Отчет о путешествии

[Грей]

«В четыре утра, за кукурузой»

Отчет о путешествии (+фото).

Итак, я, наконец, это сделала, чем неимоверно горда. Я перепечатала свой отчет о путешествии из дневника бумажного в нормальный дневник, отсканировала парочку симпатичных фотографий, и очень собой довольна. Отчет, правда, в сокращенном варианте – ибо чтобы переписать все, надо было затратить вдвое больше времени, а мне это дело уже порядком надоело. Сомневаюсь, что все это безобразие поместится в запись – и, если нет, я буду продолжать публиковать его в комментариях. В общем, кому оно надо: в море.

море-океан!

13 июля



Оказывается, станция, откуда отправляются поезда на Тель-Авив (преимущественно), стоит практически через забор с грузовой частью порта. Малая компенсация за несусветно ранее пробуждение. Главная проблема дня – чертов ветер, все треплет. Волосы, футболку, листки вон в тетрадке.

Я таскаюсь по платформе, знакомлюсь с отбывающими на службу солдатиками (преимущественно с десантниками, ха-ха). Скучно. От скрипов и гудков чертовых поездов я однажды оглохну. Да, в порту не в пример лучше! А тут даже поесть нечего. Хорошо, что обычно я с этой станции не езжу...



Сели в поезд. Да-а, это будет покруче, нежели мои экспрессы в Нетанию до издательства. Столики, кресла, два этажа. Молчу.

Лиза говорит, что я, мол, явно не рада уезжать – угрюма, никак не выражаю предполагаемого восторга. Я в ответ молчу.

Черт, качает. Едем мимо порта.



Чуть позже – остановка. Жрать охота не по-детски. Где мальчишки с тележками?!

Сижу в купе на четыре человека в гордом одиночестве. Чувствую себя, как Джоан-сами-знаете-кто в Лондонском кафе. Только ребенка в коляске не хватает...



Выезжаем из Хайфы.

Мост Золотые Ворота... догорел.

Проносятся характерно белокаменные дома с красной черепицей, пока-пока, город порт, вот бы больше тебя никогда не увидеть...

Есть хочу.



Вечер, полвосьмого

Граждане, самолеты «Дальавиа»- зло! Только что в него села. Описывать то, как четыре с лишним часа несчастного ребенка донимали вопросами типа «Ты не устала? Есть не хочешь? Далеко не уходи! Заблудишься, звони мне» я не буду. Не голубой крови дело. Я фигею: я это даже не комментирую. Куда бы я не полетела в следующий раз – я лечу одна!

Самолет ужасный. Это вам не Эль-Аль, блин... У меня был порван ремень на моем кресле. Я повторяю: порванный ремень безопасности.

Мать ещё и «обрадовала» перед отлетом: Томаса увижу не раньше 19-го...

Настроение почему-то ни к черту. Зла и уши заложило. Скорее несите еду! Хорошо хоть, при полете туда еда будет израильская, а то помню я рыбную котлету на рейсе Хабаровск-Тель-Авив два года назад... Стюардессы у нас – мымры. (Блин, да что со мной?! Депрессуха по поводу расставания с Гаем? Эпа, хотя стоп, это вот сейчас было явно лишнее.)



Вашу мать, несите еду! Зла, нервна, обижена, голодна, аки зверь лесной. В следующий раз либо лечу одна, либо не лечу вообще.

Оторвались от земли. В салоне полно дыма. Город с высоты птичьего полета. Посадите меня обратно, я телепортируюсь!

Как страшно жить, дорогие друзья...



Полдесятого вечера (и чертово время постоянно скачет туда-сюда).

Господи, дети, какая красота за окном! Черное небо и звезды вверху, черная земля и россыпи городских огней внизу, а посредине – яркая полоса догорающего заката. Желтый и яркий оранжевый. На фоне полосы вырисовывается темный рельеф какой-то горной цепочки. Ещё из моего иллюминатора видно крыло, если чуть-чуть оглянуться назад, и это очень страшно: я тут давеча насмотрелась ужастиков про человека, очень любящего танцевать на крыльях летящего самолета.



Мама, я не верю! Мне привезли еду! Я пошел. Ещё приду.



Часов девять.

Поужинала, пью чай.

Примечания по поводу израильской кухни: израильтяне имеют талант готовить рис так, что по вкусу его становится невозможно отличить от травы. Слава Мерлину, рыба им удается лучше. 5 грамм сахара в чай мне с моей патологической тягой к сладкому явно мало. Кстати, лучше горячего Тель-Авивского (или откуда они его там привозят) бэйгале может быть только ещё горячее Тель-Авивское (или откуда они его там привозят) бэйгале.

Самолет уже явно похорошел в моих глазах, дыма в салоне при полете, слава всем языческим богам, нет. Попутчики весьма ничего – если бы у меня были силы и желание, я, наверное, отправилась бы погулять по салону – в закрытых герметизированных помещениях люди легко идут на контакт. Место у меня, кажется, самое удобное, в начале второго отделения... Да и стюардессы, кстати, если присмотреться, вполне ничего. Вот что значит отдохнуть и поесть.

Кстати, наш пилот – это вообще нечто. Забыла, как его зовут, черт... Вышел недавно на громкую связь, говорит: дорогие пассажиры, бла-бла-бла, с нами сегодня летит известный ученый, житель Тель-Авива и Хабаровска. Павел как-его-там. У него сегодня чисто случайно (я цитирую) юбилей, мы поздравляем его, и сейчас передадим ему хорошую песню. А может, и сами споем.

