сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Но ко мне ты все ближе все равномы увидимся в Каннах
Это вечное сражение! Я не вернусь на щите, только со щитом: своих павших солдат мы никогда не оставляем ни на поле боя, ни в плену у врага.
В общении с ним, в разговорах, даже в поцелуях – оно везде. Всегда так нельзя. Но получается, что когда постервозничать хочется мне – он как раз спокоен, а когда он скалит клыки – это совсем не подходит Грейхаунд.
Да, мы идем на жертвы. За право быть с ним мне пришлось заплатить тем замечательным балансом, который был между нами прежде. Умением идеально подгадывать его слова и настроения, даже не отдавая себе в этом отчета. Чуткостью, может быть.
Мы идем на жертвы, и ради чего?! Я рассталась со своей обожаемой тонкостью, оттачиваемым в его присутствии до предела цинизмом и яростным азартом, а что получила взамен? Что мне дали вместо любимой революции и нескончаемых упражнение спорим-я-смогу-оставить-последнее-слово-за-собой?
Мне достается Гай чертов Прудников. Только вот зачем он теперь нужен?
И ты будешь стоять на перекрестках
Ха-ха, да нет, шучу, шучу. Пока это... забавляет.
Я люблю смотреть, как он курит. Обожаю. Я могу смотреть на это часами.
Ему очень подходит сигарета, он держит ее между указательным и средним открытой ладони. Затягивается, и огненный светлячок вспыхивает ярче в окружающей темноте. Потом щелчком отправляет бычок в полет до самых качелей.
Не люблю, когда он смеется, но люблю смотреть, как он сдерживается, чтобы не заржать или не улыбнуться.
- Не смей отвечать Дуди на звонок! Он урррод.
- Ааа, ну конечно. Извини, я забыл что ты встречалась с Брэдом Питом.
- Брэдди? Фи, отвратительный секс.
Захлебывается смешком, опускает голову и улыбается асфальту рядом со своим ботинком.
Читает мне лекции.
Издевается.
Плохой.
высоких трасс и железных трасс
Ненавижу тот жизненный факт, что он более чем уверен, что я пойду за ним на край света и ничего не желаю больше, чем иметь от него 18 детей. Чувствует себя Ахиллесом, не имеющим пяты. Когда приходит моя очередь издеваться, говорит:
- Не дури. Мы оба знаем, что ты меня обожаешь.
Не люблю этого, не люблю. Потому что я снова чувствую себя четырнадцатилетней после таких слов.
Он не верит, что человек может остаться ребенком на всю жизнь. И в нем действительно чувствуется необратимое взросление, как-то меньше становится природной дури и взбалмошности. Более постоянный, более, что ли, устоявшийся.
- Но ты – это дело другое. Никогда не встречал существа 17-ти лет, которое было бы такой ду... Кхм-км, ну, понимаешь, странной.
Сверкнув глазами, бью его кулаком в плечо.
- Да-да, странной. Всю жизнь единственная в своем роде. Никогда не встречал...
Закашливается и затыкается.
И в частности поэтому.
а я буду думать, что это правильно.
Он так же, как и я, ненавидит целоваться. Не любит, по крайней мере. Просто это нужно, это как-то обязательно, и поэтому приходится: делать что-то, чтобы поцелуй снес голову сразу и навсегда.
Вот тут подает голос утерянная склочность. Играет, играет, дразнит. Плачу той же монетой, тоже дуркую, и не хуже могу в последний момент отпрянуть и с улыбочкой ляпнуть что-нибудь невпопад.
Глаза вспыхивают. Втянулся.
Да-а, надо с этим что-то делать.
Чую, эта игра надоест мне и я захочу расслабиться уже тогда, когда он только возьмет главную скорость.
Я просто играю в это слишком давно.
А может быть, и нет. Может, это на веки вечные.
Все может быть.
Точно я знаю только одно - за семнадцать лет своей жизни, я еще ни от чего не получала такого острого удовольствия.
Если правда то, что я чую
Мы никогда не будем ПАРОЙ.
Мы никогда не станем ходить по улице за ручку, или говорить друг другу "я тебя люблю", или улыбаться как-то иначе, без вечной доли ехидности и цинизма.
Мы будем визитными карточками друг друга.
Я, вообще, не думаю что это станет чем-то настоящим и долгим, чем-то постоянным. Почти знаю, что нет. Такой связи, как между мной и ним, мир еще вообще не видывал, так что все обычные определения лживы.
Мы просто два идиотских картежника-шулера, стремящихся перещеголять один другого в любимом мастерстве, призвании.
