Передо мной на столе лежит белый и очень тонкий конверт.
Белый конверт с чем-то подозрительно гибким внутри.
Я получила этот конверт сегодня, он был протянут до крайности знакомой рукой.
Сквозь очень тонкий конверт с чем-то подозрительно гибким внутри, который был протянут до крайности знакомой рукой, просматривается сложеный лист бумаги. Конверт не запечатан, так что я могу видеть на бумаге почерк, и я знаю, чей он.
И я даже знаю, что что-то гибкое внутри - серое перо.
Ты не стоял так - на расстоянии вытянутой руки - близко ко мне давно. Наверное, год.
Я не знаю, хочу ли я видеть то, что находится внутри.
Какая-то часть меня (Пабло) сейчас материться на четырех языках и орет, что конверт нужно срочно выбросить, потому что там наверняка порошок сибирской язвы и письмо Гая будет последним, что я увижу в жизни.
Другая часть (Глория) говорит, что это приемлимая смерть.
Самая последняя и самая верная часть (Грейхаунд) говорит, что я просто боюсь.
Я правда очень боюсь читать.