В салоне, зааплодировали, я прониклась заочной симпатией к пилоту, поаплодировала тоже, вякнула «поздравляем».

За окном стемнело совершенно. Десять вечера по Хайфскому времени (кто б мне часы перевел...). Под нами проплывает море огней – города, деревушки... Как под слоем черной воды – Атлантида. Я, как в детстве, прилипаю носом к стеклу, любуюсь, приоткрыв рот. Светлые лужи на горизонте – это то ли моря, то ли озера.

Десять и десять. Клонит в сон, но спать смысла нет – кажется, где-то через час остановка в Ульяновске. Ох и просидим же мы там часа два.... А ведь я могла бы встретиться там с Мастером, если бы все сложилось.

Нет, все, все, спать. Благо музыка с собой – сейчас и колыбельная будет...

Все, отбой, и приснись мне Джонатан Рис-Майерс.



14 июля

Полпервого ночи (время Ульяновское).

Идем на посадку в Ульяновске. За окном темно, как в любимом месте слэшера, только изредка проплывают островки деревушек – но таких оплотов, как до этого, не наблюдается. Кажется, мы летим над Волгой, хотя, возможно, я просто переела ложных опят.

О-о-о-о, опять закладывает уши... из самолета выпустят, температура за бортом +15. Возьму с собой Волкодава (право на поединок), и будет мне счастье.

Терзаюсь по поводу того, какое сегодня число.



Два часа ночи. Время все ещё Ульяновское.

Фух, просидела час в аэропорту в Ульяновске! Выйдя из самолета и спустившись по трапу, хотела было поцеловать землю, но увидела озеро разлитой солярки на бетоне, и как-то передумала.

Похолодало. Ехали к зданию здешнего аэропорта в автобусе для токсикоманов. Такое впечатление, что едешь в пустой канистре из-под бензина.

То, что пилот не ошибся рейсом и мы таки да в России, понял бы даже слепой: к зданию аэропорта ведет чуть ли не пожарная лестница, ступеньки мокрые и скользкие от ночной росы, темно, как... ну, вы поняли. Среди пассажиров – маленькие дети, много пожилых людей. Одна женщина поскользнулась и чуть не загремела вниз. Здравствуй, родина!



Родина,

пусть кричат – уродина!

А она нам нравится,

хоть и не красавица...



Да, в Бен-Гурионе сервис получше будет, хы-хы. Зато здесь – свое, а значит, хорошее.

Стати, в женском туалете в аэропорту международных рейсов города Ульяновска я оставила автограф. На дверце первой от входа кабинки, шариковой ручкой написала – Грейхаунд. Я бы этого не делала, не марала бы своими каракулями и без того позорный, как звезда, нужник, но... Мне подумалось – а ведь Мастер тоже скоро, возможно, будет в Ульяновске. Авось увидит! (Я ведь уже говорила о ложных опятах, нэ?)

В любом случае, по двум этажам аэропорта я шаталась в гордом одиночестве, встревала в разговоры, приставала к маленьким детям. Это у меня с недосыпу – сейчас аж два часа ночи, мы ещё не взлетели, и я жуть, как спать хочу. Когда я очень хочу спать, у меня болит челюсть. Сейчас у меня болит челюсть. До связи.

(дети, оцените, как я подсела на дневники – пишу в простой тетради, а обращаюсь к ПЧ. Недоумеваю, почему меня никто не комментирует. И фона очень не хватает...)



Позже

Проснулось национальное достояние, блин!

Сколько сейчас времени по какому-нибудь, кроме Ульяновского часового пояса, я понятия не имею ни малейшего. Просто я из гостеприимства – тьфу! – из уважения к городу перевела часы на тамошнее время, когда мы останавливались, а теперь никто вокруг не в курсе, сколько сейчас по Хабаровскому. С одинаковым успехом может быть и ранее утро, и ранний вечер – это я ориентируюсь по свету за окном. Заставить меня ориентироваться по солнцу и часовым поясам – дохлый номер.

В окошке светло, под нами плывет карта России, всякие там поля, города и змейки-речки. Стюардессы постоянно снуют туда-сюда и суют пожрать. Если не врет внутренний будильник (у меня, как у Штирлица), нам и на посадку скоро...



Блин!!! Только что имела неосторожность посмотреть в зеркальце. Давно по нему такого страшного кина не показывали... А перед началом полета у меня ещё были зеленые глаза. Почему теперь красные?

Ладно, пошла разглядывать землю из окошка в конце последнего салона. Там народ курит,веселится... Как все эти маленькие детишки, прилипну к окну. А что, я всегда говорила, что горбатого – только могила, только могила...

Хотя вообще, нужно было плыть.



Пять вечера по Хабаровскому времени.

Сели. Народ аплодировал. Я аплодировала стоя.

Сердце радостно томит, особенно при виде пограничников в зелененькой форме, которые снуют туда-сюда. Люблю народ в форме, а тут – наши! Соотечественники! Земляки! Хабаровчане!



А вот из самолета не выпускают, ибо какой-то сильно умный молодой человек из первого салона, отправившись в туалет, забыл там 2 тысячи долларов. Я тоже не знаю, зачем он попер деньги в туалет, и как умудрился их там забыть. Но факт есть факт - он их там оставил, кто-то, зашедший после него, их свистнул (не будь дурак) – теперь нас шманают.

