Слезами горю не поможешь.
Ладно, если начистоту – горю вообще мало чем можно помочь, но слезы, помимо своей ярко выраженной бесполезности, ещё имеют свойство превращать глаза в щелки. Да, я ревела. А потом влезла в узкие джинсы, майку и белые кроссовки, и пошла к Ронину.
У него была Агидель – именно то, на что я засчитывала. Шмыгая носом, я плюхнулась на стул в кухне. Агидель захлопотала вокруг, Рон какого-то хрена заварил чай и укоризненно качал головой, до ужаса напоминая Томми. Я попросила:
- Маша, подстриги меня?
Агидель согласилась.
- Как?
- Так, как я была раньше.
И она подстригла – за полчаса.
Мои волосы были по плечи – когда я сидела, откинувшись назад, они даже падали на спину. Челка постигала подбородка – ее уже давно можно было заправлять за уши...
Длинные космы падали и падали на пол, перечеркивая светлый мрамор своими черными щупальцами. Агидель работала маникюрными и кухонными ножницами, иногда пуская в ход бритву Рона. Рон рассказывал, как трудно ему найти работу и хороший цейлонский чай. Я все ещё чувствовала у горла твердый комок, и раздумывала о том, исчезнет ли он когда-нибудь полностью, а если да, то как скоро это случится. Время от времени приходилось недовольно оттирать ребром ладони глаза. Грязно-серыми полосами размазывалась туш, но никто не обращал внимания.
Как я уже говорила, Маша закончила за полчаса, я пошлепала в ванную – смотреться.
Над левым виском она оставила длинную прядку. Челка резкая, рваная и косая – открывает правый глаз, но полностью прячет левый. И... минимум волос на голове.
Зачем ты подстриглась?
Они же были почти длинные!