сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Идан не врал.
Он приехал домой в пятницу утром, усталый и пыльный, однако счастливый - по крайней мере, мне так показалось. Мои смены всегда приходятся на все самое интересное, так что неудивительно, что работала я и тогда, и увидеть его поимела возможность только вечером, часов в восемь, на Зиве.
На великом Зиве. Нет и не будет места роднее этого.
Когда день за днем, от рассвета до заката - и даже немножко во сне - прозябаешь в одной и той же, постоянной рутине, когда даже одежда у тебя одна и та же - светлая форма морского флота (эх, есть у меня какой-то пунктик на моряков), то не всегда просто в одночасье забыть все это, отбросить и влиться в когда-то привычный мир. И я полностью его понимаю. В обществе Томера, Шц, Туша, милашки Честер, ее подруги Адас и энного количества приблудных личностей (среди которых, в качестве непостижимой шутки судьбы, оказался и Ангел), мы отправились рвать город на куски.
И преуспели.
Высокие тяжелые стаканы, полные разнообразного пива, окаймленного поверху мягкой светлой пенкой. Переполненные пепельницы, симпатичные официантки, жар, невыносимый жар на раскрасневшихся щеках. Сине-зеленый коктейль Шц в высоком узком бокале. Клубничный бриз Честер с маленьким зонтиком. Пачки "Собрания", "Верблюда" на столе, пролитое вино, дикий, дикий смех и громкие, счастливые голоса.
Я сидела рядом с Иданом, чтобы иметь возможность скрадывать мелкие, сладкие поцелуи в кратчайших перерывах между смехом, счастливым щебетом и очередным глотком. Он под столом лениво гладил мою закинутую на его колено ногу, переберал пальцами по чувствительной коже бедра. А когда вечер стал клониться к утру и все мы, шумной и веселой толпой, фамильей, собрались пойти на Зив, рванул к себе в одной из темных подворотен и сделал недоумевающим Шц и Честер, которые шли рядом, знак рукой - мол, догоним.
Я думала, он меня изнасилует. Хотя он, наверное, думал то же самое про меня. Впервые в жизни у меня на самом деле слабели и подкашивались колени, отчего приходилось сильнее цепляться за него, чувствуя под пальцами бугры вспухших после долгих недель тяжелых армейских будней мускулы. Он вжимал меня в стену так, что мне думалось - а что, если я, как девчонка в "Люди X - 2", просочусь сквозь стену под этим бешеным, животным напором, и мы оба попадем в комнату, целиком состоящую из одной большой кровати.
Ясное дело, что до Зива никто так и не дошел. Как предсказуемо.
А потом была суббота. В субботу я проснулась в чужой, но уже более-менее привычной комнате, со стен которой мне улыбались сборники норвежских и голландских сказок, а так же небольшой фотографический портрет девятилетнего мальчишки, весело смеющегося прямо в объектив. Мальчишка этот, повзрослевший лет на десять, с потемневшими волосами, но совершенно той же улыбкой, спал рядом, по-хозяйски сгребя в охапку большую часть, хм, меня. Со стола, который находился в другом конце комнаты, нагло подмигивала бутылка восхитительно холодного апельсинового сока, и я, осторожно выпутавшись из объятий, спустила было ноги с кровати. Не открывая глаз и - клянусь! - даже не просыпаясь, Идан выбросил руку из-под одеяла, обхватил меня поперек талии и снова сгреб к себе, в тепло, в покой. Скорее спя, чем подрствуя, прошелся вереницей сухих поцелуев по шее, изгибу плеча, и закусил край черной растянутой майки.
Вечером мы отправились на море, наблюдать закат, пить пиво и общаться со всяческими хорошими людьми. Было весело, душевно, однако мысль о том, что, черт возьми, завтра утром он снова уедет, не давала мне расслабиться и просто наслаждаться моментом, не задумываясь о том, что произойдет потом. Не задумываясь о том, что произойдет в следующие десять минут. Однако летописцу моей рваной судьбинушки, кажется, понравился Идан, ибо по какой-то непостижимой причине в тот же вечер ему стало нездоровиться. Не желая возвращаться на службу больным, Люпо смотался к врачу, который щедро выдал ему два дополнительных дня выходных.
Удивительно, что могут значить паршивые два дня, правда? Если описывать все то, что фамилья успела пережить, перечувствовать в эти затянувшиеся выходные, то отвалятся пальцы или сгорит клавиатура. Однако все хорошее когда-нибудь уходит от меня, и вчера вечером я виделась с Иданом в последний раз. То есть, фактически, конечно, далеко не последний, просто уже сегодня утром он уехал на долгие две недели, а я... Я, как всегда, тут. Все еще тут.