Народ веселится, требует, чтобы привели собачку, дабы она всех обнюхала. Так, для прикола. Родные пограничники (ну, которые в зеленом) и менты (в голубо-о-ом) по очереди вызывают «подозрительных» из нашего салона на осмотр. Процедура выхода «подозрительного» на досмотр сопровождается шуточками позитивно настроенных пассажиров. (Патриоты, что ли? Типа, мы прилетели на родину, мы рады, и даже простим вам, что вы нам трап не подгоняете.)

- Идите, идите, женщина. Если что – сразу требуйте адвоката.

- Нет, лучше требуйте служебную собачку! Она понюхает, и все.

- Мужчина, да чего вы волнуетесь? У вас деньги даже спрятать некуда – вы не подозрительный!

- Дайте выйти на родную землю, сволочи! – смеется какая-то девушка. – Встанем в шеренгу, вы нас всех и пощупаете...

- Только пусть молодые и симпатичные щупают, - поддерживает ее соседка по ряду. – Иначе засудим. У нас в Израиле с этим делом, с домогательствами, ох и много возни разводят... Столько статей напридумывали!

- Так что вы там побыстрее, мальчики.

Здравствуй, родина мать!



В общем, простояли мы полчаса (вопреки ожиданиям, совсем не долго). Потом нам, наконец, подали трап, мы вытряхнулись на родную землю, пошли к зданию аэропорта, на сей раз Хабаровского, а потому очень милого, красивого и вообще прекрасного. Получили багаж, вышли на улицу – прямо в объятья Муси. (Муся есть жена Саши Майкифера, двоюродного брата моей матери.)



Вечер, довольно поздний.

Фух! Наконец-то у Майкифера.

В аэропорту нас, значит, встретила Муся и ее джип. Мы, вообще, довольно редко видимся (с Мусей, а не с джипом – с джипом чаще, на нем Гриша ездит), только когда она приезжает в Хайфу, или когда я приезжаю в Хаб. Приятнейшая невысокая и полная женщина, эдакая бизнес-вумен с внешностью Молли Уизли. С ней мы ехали через весь город домой... Я млела. Амур, дорогой Амурчик, где больше фенола, чем воды... А-ах...

Вообще, только что я поужинала, слава всем языческим. Сидели вокруг восхитительно сервированного стола тесной компашкой – я, Джо (мой отец, Вова. Я его зову – Джо-ястребиный-глаз, а он меня почему-то не хочет звать Диего-дотронься-и-умрешь...) Муся, Саша, и сын их, Гриша.

(О Грише несколько слов. Это двадцатилетние, смуглое, очень симпатичное существо с прекрасными глазами, приходится мне троюродным братом. Проживает Гриша в славном городе Тель-Авиве, поэтому, к сожалению, вижу я его не чаще, чем Мусю или Сашу.)

Сейчас Муся, Саша и Джо расползлись в кухню, бухают там что-то, что плохо пахнет и на вкус не очень, Гриша курит и рассматривает фотографии, а мы с Люськой лежим на диване, уделяем вот повышенное внимание моему дневнику. Люся – это кот. И именно кот, а не кошка (на этот раз я ложных опят не ела).

- Просто сначала он был кошкой, Люсей, - разводит руками Гришка, - а потом я стал его мыть, и он оказался... Люсем.

- Пол сменил, - ржу я, - Драг-королева...

- Ты о нем ещё всей правды не знаешь, - говорит Гриша. – Люся у нас крайний нападающий. Кинь ему кусок сосиски!

Я повинуюсь, и Люся, до этого момента спокойно спящий на ковре, оживляется, подскакивает, бежит, гонит лапой подачку. Точь-в-точь Эдо, красующийся на поле, показывающий класс!

- Эх, у нас ещё Димон был... – вздыхает Гриша. – Так тот вратарем был – на лету ловил...







15 июля

Предположительно пятница, 8 утра.



Дом спит.

Я в своей комнате, смотрю в окно.

Отлично выспалась, и, что примечательно, в по-настоящему своей постели. Когда мы с Несс, Склеротичкой и Мар развлекали себя, творя «АвДако», вот в этой спальне на полу сидели Мар и Склер, и спорили о носках... Чистые простыни и махровое одеяло с уже порядочно подзабытым запахом дома.

Открыла я, значит, глаза, и проснулась в Хабаровске. Под окном ругаются какие-то незнакомые тетки. Под боком тихо мурчит Люська, и посасывает кончик собственного хвоста.

Я – коэфицентр тихого, безмолвного покоя и душевного спокойствия. Ну, и, по ходу, счастья.



Позже, после обеда.

Дождь идет, прибивает дорожную пыль. Гуляла по родному городу.

Мокрая береза. Я сто лет не видела берез, и вообще дико их люблю, но только когда они сухие. С мокрой березой у меня одна ассоциация (неизвестно, чем вызванная): инцест.

Бой мокрым березам под летним дождем.

В Хабаровске почему-то одной скучновато.



16 июля



Как-то плавно осознав, что в Хабаровске, по сути, сейчас долго делать нечего, рванули на окраину – в отличное местечко с таинственным названием Полыниха. К бабушке Евдокии.

Бабушка моя, по линии отца – человек, высшим для себя благом считающий возможность накормить всех детей и внуков, подвернувшихся под руку, до такого состояния, когда проблематично даже двигаться. Хотя, в принципе, эта отличная черта большинства бабушек. Ещё Евдокия страшно набожна, и очень любит придумывать себе разные болезни. Конченная пессимистка, к тому же.

