Сегодня утром, в пять, вернувшись домой из 40 (отличное название для леса. Дело в том, что там осталось всего-навсего сорок древних оливковых деревьев, вот место так и называется, ничего мистического, к сожалению), я упала в кровать и ничего не заметила. Вымоталась, аки зверь лесной, да оно и понятно – всю ночь напролет красовалась на пару с Шекелем и Эммой Конрад за импровизированым баром, лихо разливала присутствующим в той или иной степени горячительные напитки... За нашими спинами высились горы непочатых ящиков пива, несколько контейнеров, полных льда, в которых топли пузатые бутылки джина. Еще за нашими спинами ошивался Макс, все время лез под руку, мешал, умничал и вообще всячески мешал бурной жизнедеятельности.
В какой-то момент Эмма, перекрывая окружающий гомон и музыку, крикнула мне:
- Грейхаунд! Я знаю, ты с Цыганом не разговариваешь, но ради Бога, убери его куда-нибудь!
Я к тому времени уже вылакала свою традиционную “Корону”, так что следующее происходило с минимальным участие логики и мозгов.
Поймав взгляд Макс, я махнула ему рукой, мол, поди сюда. Люпо сменил меня за стойкой. Если Макс и был удивлен (в конце концов, мы не разговаривали уже почти полгода), то ничем себя не выдал. Материализовался рядом со мной:
- Да?
- Давай мириться, - рявкнула я сквозь громкие вопли Горилаз.
Макс постоял, помолчал, моргнул раз, другой... А потом вдруг скреб меня в охапку и уткнулся носом в волосы.
- Я этого давно ждал, - выдохнул он.
Я незаметно подняла руку и затянулась над его плечом. Урод! Господи, до чего же мерзкий человек. Ни тебе прости меня, ни тебе ни черта вообще. Закатив глаза к небу, я ждала, пока он меня отпустит. Пахло от него кальяном, им самим и его новой подружкой.
Вот так, удивительно легко и играючи, я снова стала разговаривать с Цыганом. Слава Богу, он не знает, что я сделала это лишь для того, чтобы в остаток ночи со спокойной совестью кричать на него, чтоб не смел сидеть на контейнере, стряхивать пепел на DG-стойку Лапочки и мешаться за баром.

Я был одета в самое короткое платье, которое у меня когда-либо было. Белое, с откровенным декольте... Из тех, в которых страшно в одиночестве ходить по улице. Признаюсь честно, перед зеркалом я провела не двадцать минут и даже не полчаса, что в общем случается со мной редко. Этот вечер был особенным до мозга костей... Я знала, знала, что он будет особенным!

Так вот, вернувшись из 40 под утро, я легла было спать, но сон не шел. События прошедшей ночи высвечивались в сознании калейдоскопом, таким ярким и красочным, что игнорировать его не было никакой возможности. Во мне все еще оставалось какое-то количество алкоголя и праздничной эйфории, в ушах шумело, а тут еще и птицы за окном принялись чирикать, как очумелые – почувствовали рассвет... В общем, уснуть мне не удалось. Я с усилием оторвала себя от постели в начале восьмого – делать нечего, сегодня утренняя смена, ничего с этим не поделаешь... Не впервой нам, Хайфским выродкам, отправляться на работу или в школу после ночи праздненств. Всегда выживали, и теперь выживем... Главное, держать себя в руках и не расклеиваться. Если собрать себя в кулак, то не упадет ни один поднос, не разобьется ни один стакан, сказала я себе, и отправилась в ванную – вслепую, с трудом переставляя ноги.

Там меня поджидал милый сюрприз.

От ступней до бедер... Да и чуть повыше, чего греха таить... Обычно белая и гладкая кожа была сплошь исполосована царапинами, глубокими и не очень. Рядом с коленом красовался кровоподтек, не слишком ужасный... Но все же заметный. Я извернулась и провела ладонью по спине. Так и есть – мелкие шершавые царапинки, уже успевшие просохнуть и затвердеть за несколько часов. Зеркало отразило бледную рожу с жуткими синяками под глазами и необычно яркими губами. Смотрелось все это довольно абстрактно.
Я скинула одежду и влезла под душ. Включила воду погорячее – царапины тут же возмутились и дали о себе знать. Вода с меня текла просто черная... Так бывает, когда в парикмазерской вам смывают краску с волос, которые вы только что выкрасили в какой-нибудь темный цвет...
Спустя четверть часа я, завернувшись в полотенце, пила на пустой кухне кофе с аспирином, заедала всю эту бурду крекерами с сырком и держалась за голову. Зазвонил телефон. Сигнал вызова на мобильном у меня – вступительная песенка из Саутпарка, обычно я крайне рада ее слышать, но сейчас она больше напоминала скрежет вилки по тарелке.
Я глянула на дисплэй, или как там называется эта вещь, которую я по простоте душевной всегда зову экраном.
Идан Люпо, доверительно поведал мне мобильник.
Майн готт...
Глоток. Вдох.
- Алло?
- Хэй. Как добралась до дома, псинка?..

В первый и последний раз я попалась на всю эту деревенскую романтику. Пахучие кусты какого-то тропического идиотизма, луна, звездное небо... Безумно, безумно колючий ковер из сухой травы... Я, конечно, знала, что рано или поздно сделаю Идана Люпо. Я даже частично отдавала себе отчет в том, что это случится на этой самой вечеринке в 40. Но, черт возьми, юбки мне не надеть еще неделю, в лучшем случае!

Я не спала до сих пор, и спать отправлюсь, видимо, только часов пять спустя... Голова моя гудит, аки улик, ломит затылок и челюсть – они у меня всегда болят, когда не высыпаюсь. Но, черт возьми! Я была первой, нет, ПЕРВОЙ девушкой Идана Люпо, так что ОБЛОМИТЕСЬ, друзья мои, обломитесь все, эта псина принадлежит мне, и послушно садиться у ног будет только по моей команде!..

...

Димо Гэймер был прав. Я и в самом деле стерва... В каком-то почти романтическом смысле этого слова (если такой смысл в принципе может у него быть). Я сволочь и я горжусь этим, потому что я - это я, и все это - я. Из песни слов ни черта ни денешь никуда. Я говорила и буду говорить, не задумываясь, я буду делать то, чего мне хочется, спать с тем, с кем считаю нужным, тогда, когда считаю нужным, потому что иначе я не была бы мной.



Эпоха.