сколько глупостей и вздора написал я, нимфадора
Ах, какая я веселая! У-ха-ха-ха!!! А ну разбежались все быстро! Зацелую!
Как, оказывается, я люблю ездить в автобусах, кто бы мог подумать! Такой позитив. Все из себя счастливая и с несмывающейся лыбой, сижу себе на приступочке в том месте, где в автобусе колесо, разглядываю Хайфский народ. Хайфский народ, в свою очередь, очень подозрительно и недоверчиво на меня косится. Я народу улыбаюсь, показываю язык. Народ либо смеется, либо продолжает в недоумении таращится. А я притопываю ногой в тяжелом ботинке в такт песенке, что звучит в ушах, и мурлыкаю: я пришел один, я пришел с войны, я лишился сил и загнал коня...
Потом я буквально выпрыгиваю из автобуса, машу ему, отъезжающему, ручкой с остановки. Автобус ничего не сказал, хы-хы, и я иду домой.
Шесть часов вечера в славном во всех отношениях городе-порту Хайфе. Солнце клонится к закату, удлиняются черные и серые тени, шалит теплый ветер. Весь мир исполосован оранжевыми полосками закатного солнышка. Теплый асфальт пахнем теплый асфальтом. Редкие машины. Я танцую.
Не знаю, умею ли я танцевать, но я иду по обочине пустой улицы, и, черт возьми, от избытка эмоций пританцовываю под очередной мировой шедевр: я не забуду о тебе, никогда, никогда, с тобою буду до конца... Совершенно забылась я. Совершенно ни разу не споткнулась, не врезалась в столб и ни под одну не попала, черт возьми, машину.
Потом устала, стала идти нормально. И почти пожалела об этом – на другой стороне дороги нарисовался Гай. Толи злой, толи усталый, голова опущена, руки в карманах шортов, на ногах – шлепанцы, в волосах – бардак. Заметил меня, я тепло ему улыбнулась. Мальчишка демонстративно сморщился, и пошел дальше.
Вошла домой, распахнула дверь так, что от грохота, который она произвела, врезаясь в стену, у моего кота, Диего, чуть не произошел инфаркт. Радостно, громко и наверняка бездарно подпевая Агате Кристи, нашла в куче хлама на столе кошелек, вытряхнула на ладонь несколько монеток, вымелась обратно на улицу – покупать кофе. Счастливая – спасу нет!
Выхожу из дома – Гай, солнышко мое, незаходящее, с младшим братиком Талем возвращается домой. «В третий раз – мороженное!», думаю я, и смеюсь этой мысли.
Прошли совсем рядом друг с другом, да так хорошо прошли! Гай, попутно говоря что-то пятилетнему брату, вывернул шею на девяносто градусов, боясь, видимо, упасть замертво, если ненароком на меня посмотрит. Интересно, какие им движут принципы? Боится моей неземной красоты или ярко выраженного уродства? В общем, он отвернулся и старательно прятал глаза (идиот! Такие глаза нельзя прятать!), а я прямо таки взгляда от него не отрывала, бешено улыбаясь, и даже когда они оба миновали меня, некоторое время шла задом наперед. Талик та-а-ак на меня посмотрел! Даже забыл закрыть рот. Эх, надо было ему подмигнуть. Гай изучал то небо, то тротуар. Как я люблю жить!
И вот я здесь. И завтра – снова великий день, не менее великий, как все дни, что я прожила за шестнадцать лет и почти один месяц. Снова будет прекрасное солнце, и асфальт и ветер, снова будет небо какого-нибудь цвета - от грязно-желтого через голубой, как глаза самого лучшего на свете мальчика, до хмурого и серого.
Ни в мире нет несовершенства,
ни в мироздании секрета,
когда, распластанных в блаженстве,
нас освещает сигарета.
(с) Игорь Губерман
Я слишком мала для всего на свете, но все же я думаю, что, может быть, хоть в одной на свете вещи я чуть-чуть смыслю. Я могу ошибаться, я могу быть неправа, но, черт возьми, мне почему-то с завидной постоянностью кажется, что мы живем в отличном мире, и все у нас будет хорошо!