В общем, на автобусе мы доехали до какого-то перекрестка недалеко от деревушке, а на перекрестке нас встречал Витюша Бойко.

Витюша – крестник моих родителей, как, впрочем, и его сестра Юля. Дружим мы с детства – хотя «дружим» слишком сильно сказано – они ведь оба меня старше, одна на 4, второй на 6 с половиной лет.

Витя стоял, облокотившись на открытую дверцу машины, и лыбился.

- С приездом! – сказал он, когда мы подошли, и кинулся помогать нести сумки. – Алиска, выросла!..

- Сам-то, сам-то! – я не спускала восхищенных глаз с сильно раздавшегося в плечах Вити.

В общем, мы погрузили сумки в машинку, и рванули по направлению к деревне сквозь плотный утренний туман.



Деревня, должна я сказать, к чертям собачьим вымирает. Просто зарастает травой. Что будет с этими местами через лет эдак сорок?.. мы ехали через поселок к Бойчатам, я без устали вертела головой с риском вывихнуть шею, разглядывая до боли знакомые места. В детстве мы с Томми только тут каникулы, праздники и выходные и проводили... Вот здесь стоял дом, в котором много лет назад жили, а потом переехали бабушка с дедом. На месте дома - ровное, заросшее полынью поле. Вот полуразрушенный детский садик, в который я проходила ровно три дня...

- Вымирает деревня, - озвучил мои мысли Витя.



Приехали к Бойчатам. Объятья-поцелуи с Юлечкой и Ириной, ее матерью, лучшей подругой Лизы. Было совсем ранее утро, и я устала после ночи на автобусе, поэтому смутно помню, что меня в тот момент окружало, кроме радости и чая с лимоном...

Потом Витя повез нас, наконец, к бабушке. К себе завозил, так – поздороваться со всеми.

Опять проехали по останкам деревни, миновали подвесной мост над Уссури, и спустились в небольшую долину, зажатую между горными хребтами. Это местечко – Полыниха, дивное селение с чистым и свежим воздухом, рекой, ручьями, сопками и полянами...

Бабушка при виде нас, конечно, обрыдалась от радости. Снова поцелуи и объятья, бла-бла-бла.

Весь этот день я больше не покинула бабушкиного двора – спала, разбирала свои вещи, обустраивалась в летней кухне, где отныне мне предстояло спать, совмещала обед с ужином, и снова спала.



Тома нет. Бабушка сказала – отпуск к у него начинается 19-го,так-что где-то в этом районе его и надо ждать.

О-о-о, о том, что Тома надо ждать, мне можно не напоминать!..



Я, Люлечка, Джо и Витюша на крылечке у Бойчат.







17 июля (черт бы его побрал)



Все-таки ночью, пялясь на идущую на убыль луну (золотую, восхитительно золотую, Ане серебряную, какой она всегда бывает в городе-порту), обратила внимание на то, что должна была заметить уже давно.

Сопки, тайга, вся эта здешняя таинственная атмосфера (даже без шершней и чердака), моросящие дожди и прочие прелести приморского захолустья не оставляет мне ни малейшего шанса ивремени расстраиваться и думать об элементах королевства Датского. Типа там Сладкого, Гая, т.п. Мысли на эту безрадостную тему сейчас совершенно далеки, чужды и не то, чтобы нежеланны – их просто нет.

Видимо, Том и Чарли, как всегда, оказались правы, когда утверждали, что мне нужна сена обстановки, чтобы не чокнуться. Хотя бы на месяц – вот как сейчас!



Вообще, маршрут сегодняшнего дня был занимателен. Сначала мы с Джо пешком прошли два километра до центра, заглянув по дороге к Дарье Корюхиной – моей подружке дней былых, с которой вместе мы с Томом ежедневно пачкались в песочнице возрасте от трех до восьми лет.

Дашка – девчонка милая, примерная, симпатичная и жуть покладистая и работящая. То ли рыжая, то ли блондинка, с веселыми веснушками на носу и заразительным смехом. Одно время после того, как я уехала, мы ещё переписывались, но потом перестали. Однако визиты вежливости у нас все равно в почете.

Увидев меня, Дашка запищала, полезла обниматься. Поболтали немножко, я недоумевала, куда делась наша песочница, которая раньше стояла возле ее дома...

Потом отправились дальше по направлению к центру.



Двухэтажный, с красной черепицей дом Белоусова сложно не заметить. Не потому, что он так уж выделяется роскошью, не потому, что занимает вдвое больше места, чем любой другой из здешних домов, а потому, что во дворе его напихано столько транспорта, что глаза на лоб лезут. У Николая Белоусова трое сыновей – старший, Саша, ровесник Тома и учится с ним вместе. Второй, Леха, только недавно окончил школу, и его уже приперло жениться. Младший, Колька – семиклассник. Так вот, у Белоусова-отца, по-моему, для каждого сына машины две найдется, да ещё самому три останется. Огромный их задний двор просто напрочь забит легковушками, джипами и двумя мини-грузовичками. Перед домом стоит Сашкин микроавтобус. Джо сразу побежал здороваться с Николаем – давние друзья, сколько раз на охоту вместе ходили!

Белоусов отреагировал предсказуемо:

- О, Вован! Ну что, по пивку за приезд?

«В своем репертуаре», подумала я, и улыбнулась.

Два года назад, когда я приезжала, двор перед крыльцом дома не был ничем застелен – просто трава, растет себе и растет. Сейчас же земля была укрыта огромными красивыми каменными плитами.