Вставать ему надо было рано, часов в пять утра. В десять мы встретились, чтобы выкурить по сигарете на дорожку. Господи, как не хотелось мне, чтобы он уезжал! И как, все-таки, странно, что теперь мы видимся так редко. Я знаю, что он до сих пор не совсем верит в то, что происходит - да он и сам мне об этом сказал. Ведь разве легко поверить, что я - я! - в состоянии преданно, как чертова собака, ждать его из армии, раз за разом зная, что возвращается он всего на несколько дней, за которыми последует новое ожидание, и так - полгода. Разве это логично, что я иду на такую жертву ради кого-то, кто мне не сват и не брат, а просто еще один парень, который, кажется, собирается в меня влюбиться? Неужели я уже тоже немножко в него влюбилась, если так жду?
Только что вернулась из Каньона, куда мы с Тушем и Шц ходили, чтобы купить мне босоножки и одеколон Тушу. Как всегда, вечер закончился тем, что мы, как три дегенерата, катались на детских лошадках-каруселях и без конца фотографировались в автоматах мгновенной фотографии, строя камере просто невероятные рожи. Это и есть настоящая фамилья - люди, с которыми любой вечер, даже самый спокойный и скучный, превращается в праздник. Как бы не была сплочена и дружна Хайфская и, в частности, Ношская молодежь, эти двое мне дороже остальных. Фамилья - это те люди, которые не надоедают тебе, даже если ты видишь их изо дня в день на протяжении нескольких лет. И которые, хотя ты и знаешь про них все наперед, раз за разом тебя завораживают. Иногда я покупаю в магазине новую книгу - про Бриджит Джонс, или Кинга, или Сэлленджера - и в животе у меня приятно щекочет от предвкушения. Точно такое же чувство я испытываю, когда знаю, что вечером встречу этих двоих. В разное время рядом со мной - по обе стороны от меня - стояли разные люди. Макс, Ротэм. Однажды рядом со мной встал Гай. Правда, он стоял немного поотдаль и наверняка просто примеривался, с какой стороны будет удобнее накидывать удавку на мою бедную шею... Но, черт возьми, я уже и не представляю, как смогу жить без этих двоих.
И правда, фамилья.
Он приехал домой в пятницу утром, усталый и пыльный, однако счастливый - по крайней мере, мне так показалось. Мои смены всегда приходятся на все самое интересное, так что неудивительно, что работала я и тогда, и увидеть его поимела возможность только вечером, часов в восемь, на Зиве.
На великом Зиве. Нет и не будет места роднее этого.
Когда день за днем, от рассвета до заката - и даже немножко во сне - прозябаешь в одной и той же, постоянной рутине, когда даже одежда у тебя одна и та же - светлая форма морского флота (эх, есть у меня какой-то пунктик на моряков), то не всегда просто в одночасье забыть все это, отбросить и влиться в когда-то привычный мир. И я полностью его понимаю. В обществе Томера, Шц, Туша, милашки Честер, ее подруги Адас и энного количества приблудных личностей (среди которых, в качестве непостижимой шутки судьбы, оказался и Ангел), мы отправились рвать город на куски.
И преуспели.
Высокие тяжелые стаканы, полные разнообразного пива, окаймленного поверху мягкой светлой пенкой. Переполненные пепельницы, симпатичные официантки, жар, невыносимый жар на раскрасневшихся щеках. Сине-зеленый коктейль Шц в высоком узком бокале. Клубничный бриз Честер с маленьким зонтиком. Пачки "Собрания", "Верблюда" на столе, пролитое вино, дикий, дикий смех и громкие, счастливые голоса.
Я сидела рядом с Иданом, чтобы иметь возможность скрадывать мелкие, сладкие поцелуи в кратчайших перерывах между смехом, счастливым щебетом и очередным глотком. Он под столом лениво гладил мою закинутую на его колено ногу, переберал пальцами по чувствительной коже бедра. А когда вечер стал клониться к утру и все мы, шумной и веселой толпой, фамильей, собрались пойти на Зив, рванул к себе в одной из темных подворотен и сделал недоумевающим Шц и Честер, которые шли рядом, знак рукой - мол, догоним.
Я думала, он меня изнасилует. Хотя он, наверное, думал то же самое про меня. Впервые в жизни у меня на самом деле слабели и подкашивались колени, отчего приходилось сильнее цепляться за него, чувствуя под пальцами бугры вспухших после долгих недель тяжелых армейских будней мускулы. Он вжимал меня в стену так, что мне думалось - а что, если я, как девчонка в "Люди X - 2", просочусь сквозь стену под этим бешеным, животным напором, и мы оба попадем в комнату, целиком состоящую из одной большой кровати.