Как, оказывается, я люблю ездить в автобусах, кто бы мог подумать! Такой позитив. Все из себя счастливая и с несмывающейся лыбой, сижу себе на приступочке в том месте, где в автобусе колесо, разглядываю Хайфский народ. Хайфский народ, в свою очередь, очень подозрительно и недоверчиво на меня косится. Я народу улыбаюсь, показываю язык. Народ либо смеется, либо продолжает в недоумении таращится. А я притопываю ногой в тяжелом ботинке в такт песенке, что звучит в ушах, и мурлыкаю: я пришел один, я пришел с войны, я лишился сил и загнал коня...
Потом я буквально выпрыгиваю из автобуса, машу ему, отъезжающему, ручкой с остановки. Автобус ничего не сказал, хы-хы, и я иду домой.
Шесть часов вечера в славном во всех отношениях городе-порту Хайфе. Солнце клонится к закату, удлиняются черные и серые тени, шалит теплый ветер. Весь мир исполосован оранжевыми полосками закатного солнышка. Теплый асфальт пахнем теплый асфальтом. Редкие машины. Я танцую.
Не знаю, умею ли я танцевать, но я иду по обочине пустой улицы, и, черт возьми, от избытка эмоций пританцовываю под очередной мировой шедевр: я не забуду о тебе, никогда, никогда, с тобою буду до конца... Совершенно забылась я. Совершенно ни разу не споткнулась, не врезалась в столб и ни под одну не попала, черт возьми, машину.
Потом устала, стала идти нормально. И почти пожалела об этом – на другой стороне дороги нарисовался Гай. Толи злой, толи усталый, голова опущена, руки в карманах шортов, на ногах – шлепанцы, в волосах – бардак. Заметил меня, я тепло ему улыбнулась. Мальчишка демонстративно сморщился, и пошел дальше.
Вошла домой, распахнула дверь так, что от грохота, который она произвела, врезаясь в стену, у моего кота, Диего, чуть не произошел инфаркт. Радостно, громко и наверняка бездарно подпевая Агате Кристи, нашла в куче хлама на столе кошелек, вытряхнула на ладонь несколько монеток, вымелась обратно на улицу – покупать кофе. Счастливая – спасу нет!
Выхожу из дома – Гай, солнышко мое, незаходящее, с младшим братиком Талем возвращается домой. «В третий раз – мороженное!», думаю я, и смеюсь этой мысли.
Прошли совсем рядом друг с другом, да так хорошо прошли! Гай, попутно говоря что-то пятилетнему брату, вывернул шею на девяносто градусов, боясь, видимо, упасть замертво, если ненароком на меня посмотрит. Интересно, какие им движут принципы? Боится моей неземной красоты или ярко выраженного уродства? В общем, он отвернулся и старательно прятал глаза (идиот! Такие глаза нельзя прятать!), а я прямо таки взгляда от него не отрывала, бешено улыбаясь, и даже когда они оба миновали меня, некоторое время шла задом наперед. Талик та-а-ак на меня посмотрел! Даже забыл закрыть рот. Эх, надо было ему подмигнуть. Гай изучал то небо, то тротуар. Как я люблю жить!
И вот я здесь. И завтра – снова великий день, не менее великий, как все дни, что я прожила за шестнадцать лет и почти один месяц. Снова будет прекрасное солнце, и асфальт и ветер, снова будет небо какого-нибудь цвета - от грязно-желтого через голубой, как глаза самого лучшего на свете мальчика, до хмурого и серого.
Ни в мире нет несовершенства,
ни в мироздании секрета,
когда, распластанных в блаженстве,
нас освещает сигарета.
(с) Игорь Губерман
Я слишком мала для всего на свете, но все же я думаю, что, может быть, хоть в одной на свете вещи я чуть-чуть смыслю. Я могу ошибаться, я могу быть неправа, но, черт возьми, мне почему-то с завидной постоянностью кажется, что мы живем в отличном мире, и все у нас будет хорошо!

Да-да-да-да-да!! Позитифф в массы!!!!!
Говорят, что когда люди показывают язык, они хотят целоваться
Кто такое говорит?
Не факт, не факт
Eva Flint
Совершенно поддерживаю!
Жанка Дарк
Стараем-с