- Ух, а откуда такое покрытие взялось? – поинтересовалась я у Сашки.

- А наводнением занесло! – смеется тот. – Ничего не можем поделать – течением заносит и заносит, заносит и заносит, и прямо во дворе вот так вот ровно складывает...



От Белоусовых снова зашли к Бойчатам. У Витюши очень кстати было вдохновенное настроение: он сидел во дворе, на траве перед мангалом, и очень вдохновенно жарил шашлыки.



Оттуда – к Кольцовым, дальним родственникам по отцовской линии. Тамара, Михаил – у них двое детей, Алексей и Лена, которую, впрочем, все зовут Няня, ибо когда Лешка был маленький, она с ним постоянно нянчилась. Сейчас Лешке 26 лет, а Няне – я даже и не помню, но она замужем, и дочка у нее – восьмилетняя Катька.

Тамара, как и предполагалось, очень бурно радовалась:

- Ой! Дорогие мои! Приехали! Ой!.. А ну срочно пошли обедать!!!

Миша был невозмутим. Это вообще его отличная черта – да пусть хоть господь бог приезжает, он не любит бурно проявлять эмоции. Миша поздоровался с Вовой за руку, и сейчас-же повел его в сад, показывать какой-то новый сорт лилий, выведенный, по его словам, лично им.

Я и Тамара пошли пить чай на веранду. С веранды-то я и увидела дивную картину – Алексей, чистящий огромный мокрый ковер двумя зубными щетками.

- Лешка! – закричала я.

Алексей поднял голову, заулыбался от уха до уха:

- О, какие люди! Ты когда приехала?

- Вчера. А ты что делаешь? Это ж убиться можно – так ковер чистить! Леша, тебе делать нечего?

Леха бросил зубные щетки, и пошел к нам:

- Да! Если бы мне было нечего делать!.. Скоро Ленка с семьей приезжает, так мат заладила: помой ковер да помой ковер. А как я его, бля, помою, когда машина сломалась, и на речку его не увезешь?.. Вот, единственная щетка, которая нашлась... О, а вон дядька мой! Э-эй, дядь Вов, привет!

Джо, наконец нашедший повод вырваться из цепких объятий нового сорта лилий, подошел в Лехе:

- Привет, как жизнь? Леха, ты все ещё не женился?

- Ой, отстань! – махнул Алексей рукой. – Я раньше 30-ти не женюсь...



Просидев у Кольцовых часок, Джо отправился к некому Владимиру Романюку. Этот мистер, по слухам, жуткий подлец, который состоит в доле нашего магазина, и чинит Ирине Бойко, заведующей, разные неприятные неприятности. Ну, ругается на продавщиц, ворует, и все такое прочее. Джо пошел с ним разбираться, а я, не ощущая потребности в разговорах с Романюком, пошла обратно к Бойчатам и Витиным вдохновенным шашлыкам.

На крыльце сидели Ира и Юлькой, ели жимолость из большого тазика.

- О-о, Алис, ты вовремя. Поехали на речку! Витя отвезет, и шашлыки возьмем...

- Так вода же холодная!

Юля засмеялась:

- Ну да, по сравнению со Средиземным морем, конечно, прохладно, но тебе тут месяц жить - надо привыкать!

Ну, мы и поехали. На один такое перекат чуть выше подвесного моста, где-мелко-мелко и небольшое течение. Плюхались там прямо в одежде, ибо лично я купальник взять с утра, конечно, не подумала.

Нет, все-таки в холодной воде – своя особенная прелесть! Ныряешь, потом выныриваешь – и так все вокруг свежо, чисто и замечательно...

Где-то в районе восьми вечера я пешком пошла домой (Витю с машиной хрен дождешься – «наверняка по бабам ездит», сказала Юля), в мокрых джинсах и футболке. Темнело, и дорожная пыль оседала на босые ступни.



Легла я спать на чердаке летней кухни, не смотря на предупреждения бабушки, что там полно мышей. Здрасьте, значит, с шершнями мы спали, а с мышками – не можем? Ни хрена подобного!

В двенадцать ночи перед домом затормозил мотоцикл.

Я ещё не спала, поэтому сразу разобрала голос Чертинова, который что-то довольно громко говорил какой-то девушке. Через минуту послышались крики:

- Али-и-иса!

Я выползла со своего чердака, спустилась на землю, и подошла к воротам.

О-ля-ля! Девушкой оказалась семнадцатилетняя Инна Лукашина, которая в школе училась на один класс меня старше, а вместе с Чертиновым – старым знакомцем – был Вовка Перетягин, он же пятачок. Так мы его в детстве дразнили. Уже не помню, почему.

Мне было приятно их видеть, это да. Заметно повзрослевшие, вытянувшиеся, Инна – так та вообще совсем взрослая.

- Али-и-иска! – завизжала она, и кинулась ко мне на шею.

Я засмеялась:

- Привет, привет, как дела? О, мать моя, Пятачо-ок!

Вовка разулыбался – даже в темноте заметно было, как ему чертовски идет открытая улыбка – подошел, чмокнул в щеку в знак приветствия:

- А мы только сегодня узнали, что ты приехала, и сразу сюда. Ты меня ещё не забыла?

- Ой, вас забудешь! Нет, конечно!

- Слушай, поехали с нами в клуб, а? Мы за тобой! Юлька Бойко сказала, что ты здесь, все хотят тебя видеть...

