаю, размахивая руками сверкая глазами. Угадайте о чем, называется... Гай жевал жвачку, ковырял носком белого кроссовка трещину в асфальте, лыбился.

- Ты его что, действительно любишь? – спросила Рэут, проследив за моим взглядом. Выражение лица у нее при этом было крайне брезгливое.

- Ну да, - светло улыбнулась я. – Давно уже.

- Фи-и-и, - протянула Рэут, все так же брезгливо. – А он об этом знает?

- Конечно, знает.

- Да-а-а?!

- Ага.

- Бывает же... – сказала Рэут.

Подошла Эйнат, мы влезли в ее синее ауди. Эйнат помахала рукой моим уже расходящимся одноклассникам, и крикнула, что есть ещё место, но никто не заинтересовался. Гая я глазами в толпе не нашла, ничего ему не сказала, и где-то жалею об этом. Эйнат подвезла меня почти до самого дома, и я, довольная собой не смотря ни на что, улыбаясь, ступила из авто на теплый асфальт, и надела темные очки.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Чую, если рискну сейчас высунуться на кухню - мать без вопросов прошьет мою грудную клетку арбалетным болтом за то, что я до сих пор не сплю. А утром ещё и возмутится, почему это я не встаю. Ну и что, что арбалетный болт между ребрами?! А мы тут с Мастером треплемся, оторваться друг от друга не можем.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Ну, все, понеслось!

*крестится чайной ложечкой*

Дети, не поминайте лихом... Если что, я всех люблю, особенно дорогих Гаврошку, Марта, Ронни, Чарли, Дрэгони, Гермиолину, Мастера, Элси... и так до бесконечности...

Какое-то у меня устойчивое ощущение, что завтра меня что-то переедет.

Типа поезда.

Всем спокойной ночи, включая тех, кто уже спит, пойду, допью вторую чашку кофе...

Блин, как же я всех люблю.

Определенно, в кофе была травка.



Анкета, уведенная у Рош Несс.







А ещё у меня перестал виснуть инет, и я сижу, и радуюсь.

Вопрос: Я вас люблю. А вы меня?
1. Тоже люблю. 
2  (9.52%)
2. Практически обожаю! 
4  (19.05%)
3. А куда мне деваться, с подводной-то лодки?.. 
7  (33.33%)
4. Уважаю. 
1  (4.76%)
5. Терплю. 
0  (0%)
6. Не люблю. 
0  (0%)
7. Терпеть не могу! 
0  (0%)
8. Ненавижу почище этого твоего Прудникова. 
0  (0%)
9. Грей, иди спать. 
7  (33.33%)
Всего:   21
сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Гай совсем оборзел.

Он меня явно избегает.

Вообще, ведет себя вызывающе.

Думает, это ему поможет.

Люблю я все-таки в людях ярко выраженную наивность...



Мать вернулась. Ещё в четверг. Я забыла написать. Привезла килограмм сорок косметики. Это хорошо... Из сорока килограмм меня больше всего порадовала бесцветная помада с запахом земляники. Хм... Впрочем, три пузырька серебристого лака для ногтей разных оттенков и неприлично большое количество туши меня тоже не очень огорчили.



Если завтра я появлюсь в интернете – значит, я безвольная, слабая, зависимая и отвратительная девчонка. Если нет – значит, я сильный, стильный и достойный уважения и любви мальчик, который, к тому же, сделал предназначавшиеся на две недели каникул проекты по физике и алгебре за один день.

А если послезавтра я приду сюда и обнаружу, что наши уважаемые администраторы опять учудили какой-нибудь сбой в системе, и наши дневники опять от этого каким-либо образом пострадали, я превращусь в Томаса Кая, и разнесу всю округу с помощью солнечных зайчиков-убийц. Если же мои любимые Реаниматор и Нос будут вести себя хорошо, я превращусь в лапочку Чарли Стэнроуда и буду хвостиком ходить за Стивом, притворяясь его оруженосцем, преданно заглядывать ему в глаза, и просить подержать его гитару. (Не обращайте внимания, господа – очередная ролевая игра. Патологически не получается играть девочек.)



