В общем, на следующее утро после того, как ночью 27-го меня разбудили дичайшие боли в груди, пошла я, ничего плохого не подозревая, в поликлинику: думаю, сожрала, как обычно, что-нибудь не то, дадут таблетку и отпустят.
Хрен там. Врач, красивый мужчина лет сорока с именем, как у Баллака, навел на меня свой глаз-алмаз, и сказал что таких фиолетовых синяков под глазами на таком бледном лице не видел давно, и давай-ка, подруга, на анализы.
Рассказ о том, как полдня я, Ольга и Аленка (мои тетя и двоюродная сестра), сгибаясь от нечеловеческого хохота (долгая история), путешествовали по девяти этажам больницы и сдавали массу всяких анализов, я опущу. Скажу только, что кровь мне за шесть часов брали 11 раз из шести разных мест (по принципу – отсюда уже не идет, колем другую вену), и я иногда забывала буквы в своем имени.
Как мы весело проводили время в больнице РотшильдКогда пришел анализ крови, Михаэль сделал большие глаза и сказал:
- Фиолетоглазка, солнце, ты ложишься.
- Еще чего, - фыркнула я.
- У тебя странная штука в крови, - сказал он. – Полежи-ка, вдруг она начнет шевелиться.
В последствии штука оказалась непонятно откуда взявшимися в крови энзимами, причину их появления до сих пор не знают. Что интересно – у Аленки неделю назад была та же фигня, девочка тоже лежала.
Но все это не интересно. Чувствовала себя я отлично, но лечь пришлось: это изрядно подпортило мне настроение.
Но зато тут началось самое интересное.
Часов в пять я позвонила Эми.
- Амалько, меня положили в больницу, грр!
- Что?! Где?! Почему?!
- Долго рассказывать...
- Слушай, я сейчас жутко занята. Я позвоню тебе позже вечером, окей?
Окей, сказала я, немного обиженная. Я тут вроде как умираю, а Эм совсем не хочет не то, что прийти и орошать слезами мой хладный труп – даже поговорить и узнать, сколько мне еще осталось!
Надувшись, я решила, что раз весь мир против меня, я лягу спать и буду ждать утра, когда мне сделают повторный анализ крови (то есть возьмут еще три литра) и, возможно, найдут какое-нибудь улучшение.
Через двадцать минут в палату вошла Амалия.
- СУКИНА ДОЧЬ!! – взревела Мали с порога. – Я тебе помру! Что у тебя там в крови? Кокаин? Признавайся, мерзавка!
- Эми, - чуть не плакала от умиления я, - ты приехала! Ты не бросишь меня помирать в одиночестве, как это сделали мои родители!
- Конечно нет, я сразу позвонила Ольге, узнала твое местонахождение и приехала. Вот, держи – она вытащила из сумочки плитку дорогого, самого моего любимого шоколада с орехами.
А через пятнадцать минут, когда я уже вытерла с синих щек слезы умиления и перестала сжимать прекрасную, верную подругу Амалию в объятиях, в больничном коридоре послышался звон рассыпавшихся по полу хирургических принадлежностей (или вилок) и приглушенный мат. Еще через секунду дверь снова отворилась, и в палату вошел Илья, как всегда невозмутимый, но с выражением жуткой заинтересованности в глазах.
- Знаете эти коробочки, в которые медсестры складывают использованные шприцевые иголки? – спросил он вместо приветствия. – Кажется, я только что видел такую. У меня туда упал шоколадный батончик, и если бы не желание скорее увидеть, как ты умираешь, я бы сейчас стоял в коридоре и искал бы его.
Конечно, конец своей тирады он заканчивал уже под веселый смех Амалии и придерживая за талию меня – а я повисла на нем сразу же, как только он подошел и сел на кровать.
До сих пор в голове не укладывается. Как можно быть такими замечательными, как?! Нет, я понимаю – Эми. Все-таки лучшая подруга. Но она – он ненавидит больницы, она в них не может находиться вообще. Но она взяла и сразу приехала.
А Ангел?! Позже Мали говорила, что сказала ему о том, что меня госпитализировали, только потому, что как раз говорила с ним в аське: и он позвонил ей уже тогда, когда она была по дороге ко мне, чтобы узнать палату. Он ведь, черт возьми, просто так взял и пришел. Он не должен был. (И пронес бутылку вина, кстати.)
Они оба приехали ко мне первыми, задолго до родителей. Мали помимо прочего зашла ко мне домой (она знает, где я храню запасной ключ) и привезла всякую мелочь типа тапочек и книг.
Гораздо раньше родителей, господи. Которые, кстати, заехали исключительно на пятнадцать минут.
Остаток вечера мы провели частично у меня в палате, частично – гуляя по огромным холлам госпиталя... Я – в крахмальной, белой больничной пижаме, красивая Амалия, Илья, как всегда смахивающий на парня, которого разыскивают одновременно психотерапевты и целый штаб ФБР.
Как же мне было приятно, господи боже мой. Черт, все, что я ни скажу сейчас об этих двоих – ничего не достаточно.
Я их так люблю. Я их просто так люблю.
Илья порывался остаться ночевать, "чтобы наворовать лекарств и смирительную рубашку, и чтобы защищать тебя от... чего-нибудь". Мали была цинична и прелестна.
Они ушли в десять, хотя часы посещения заканчивались в девять.
Эм не дала Ангелу забрать у меня на память одну из веревочек от капельницы, висевшей над кроватью...
А уже в десять с половиной у меня появилась новая почва для размышлений.
Она рассказала ему. Как я и просила.
Я так и вижу – его удивленно приподнятая бровь, когда происходит этот веселый диалог...
- Ну и дура же она!
- Кто?
- Да Алиса...
- Прошу прощения? Почему?
Молчание... скрипы и кряхтение стерильных белых коридоров.
- В зеркало посмотри – узнаешь.
Может, они как раз проходили мимо стеклянных дверей сестринской, и он на ходу бросил взгляд на свое размытое отражение.
Бледное лицо. Алые губы. Почти невидные под коричневато-рыжей челкой глаза.
- А что я?
- А вот ты! Никогда не пойму, как можно влюбиться в такого... такое...
Не знаю, о чем они говорили дальше. Но так оно, наверняка, и было, или примерно так.
Наутро Ангел позвонил мне сразу после больничного обхода.
- Ну что, свет очей моих, ты прожила ночь? Значит, у тебя есть надежда... Как ты спала? Тебя опять кололи иголками? Когда тебя отпустят? Ты должна непременно поговорить со своим врачом, слышишь?
Я слышала, кивала, хотя он и не мог меня видеть, сжимала и разжимала замерзшие пальцы на ногах, и все улыбалась, улыбалась.
Ангел – мой друг.
Еще звонил очень нервный Макс – даже не смотря на то, что мы не разговариваем.
И Люпо – интересовался, как мое здоровье. Он очень хороший, этот Пес. Только вот не знаю, как слухи об этой истории дошли аж до Альянса.
Завтра придется снова возвращаться туда. А пока – у меня целая пятничная ночь, которую я хочу провести на славу.