Ясное дело, что до Зива никто так и не дошел. Как предсказуемо.
А потом была суббота. В субботу я проснулась в чужой, но уже более-менее привычной комнате, со стен которой мне улыбались сборники норвежских и голландских сказок, а так же небольшой фотографический портрет девятилетнего мальчишки, весело смеющегося прямо в объектив. Мальчишка этот, повзрослевший лет на десять, с потемневшими волосами, но совершенно той же улыбкой, спал рядом, по-хозяйски сгребя в охапку большую часть, хм, меня. Со стола, который находился в другом конце комнаты, нагло подмигивала бутылка восхитительно холодного апельсинового сока, и я, осторожно выпутавшись из объятий, спустила было ноги с кровати. Не открывая глаз и - клянусь! - даже не просыпаясь, Идан выбросил руку из-под одеяла, обхватил меня поперек талии и снова сгреб к себе, в тепло, в покой. Скорее спя, чем подрствуя, прошелся вереницей сухих поцелуев по шее, изгибу плеча, и закусил край черной растянутой майки.
Вечером мы отправились на море, наблюдать закат, пить пиво и общаться со всяческими хорошими людьми. Было весело, душевно, однако мысль о том, что, черт возьми, завтра утром он снова уедет, не давала мне расслабиться и просто наслаждаться моментом, не задумываясь о том, что произойдет потом. Не задумываясь о том, что произойдет в следующие десять минут. Однако летописцу моей рваной судьбинушки, кажется, понравился Идан, ибо по какой-то непостижимой причине в тот же вечер ему стало нездоровиться. Не желая возвращаться на службу больным, Люпо смотался к врачу, который щедро выдал ему два дополнительных дня выходных.
Удивительно, что могут значить паршивые два дня, правда? Если описывать все то, что фамилья успела пережить, перечувствовать в эти затянувшиеся выходные, то отвалятся пальцы или сгорит клавиатура. Однако все хорошее когда-нибудь уходит от меня, и вчера вечером я виделась с Иданом в последний раз. То есть, фактически, конечно, далеко не последний, просто уже сегодня утром он уехал на долгие две недели, а я... Я, как всегда, тут. Все еще тут.
Вставать ему надо было рано, часов в пять утра. В десять мы встретились, чтобы выкурить по сигарете на дорожку. Господи, как не хотелось мне, чтобы он уезжал! И как, все-таки, странно, что теперь мы видимся так редко. Я знаю, что он до сих пор не совсем верит в то, что происходит - да он и сам мне об этом сказал. Ведь разве легко поверить, что я - я! - в состоянии преданно, как чертова собака, ждать его из армии, раз за разом зная, что возвращается он всего на несколько дней, за которыми последует новое ожидание, и так - полгода. Разве это логично, что я иду на такую жертву ради кого-то, кто мне не сват и не брат, а просто еще один парень, который, кажется, собирается в меня влюбиться? Неужели я уже тоже немножко в него влюбилась, если так жду?
Только что вернулась из Каньона, куда мы с Тушем и Шц ходили, чтобы купить мне босоножки и одеколон Тушу. Как всегда, вечер закончился тем, что мы, как три дегенерата, катались на детских лошадках-каруселях и без конца фотографировались в автоматах мгновенной фотографии, строя камере просто невероятные рожи. Это и есть настоящая фамилья - люди, с которыми любой вечер, даже самый спокойный и скучный, превращается в праздник. Как бы не была сплочена и дружна Хайфская и, в частности, Ношская молодежь, эти двое мне дороже остальных. Фамилья - это те люди, которые не надоедают тебе, даже если ты видишь их изо дня в день на протяжении нескольких лет. И которые, хотя ты и знаешь про них все наперед, раз за разом тебя завораживают. Иногда я покупаю в магазине новую книгу - про Бриджит Джонс, или Кинга, или Сэлленджера - и в животе у меня приятно щекочет от предвкушения. Точно такое же чувство я испытываю, когда знаю, что вечером встречу этих двоих. В разное время рядом со мной - по обе стороны от меня - стояли разные люди. Макс, Ротэм. Однажды рядом со мной встал Гай. Правда, он стоял немного поотдаль и наверняка просто примеривался, с какой стороны будет удобнее накидывать удавку на мою бедную шею... Но, черт возьми, я уже и не представляю, как смогу жить без этих двоих.
И правда, фамилья.
-
-
04.09.2008 в 09:37