Написала внушительное количество писем. Два в Москву, одно во Владимир, одно в Дальнегорск, одно в Норвегию. И пусть меня растерзает бешенный гиппогриф, пусть меня уличат в рецидивизме, пусть Дрэгони всю жизнь будет рисовать гораздо лучше меня, пусть Стив Бертрам проиграет Снайку Джею на дуэли, пусть я никогда не узнаю, что за качели имела сегодня в виду Гермиолина, пусть Кай разучится делать из солнечного света зайчиков, пусть Блейз и Марки никогда больше не притронутся к спиртному, пусть Гай заведет себе мужской гарем, если я не отправлю их в воскресенье!



В воскресенье, как я уже, кстати, упоминала, будет весьма занятой день. Смутно предчувствую, что буду носиться по городу, как подстреленная, часов с десяти утра, и до позднего вечера. И наверняка что-нибудь не успею, или не сделаю так хорошо, как хотелось бы. Во всяком случае; в воскресенье, помимо всей прочей нервотрепки, я и Марго (Дрэгони, помнишь Марго?) отправимся на Адар покупать одежду. Ну, или просто тратить все те деньги, которые мне подарили на шестнадцатилетие – кажется, так лучше звучит...



А между тем, Гай совсем оборзел.

Или я уже это говорила? А, не важно, чем чаще я это повторяю, тем лучше себя чувствую.

Не то, чтобы я себя вообще когда-нибудь плохо чувствовала, конечно.

В той записи, от которой наши милые, любимые администраторы (бывшие в тот вечер наверняка в дымину пьяными) так любезно избавили мой дневник, я рассказывала, что эта сволочь (читай – Гай Прудников) имеет наглость обсуждать меня со своими друзьями. Иначе как Эдо мог сказать мне; «Эй, Элис, Гай говори мне, что ты любишь его»? Лично у меня вывод напрашивается только один – Даан разнообразия ради не соврал, и сволочь (вы помните, как читать) действительно говорила с ним обо мне. Сволочь наверняка высмеивала мои кристально честные, чистые и трепетно нежные чувства.

Алисе это не нра!

А что делает Алиса Грейхаунд, когда ей что-нибудь не нра?..

Черт, что же она делает... Хм... Где мой кодекс поведения Грейхаундов в боевых условиях?

Ах вот он! Открываем на букве «н»... Не нра, не нра... Что делает Алиса, когда ей что-нибудь не нра... Что же она делает, ко всем Стивам Бертрамам...

Ааа!!! Вот оно!!!

Когда Алисе Грейхаунд что-нибудь не нра, она засыпает в берданку картечи, и идет делать так, чтобы отныне ей все было по душе.

Что же, кодекс ведь не приличья ради писан, правда?





00:13

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Замуж



Кошмар, короче.

Ещё мы с Гаврошкой говорили об одном человеке, и я думаю, что она не права кое в чем.

Что значит на хрена я это пишу?! Это мой дневник.



Ладно, дети, слушайте сюда. По примеру Чарли, который позамствовал этот пример у Цыцы, предлагаю вам такой финт ушами - вы задаете мне в комментариях... Хмм... Пять вопросов. Совершенно любых. Я обязуюсь честно и откровенно ответить на все, только не факт, что публично - может, с глазу на глаз. Вроде как уникальная возможность...





22:14

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Только что звонили Кофе с Настасьей. Вместе. Убили жизнерадостностью;

- Привет, Элис, как дела? Куда пропала? Уже неделю от тебя ничего не слышно!

О, Грей давно ждала этого момента!

Я, стараясь говорить обычным голосом, без ехидности и сарказма;

- Да вот, знаете, в последнее время как-то стала предпочитать проводить время в компании людей, не забывающих о моем дне рождения...

В трубке звенящая тишина. Потом осторожный голос;

- Мы... Эээ...

- Девки, я вас избавлю от необходимости оправдываться, - сказала я, и аккуратно положила трубку.