Я даже как-то без слов.
то уже не нужно верить в ветер мушиных крылышек
- Не смей стричься. Обожаю твой патлы, когда они длиннее пяти сантиметров.
- Зря ты это сказал. Как только кончится война, сейчас же пойду и подстригусь.
- Ой, да пожалуйста, делай, что хочешь!
Скосил глаза. Оборачивается ко мне, секунды три играем в гляделки. Он – открыто, а я исподлобья и кусок челки щекочет нос. Оо, в гляделках я хороша и вижу, как он удивлен этому новому жизненному обстоятельству.
Медленно протягивает руку и заправляет за ухо выбившиеся пряди.
За этот мелодраматический жест я готова для него завоевывать города.
Черным профилем склоняется к самому лицу. Я уже честно где-то видела, как его глаза в темноте светятся.
Слоняется, путешествует по сплетению беспорядочных прядей к лицу. Ни за что не закрою глаза. И он тоже.
И говорит в приоткрытые губы:
- Пойдем, тебе нужно быть дома в одиннадцать.
В этом весь он.
Весь он со мной, по крайней мере.
Ну что, любовь моя, у меня тоже в рукавах пара козырей.
По крайней мере, если ты не изловчился их вытащить.
пикирующих вниз.
Это вечное сражение! Я не вернусь на щите, только со щитом: своих павших солдат мы никогда не оставляем ни на поле боя, ни в плену у врага.
В общении с ним, в разговорах, даже в поцелуях – оно везде. Всегда так нельзя. Но получается, что когда постервозничать хочется мне – он как раз спокоен, а когда он скалит клыки – это совсем не подходит Грейхаунд.
Да, мы идем на жертвы. За право быть с ним мне пришлось заплатить тем замечательным балансом, который был между нами прежде. Умением идеально подгадывать его слова и настроения, даже не отдавая себе в этом отчета. Чуткостью, может быть.
Мы идем на жертвы, и ради чего?! Я рассталась со своей обожаемой тонкостью, оттачиваемым в его присутствии до предела цинизмом и яростным азартом, а что получила взамен? Что мне дали вместо любимой революции и нескончаемых упражнение спорим-я-смогу-оставить-последнее-слово-за-собой?
Мне достается Гай чертов Прудников. Только вот зачем он теперь нужен?
И ты будешь стоять на перекрестках
Ха-ха, да нет, шучу, шучу. Пока это... забавляет.
Я люблю смотреть, как он курит. Обожаю. Я могу смотреть на это часами.
Ему очень подходит сигарета, он держит ее между указательным и средним открытой ладони. Затягивается, и огненный светлячок вспыхивает ярче в окружающей темноте. Потом щелчком отправляет бычок в полет до самых качелей.
Не люблю, когда он смеется, но люблю смотреть, как он сдерживается, чтобы не заржать или не улыбнуться.
- Не смей отвечать Дуди на звонок! Он урррод.
- Ааа, ну конечно. Извини, я забыл что ты встречалась с Брэдом Питом.
- Брэдди? Фи, отвратительный секс.
Захлебывается смешком, опускает голову и улыбается асфальту рядом со своим ботинком.
Читает мне лекции.
Издевается.
Плохой.
высоких трасс и железных трасс
Ненавижу тот жизненный факт, что он более чем уверен, что я пойду за ним на край света и ничего не желаю больше, чем иметь от него 18 детей. Чувствует себя Ахиллесом, не имеющим пяты. Когда приходит моя очередь издеваться, говорит:
- Не дури. Мы оба знаем, что ты меня обожаешь.
Не люблю этого, не люблю. Потому что я снова чувствую себя четырнадцатилетней после таких слов.
Он не верит, что человек может остаться ребенком на всю жизнь. И в нем действительно чувствуется необратимое взросление, как-то меньше становится природной дури и взбалмошности. Более постоянный, более, что ли, устоявшийся.
- Но ты – это дело другое. Никогда не встречал существа 17-ти лет, которое было бы такой ду... Кхм-км, ну, понимаешь, странной.
Сверкнув глазами, бью его кулаком в плечо.
- Да-да, странной. Всю жизнь единственная в своем роде. Никогда не встречал...
Закашливается и затыкается.
И в частности поэтому.
а я буду думать, что это правильно.
Он так же, как и я, ненавидит целоваться. Не любит, по крайней мере. Просто это нужно, это как-то обязательно, и поэтому приходится: делать что-то, чтобы поцелуй снес голову сразу и навсегда.
