сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Слушай, привет, слушай.
Ангел, послушай меня.
И лампа не горит, и врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.
Ты.
Тебе трудно доказать, что ты не бог.
Ты можешь опровергнуть любой аргумент, посягающий на верность этого утверждения. Самоуверенно шагая между рядами мусорных баков и пыльных припаркованных машин, ты утверждаешь, что еще не родился человек, который мог бы доказать тебе, что ты не Царь, что ты не Создатель.
Ты настолько никогда не спустишься с высот своего заоблачного царства, что мне даже не грустно.
Не знаешь слов "может быть", не знаешь сомнений: вся твоя уверенность родилась вместе с тобой, и с тех пор не менялась, и не поменяется никогда. Твердо стоять на ногах и смотреть вперед с легкой ухмылкой флегматичного циника: я это уже видел. Даже если я не открывал этой двери, я знаю, что за ней.
Я.
Ошарашена, испугана, вывезена за край города и брошена.
Куда идти, что делать, как быть?
Сижу, зажав между коленями рукава рубашки.
Нас, как черная дыра, притягивает неизвестность.
Как керосиновая лампа мотыльков – интрига, резонанс, из ряда вон.
Я до ужаса непривычна самой себе в роли маленького мотылька, чье существо вовсе не содержит мозга. Не умеет чувствовать, думать, рассуждать. Может только доверчиво лететь к мягкому свету и сгореть заживо, миновав край тонкого стекла. Смерть должна быть подобно острию отравленного кинжала, укутанного в шелк.
Ты снова.
Сумка на ремне через плечо, болтается на боку, к замку прицеплен тайский веер.
Каштановые и охровые кудри. Ты – идеальный холст, я взяла бы краски и рисовала бы на твоей спине желтым, коричневым и охрой. Я рисовала бы медленную осень Джиграна, стога и поля. Я рисовала бы рыжих лисиц и журавлей в небе, я нарисовала бы сердце осени и прикоснулась к нему сухими губами.
Ты моя кленовая осень в черном объективе.
Я хочу.
Я до смерти хочу упасть лицом вниз в ворох хлопка, вышитого красными нитками.
Легонько ткнуться носом в твое плечо. Часами сидеть и опровергать твои теории. Твои дикие, злые, страшные теории, которые пугающе похожи на правду. Я не хочу, чтобы Жизнь на самом деле оказалась Болезнью, от которой необходимо излечиться.
Я только хочу сидеть и рисовать славянские гравюры на твоих белых запястьях. Возводить на тебе храмы и мягкой кистью превращать в жизнь твои мечты.
Я хочу встать на краю острия ножа, который спрятан в твоих глазах, и закричать, засвистеть, завопить, чтобы порвалось все внутри.
Я хочу многое понять. Открыть каменным ключом двери гробницы царей древних. Чтоб с потолка капала вода, мрамор светился тускло, страшно, пахло рыбой и ящерами, а рядом ты спокойно стоял с голубиным пером за ухом.
Или прозаичнее: встретить тебя в шумном коридоре, и просто стоять и смотреть тебе в глаза. Ты не скажешь "Что?". И я буду долго смотреть. А потом идти и говорить о всяком, как обычно, как всегда, болтать, а внутри так больно, так давит. И вдруг голос дрогнет.
Эй все в порядке да все отлично.
Я буду древесной змеей на твоем запястье.
Буду оплетать храм.
И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода.
Привет, мы будем счастливы теперь, и навсегда.
Ангел, послушай меня.
И лампа не горит, и врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.
Ты.
Тебе трудно доказать, что ты не бог.
Ты можешь опровергнуть любой аргумент, посягающий на верность этого утверждения. Самоуверенно шагая между рядами мусорных баков и пыльных припаркованных машин, ты утверждаешь, что еще не родился человек, который мог бы доказать тебе, что ты не Царь, что ты не Создатель.
Ты настолько никогда не спустишься с высот своего заоблачного царства, что мне даже не грустно.