Я мялась и сомневалась. Одно дело – пойти гулять, когда приедет Томми, другое – сейчас, в компанию, которая так сильно изменилась за эти годы, где я и имен-то всех не помню...

- Инночка, я не знаю... Не сегодня, хорошо? Вот брат приедет, тогда и погуляем, а сейчас я как-то...

Инна не дослушала. Округлила глаза.

- Что-о-о?.. Том этим летом приедет?.. а мне сказали, что у него работа, учеба!

- Ну, вообще-то да, но на две недельки он отпросился. – Я сощурилась, и сказала нарочито весело – А чего это ты так приезду моего брата радуешься?..

Инна запрыгала на месте, Перетягин хмыкнул:

- Угадай...

- А вот радуюсь, и все! – сказала Лукашина. – Так, значит, не пойдешь?

- Не-е-ет, - поморщилась я. – Да и спать охота – перемена часовых поясов, все дела...

Я неопределенно дернула плечом, сказала «пока» Перетягину и Чертинову, и ушла обратно к себе на чердак.

Порвала бы всех его девок!

Нет, я все понимаю, но все равно злюсь.

Активно не люблю Инну Лукашину.

Спокойной ночи.



Белоусов-старший







Просто Люля (Юля)







18 июля



Утром (относительно ранним) сидела на крыше у дверцы на чердак, грелась на солнышке и пила теплый чай. На голых коленях все то же «Право на поединок» из серии Волкодава (в сотый раз мысленное спасибо Рош Несс). Вдруг фразу Левзика «у вас, голоногих, только и разговоров, что про Прекраснейшую и других баб!» кто-то закрыл. На крину совершенно невозмутимо опустился огромный иссиня-черный махаон, закрыв одним крылом полстраницы.

Любовалась я на это великолепие минут пять, потом стало интересно дальше про голоногих аррантов, и я согнала наглую бабочку. Подлец взмахнул здоровенными крылышками, и перебрался ко мне на коленку. Я успела сто миллионов раз спросить всех богов Аррантиады, куда они задевали мой фотоаппарат.



Джо пригнал от Белоусова джипарь.

Зашли к нему выпить пивка, а Белоусов и говорит:

- Вова, возьми Коня, чего тебе пешком по деревне ходить? Как не родной, в самом деле!

Махнул Сашке рукой, чтобы тот выгнал Коня.

Отличный белый джип с полным приводом, по кличке Конь, ибо благодаря своим 4 ВД везде проедет. О, я очень рада! Ходить по 4 километра в день я не люблю.

Разговорились на автомобильную тему, и услышала я от старшего Белоусова несколько веселых баек:

- Ну, наш Леха когда права получил, мы сели вечером это дело обмыть. А как же! Ну, выпили по чуть-чуть, смотрю, Леха не притронулся. Я ему – мол, чего не выпьешь? А этот - я не пью! За рулем! А через неделю после того, как права отказался обмывать, врезался на своей «Камри» Витьке Бойко в дверцу. Ну, пришлось платить – а что делать?.. По мне, так ездил бы лучше Леха на мотоцикле, как раньше – а что, плохо, что-ли? Бортовые огни зажег – и вперед!..



Пошла было в гости к Кате Гуниной, своей тетке, родной сестре Лизы, но ее, оказывается, до среды нет – где-то во Владивостоке пропадает. Видела Дашку Корюхину – она с мамой обещалась в гости.

Ела кедровые орехи, планировала поскорее купить фотоаппарат, и погулять по сопкам, так, забавы для. Отличные вышли бы снимки.

А к Кате я, кстати, ходила, кроме того, чтобы поздороваться, ещё и чтобы взять у нее ключ от старого дедовского дома. В старом дедовском доме чего только нет! Чердак с шершнями, и подвенечное платье в сундуке на этом самом чердаке, и порох, дробь и картечь, которую нужно забрать... У деда есть настоящая берданка, и я жутко хочу из нее пострелять!







19 июля



Евдокию за чаем понесло на ностальгию и откровения. В правильное русло:

- Когда это твой братик у нас был?.. Что-то я сама уже не помню – старая бабка стала... Может, прошлой осенью? Ой, да какой осенью – этой весной ведь приезжал, внук наш! Ну и жил в той летней кухне, хотел на чердаке, да дед не пустил – там трава сушилась. А та гроза, что бед во всех соседних селах понаделала, по нам особо ударила – ночью по земле молнии как вода стелились! То знаешь, обычная молния ударит, и ждешь грома. А то всю ночь разряды прямо по земле, боязно выйти. Да и нельзя выходить. Мы-то с дедом в хате, а Томка (ох и звереет Томми, когда бабушка так его зовет!..) там спит, и я к нему пройти не могу. Встала тогда перед конной, прошу Господа, чтобы ничего дурного не случилось, молюсь, а сама в слезах...

Наутро-то спрашиваю его – мол, скажи честно, боялся? Ну, он говорит – да, страшновато было. А потом вечером спросил, можно ли ему теперь в доме ночевать. Так я прям обрадовалась – мне так спокойней...



Заехал Алексей – ну, Кольцов-младший. Ехал с работы, с лесоповала, заглянул. Радостный такой – идет, какие-то подозрительные бутылки обнимает. У деда враз глаза загорелись!

Посидели, выпили, я, он и дед (Джо опять куда-то на Коне ускакал). Бабушка неодобрительно выглядывала из-за занавески, и явно старалась взглядом высушить кружки. Договорились, что как только приедут Том, тетя Лена (сестра моего отца, следовательно, еще одна тетя), Саня (ее сын, мой двоюродный брат, 25 лет) и прочие, непременно выберемся всем семейством, которое внезапно оказалось довольно многочисленным, на Уссури, как два года назад.