Вот тут подает голос утерянная склочность. Играет, играет, дразнит. Плачу той же монетой, тоже дуркую, и не хуже могу в последний момент отпрянуть и с улыбочкой ляпнуть что-нибудь невпопад.
Глаза вспыхивают. Втянулся.
Да-а, надо с этим что-то делать.
Чую, эта игра надоест мне и я захочу расслабиться уже тогда, когда он только возьмет главную скорость.
Я просто играю в это слишком давно.
А может быть, и нет. Может, это на веки вечные.
Все может быть.
Точно я знаю только одно - за семнадцать лет своей жизни, я еще ни от чего не получала такого острого удовольствия.
Если правда то, что я чую
Мы никогда не будем ПАРОЙ.
Мы никогда не станем ходить по улице за ручку, или говорить друг другу "я тебя люблю", или улыбаться как-то иначе, без вечной доли ехидности и цинизма.
Мы будем визитными карточками друг друга.
Я, вообще, не думаю что это станет чем-то настоящим и долгим, чем-то постоянным. Почти знаю, что нет. Такой связи, как между мной и ним, мир еще вообще не видывал, так что все обычные определения лживы.
Мы просто два идиотских картежника-шулера, стремящихся перещеголять один другого в любимом мастерстве, призвании.
Я даже как-то без слов.
то уже не нужно верить в ветер мушиных крылышек
- Не смей стричься. Обожаю твой патлы, когда они длиннее пяти сантиметров.
- Зря ты это сказал. Как только кончится война, сейчас же пойду и подстригусь.
- Ой, да пожалуйста, делай, что хочешь!
Скосил глаза. Оборачивается ко мне, секунды три играем в гляделки. Он – открыто, а я исподлобья и кусок челки щекочет нос. Оо, в гляделках я хороша и вижу, как он удивлен этому новому жизненному обстоятельству.
Медленно протягивает руку и заправляет за ухо выбившиеся пряди.
За этот мелодраматический жест я готова для него завоевывать города.
Черным профилем склоняется к самому лицу. Я уже честно где-то видела, как его глаза в темноте светятся.
Слоняется, путешествует по сплетению беспорядочных прядей к лицу. Ни за что не закрою глаза. И он тоже.
И говорит в приоткрытые губы:
- Пойдем, тебе нужно быть дома в одиннадцать.
В этом весь он.
Весь он со мной, по крайней мере.
Ну что, любовь моя, у меня тоже в рукавах пара козырей.
По крайней мере, если ты не изловчился их вытащить.
пикирующих вниз.
-
-
20.07.2006 в 17:15и если я до сих пор не расплылась в невыразимом и неуместном восторге (фу мерсское слово), то это не значит, что не расплывусь-
в этом есть некая гармония, и Грей - держись, войну отменят по техническим причинам.
-
-
20.07.2006 в 17:29Держаться я сейчас могу только за голову - мистер Злой Будильник устроил подъем аж в полвосьмого. Суканенавижу.
Восторги же отставить, он кажется точно спер у меня из рукава минимум половину карт.
Но от этого становится еще интереснее )) и возвращайся...
-
-
20.07.2006 в 17:32постараюсь, но, блин, нет ни времени и инета, ужос.
Я скоро буду, и ты сделаешь его, дарлинг.
-
-
20.07.2006 в 17:42Я, вообще, не думаю что это станет чем-то настоящим и долгим, чем-то постоянным. Почти знаю, что нет. Такой связи, как между мной и ним, мир еще вообще не видывал, так что все обычные определения лживы.
А почему ты считаешь, что это не может быть чем-то долгим? Непостоянным, да, но явно и не коротким - ведь разве те самые "обыкновенные" связи, которым ты ставишь в противоположность вашу...разве они продолжительны? Постоянство - дурная черта. У постоянства, как ни странно, в реальной жизни есть срок. У непостоянства его нет.
Вам, чёрт побери, весело друг с другом! =)
-
-
20.07.2006 в 21:04Ахахаха, весело это в точку!
Сегодня переигрывали финальный матч Чемпионата мира по футболу - он был Италией, а я Францией. Италия снова выиграла, но Франция и на этот раз не упустила возможности съездить ей по роже
А вообще, жизнь покажет...
-
-
20.07.2006 в 21:36Хотя по роже тоже иногда полезно! =)
-
-
20.07.2006 в 23:00-
-
20.07.2006 в 23:30А я за него вообще уже не боюсь, это было глупо - за него бояться. При виде по пояс обнаженного Гая, изображающего на пустом стадионе Мауро Каморанесси, любая ракета зайдется в
оргазмеконвульсиях