Не знаешь слов "может быть", не знаешь сомнений: вся твоя уверенность родилась вместе с тобой, и с тех пор не менялась, и не поменяется никогда. Твердо стоять на ногах и смотреть вперед с легкой ухмылкой флегматичного циника: я это уже видел. Даже если я не открывал этой двери, я знаю, что за ней.
Я.
Ошарашена, испугана, вывезена за край города и брошена.
Куда идти, что делать, как быть?
Сижу, зажав между коленями рукава рубашки.
Нас, как черная дыра, притягивает неизвестность.
Как керосиновая лампа мотыльков – интрига, резонанс, из ряда вон.
Я до ужаса непривычна самой себе в роли маленького мотылька, чье существо вовсе не содержит мозга. Не умеет чувствовать, думать, рассуждать. Может только доверчиво лететь к мягкому свету и сгореть заживо, миновав край тонкого стекла. Смерть должна быть подобно острию отравленного кинжала, укутанного в шелк.
Ты снова.
Сумка на ремне через плечо, болтается на боку, к замку прицеплен тайский веер.
Каштановые и охровые кудри. Ты – идеальный холст, я взяла бы краски и рисовала бы на твоей спине желтым, коричневым и охрой. Я рисовала бы медленную осень Джиграна, стога и поля. Я рисовала бы рыжих лисиц и журавлей в небе, я нарисовала бы сердце осени и прикоснулась к нему сухими губами.
Ты моя кленовая осень в черном объективе.
Я хочу.
Я до смерти хочу упасть лицом вниз в ворох хлопка, вышитого красными нитками.
Легонько ткнуться носом в твое плечо. Часами сидеть и опровергать твои теории. Твои дикие, злые, страшные теории, которые пугающе похожи на правду. Я не хочу, чтобы Жизнь на самом деле оказалась Болезнью, от которой необходимо излечиться.
Я только хочу сидеть и рисовать славянские гравюры на твоих белых запястьях. Возводить на тебе храмы и мягкой кистью превращать в жизнь твои мечты.
Я хочу встать на краю острия ножа, который спрятан в твоих глазах, и закричать, засвистеть, завопить, чтобы порвалось все внутри.
Я хочу многое понять. Открыть каменным ключом двери гробницы царей древних. Чтоб с потолка капала вода, мрамор светился тускло, страшно, пахло рыбой и ящерами, а рядом ты спокойно стоял с голубиным пером за ухом.
Или прозаичнее: встретить тебя в шумном коридоре, и просто стоять и смотреть тебе в глаза. Ты не скажешь "Что?". И я буду долго смотреть. А потом идти и говорить о всяком, как обычно, как всегда, болтать, а внутри так больно, так давит. И вдруг голос дрогнет.
Эй все в порядке да все отлично.
Я буду древесной змеей на твоем запястье.
Буду оплетать храм.
И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода.
Привет, мы будем счастливы теперь, и навсегда.
-
-
31.08.2006 в 18:21Алиса, спасибо.
Просто спасибо тебе большое.
За то что ты не меняешься.
И за то что все до сих пор. У меня воспаленные круги и покалывание.
До сих пор все так.
-
-
31.08.2006 в 18:51Спасибо, что ты знаешь, что я не меняюсь, окей?
Честное слово, все всегда будет по-старому, окей?
Меняются только имена со Светки на Сойлент, с Сойлент на Светку, с Алисы на Алисон и языческие божки: с Малфоев на Ангелов.
-
-
31.08.2006 в 22:42Боже, как всё хорошо. И даже перья.
-
-
31.08.2006 в 22:57А реально: ты куришь траву?
-
-
31.08.2006 в 23:23Принимая во внимание, что моя мама читает дневник и окрестности- да. И колюсь по четвергам))
Да не, я только одуванчики.. И пижму))
-
-
01.09.2006 в 15:01Одуванчики курит мой одноклассник Эльад.
И ВСЕ, больше на такое никто не способен.
-
-
01.09.2006 в 17:05не задокументировано, но поверю.
Интересно, на что способна я?
-
-
01.09.2006 в 17:17Конечно, задокументировано.
-
-
01.09.2006 в 17:39фокус не на то.
-
-
01.09.2006 в 17:41