Дед пропагандирует пессимизм – говорит, фиг вы куда поедете, дожди передают. Алексей скалится:

- Сан Саныч, отстань!



Вечером, позже:

У-у-у-а-а-а-а!!!

Звонила, наконец-то, Лена! Приезжают завтра: она, Саня, маленькая Жанночка, Санина дочка, и, черт возьми, даже каким-то чудом сумевший взять отпуск Томми.

У-у-у-у-а-а-а-а!!!

Завтра вечером, часам к девяти.

Пойду, застрелюсь от счастья!



Довольный жизнью Алексей, и причина его удовольствия







20 июля



- А чтобы не идти в армию ему не обязательно было уезжать, можно было просто жениться, и все.

- НЕТ!!!

- Чего орешь-то так, Господи Боже мой?! Все равно женится однажды...

- Пристрелю!

- Кого?

- Ее!

- Ой, блин... ладно, за тебя отдадим.

- Нет, нельзя, она сестра.

- Французские короли женились на сестрах!

- Томас не король!

- Я двоюродная!

- Хм... А вот на двоюродных сестрах раньше женились, как сейчас, не знаю.

- О, вы неправильно меня поняли! Просто найдет себе там какую-нибудь фу, ревновать буду. Вот Саня хорошую нашел – а если Том найдет плохую?

- А ты сама ему найди.

- Ой, плохая мысль...

(Это мы с бабушкой и Катей Гуниной завтракали.)



В обед поехали привозить в магазин товар. Я, за одно, купила фотоаппарат. Около магазина на ступеньке сидел очень злой Витюша, нервно курил.

- Хэй, ты чего такой сердитый?

- Романюк достал!

Выяснилось: Витя и Володя поцапались, потому-что Романюк гоняет, почем зря, рабочую машину по своим личным делам. Я вздохнула – о, вечные неприятности с этим магазином, сколько нервов он уже народу истрепал за три года существования! Лучше бы Лизка его давно продала ко всем чертям.



Обед, по возвращении домой из магазина, меня развлекала Евдокия. Как только я пообедала, она меня быстренько запрягла определять, кто где сегодня будет спать. Спорили часа два, но к выводам пришли – четверо в доме, четверо в летней кухне. Лена, ее муж (у нас с Томом проходит под кодовым именем Крученый) – вместе в доме на одной кровати, плюс дед и бабушка там. Я, Том, Саня и Джо – в летней кухне.

- И разбирайтесь там, кто где ляжет, как хотите! – заявила бабушка.

- Я с Младшим спать лягу! – заявляю я.

У бабушки чуть глаз не выпал:

- Ну, ничего себе! Нет уж. Саня спит на полу, или кто-нибудь ещё. Разместитесь!

- А почему мне нельзя с Томми? – щурюсь я. - У меня кровать двуспальная.

Бабушка смущается:

- Ну... Нельзя, в общем!

Здорово я повеселилась!



Дед с Джо пилят во дворе двора новой пилой – бедные соседи. Сане и Младшему ещё предстоит их переколоть. Работы надолго хватит – уж что-что, а скучать им тут не придется...

В пять вечера я легла спать, потому-что была на нервах. Когда же он приедет, когда же он наконец приедет? Почему было не приехать пораньше, а? В обед, на пример. Как медленно тянется время, Мерлин! Может, часы отстают? Во сне время летит быстро – я лягу спать, и проснусь через несколько часиков, тогда Томми уже точно скоро приедет...

Я уснула.



- Где? В кухне?

- Нет, в доме, ещё в пять легла - буди ее!

Раздались шаги, хлопнула дверь, надо мной склонилась тень. Видимо, ещё рано, часов шесть или восемь – чувствую солнце из окна. Глаза не открываю, только невольно улыбаюсь, сердце колотится, как бешенное. Тень требовательно произнесла очень знакомым голосом:

- У тебя ресницы дрожат, не притворяйся мертвой!

Я вскочила с постели, и повисла на его шее.

- Какой ужас, Алиса, - смеялся Том, безрезультатно пытаясь увернуться от моих слюнявых приветствий и града поцелуев, - сколько ты килограмм набрала за полгода?! Кошмарно тяжелая!

- Закни-и-ись, То-о-о-омми, - радостно визжала я, - а-а-а, где же ты раньше был!!! Я ТАК по тебе соскучилась, Том! Ты не знаешь!!!

- Ты очень удивишься, - доверительно сказал Младший, обхватил меня поперек талии, закинул себе на плечо, и, мало внимания обращая на мои вопли протеста и восторга, невозмутимо понес на улицу, где на крыльце уже обнимались с бабушкой и дедом вновь прибывшие Лена и Саня, и благим матом визжала маленькая светловолосая Жанна.



Ужин. Саня держит на руках Жанну (год с половиной), которая постоянно тянет руки к разным опасным предметам типа ножика, вилки и т.п. Саня очень грустит, ибо из-за обязанности держать на руках дочку не может дотянуться до рюмки.

Лена восхищенно нюхает бутылку текилы, привезенную нами ей в подарок.

- Ну, наконец-то попробую, что это за гадость такая! Говорят, ее надо пить с солью?

Саня оживляется:

- Алиса, подержи Жанночку! Мам, я тебе сейчас покажу, как надо пить текилу!