Они, наверное, думают, я на них обиделась. Да ну, ничего подобного, я и не надеялась, что вспомнят, но все равно – пусть почувствуют себя виноватыми.

Разве я не прав?

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Ещё один архив интересных разговоров



Короче, действительно, пойду я спать, завтра вставать в несусветную рань - в 11:00. Искренне надеюсь, что такое счастье, как сон с присутствием Блэза Забини меня минует, так как неизвестно, проснусь ли я после такого вообще. Так же надеюсь, что мне не приснится продолжение того кошмара с подробностями смерти очень дорогого человека, который чуть не остановил мне сердце этой ночью. Уфф, все, всем сладких снов, включая тех, кто уже давно спит.




сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
+ В дверь долбилась кошка Филча и обзывала нас грязными подонками.

+ На пароме Люциус все косился на меня, качал головой, морщился, пил валокордин. Вообще, вел себя вызывающе.

+ Зараза взял себе заебательский псевдоним, который я даже и не пытаюсь произнести. Боюсь вывихнуть челюсть.

+ Да, я согласен виснуть на шее Драко Малфоя. В том случае, если это повешенный Драко Малфой, который никак не задохнется.

+ Храп Персиваля заставляет меня думать, что я сплю на минном поле, по которому туда-сюда носятся спятившие бронебойные слоны.

сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Он стоял на перроне, в тени, прислонившись спиной к внушительному бетонному столбу, и уже приканчивал второй пирожок с картошкой.

Нервы?

Хм, не скажешь – на вид парень был спокоен, как удав. Доел пирожок, выбросил бумажную салфетку, спрятал руки в карманы черных джинсов. Утреннее солнце уже начинало нагревать асфальт.

Только сумасшедшие садятся на поезд из Таллинна сюда вечером в субботу.

Жирные голуби собирали крошки от французских булок и пирожков по всей платформе. Один, серый, подошел к нему совсем близко – видимо, хотел познакомиться. Парень пожалел, что у него нет ещё пирожка, чтобы угостить птичку, и в эту минуту зеленые сигнальные огни сменились красными – подходил состав из Таллинна.



Руки в карманах, невольная улыбка – честно говоря, он думал, что будет немного волноваться.

Поезд, наконец, остановился, уехали куда-то в бок двери вагонов и грузовых отделений. Людей в составе было совсем мало, сравнительно с тем, что бывает обычно. Он мгновенно узнал первую из двух черноволосых девушек, которые одними из первых спрыгнули на платформу; черноглазая, чуть смуглая, с вечной открытой улыбкой по любому поводу. Они встречались уже два раза, и он прекрасно ее узнал не смотря на то, что последняя встреча происходила почти полгода назад. С тех пор Жанна, кажется, только ещё больше похорошела, да улыбка стала ещё ярче и светлее.

Сомнений на счет личности второй девушки тоже не было, хотя ее он раньше никогда не видел. Только знаком с обеими все равно был уже много лет. Четыре года, больше? Он не помнит.



Девушки нем временем, оживленно о чем-то споря и не переставая улыбаться, подхватили каждая свою небольшую сумку, и направились к миниатюрному киоску, где он сам полчаса назад покупал себе свои пирожки.

- Извини, приятель, - сказал парень серому увальню-голубю, который все ещё вертелся у его ног, отлепился от своего столба и вышел из тени на залитый солнцем перрон.

- Эй, купите там и мне чего-нибудь, хорошо? – окликнул он этих двоих. Жанка, наверное, узнает его даже по голосу.

Обе девушки обернулись. Лохматая и чуть бледная в серой футболке даже, кажется, выронила сумку.

- Чарли!!! – завизжала Дарк, и кинулась ему на шею.

- Чарли!!! – завизжала Грей, и присоединилась к подруге.

- Мама миа, - рассмеялся он, поочередно закружив каждую, и распугав тем самым с перрона всех голубей.



~The End~



Жанка, Чарли, вы - два солнца в одной галактике.