Я сижу на коленях у Тома, который увлеченно хрустит свежим огурцом с бабушкиного огорода.

- А я пойду к Моргунову, забрать мотоцикл, - говорит Том, - так-что слезай с меня.

- Как? Ещё один мотоцикл?!

- Ххх, нет, это не мой, а Витали. Помнишь Виталю? Он учится сейчас, приедет только 30-го, к своему дню рождения. Я пока покатаюсь. Слезай, кому говорят.

Я неохотно слезаю. Саня все же выпросил у матери рюмочку текилы, наслаждается. Жанка изучает пальчики на ногах.

Что за манера – променять семью на мотоцикл?



Витя нервно курит, злой, у-у-ух!







Саня с Жанной во дворе. Выпас.







Просто Томми.







21 июля

Что за день непонятный?



К Белоусовым приехали – звонили Лизке, в Израиль, сообщить, что, вопреки ее ожиданиям, живы и здоровы. Джо и Николай сидели на кухне, выпивали, закусывали соленым огурчиком, порезанным на кружочки и политым подсолнечным маслом. Первый раз увидела, чтобы соленый огурец поливали маслом, из любопытства попробовала - отлично, скажу я вам! Белоусов лихо опрокинул в себя сто грамм водки, потянулся за огурцом:

- Алиса, передай лимон!

Как-то сразу поняв, что под «лимоном» подразумевается огурчик, я передала и ухмыльнулась. Эти Белоусовы, они всегда такие юмористы!

Потом пошла во двор – во дворе отловила Кольку, младшенького. Нет, а люди правильно говорят, насчет того, что последыши самые симпатичные получаются! Колька воистину самый симпатичный из троих сыновей – золотые волосы, лукаво-смущенная улыбка...

- Как жизнь молодая, Николка? – интересуюсь я.

Мальчишка несколько застенчиво улыбается, стреляет глазками. Отвечает тихо:

- Хорошо...

И опять дарит белому свету непередаваемую по своему обаянию улыбочку.

Из дома выходит Сашка, старший.

- Привет, Алис. Меду хочешь?

- Липовый разве качали в этом году?

- Не-е, это цветочный, - он машет пол-литровой банкой. - Идите сюда. Коля, хватит отвертку ломать.

Коля прекращает ломать отвертку, и мы усаживаемся на теплые бетонные плиты (как известно, намытые наводнением) подле собаки, породистого Бари. Мед, не смотря на то, что простой цветочный, отличный. И запах вокруг отменный – горячего камня. Да-а.

С Кольцовыми договорились в ближайшие выходные всей семьей поехать на речку – как раз и Няня с дочкой приедет.



Приехала домой вечером – Томми нет, на крыльце стоит Саня и орет:

- Все! Меня все достало!!! Завтра сажусь на автобус, и еду домой! Все!

Я обошла его осторожненько, по стеночке, и спросила Лену:

- Чего это он?

Та недовольно поморщилась:

- Да гулять его вечером не пустили... Хотел с Младшим пойти, а я вполне справедливо сказала – нечего, с дочкой будешь сидеть. Вот он и возмущается.

Ох, чую я, это только начало.



Саня моет Жаннку. Молодец, папаша! Жалко, тут его лицо плохо видно - наверняка выражение самое несчастное.







Николка ломает отвертку.







22 июля



Проснулась оттого, что кто-то больно умный прыгнул на мою постель, и уселся на меня сверху, вдавив всеми своими шестьюдесятью килограммами в матрас.

- Подлец! – возмутилась я, мгновенно проснувшись.

- Вовсе нет, - вежливо улыбнулся Том. – Вставай, мне скучно.

Спорить с Томом – занятие ещё более неблагодарное, чем рассказывать анекдоты танку, и я согласилась проснуться и вылезти из постели. Оказалось, все не так просто. Одевшись и выйдя вслед за ним на задний двор, я узрела потрясающую картину.

Пространство в десяток квадратных метров сплошь завалено березовыми и осиновыми чурками, только в самой середине – пятачок свободного места. В этом самом пятачке стоит Саня, опирается на большой колун, и с непередаваемым унынием во взоре рассматривает все это богатство.

- С дбр утр... – промямлила я.

- Привет, подкрепление, - грустно вздохнул Саня. – Ну что, Том, поехали?..

И они поехали.

Парни кололи дрова до обеда, с кратковременными передышками на попить, сменить перчатки, или поржать. Я перетаскивала уже поколотые дрова в дровяник и складывала в ровные ряды. Уже через полчаса руки грозились отвалиться, но ведь физический труд здорово корректирует фигуру!

Саня с Младшим без устали махали топорами, только щепки летят во все стороны.

- Колоть, колоть, колоть! – бубнил Саня, у которого рот вообще закрывается только когда он ест или спит, да и то не факт. – Я колю! Я – Калигула!

Том тихо помирал от смеха, Саня требовал, чтобы я что-нибудь спела, потому-что без музыки ему неинтересно работать. До обеда мы закончили едва ли треть всего этого богатства, и оба «Калигулы» едва волочили ноги.

- Надо срочно выпить и поехать на речку, - утверждал Саня, и, учитывая то, что топора он из рук выпускать никак не хотел, с ним никто и не думал спорить. – Очень жарко и очень кушать хочется! Алиса, пошли пить?

- Пошли! – радостно согласилась я.

За обедом мы на двоих придушили бутылку замечательного, потрясающе вкусного домашнего вина, которым накануне нас угостила Гунина. Вино смородиновое, домашнее, она сама его делает, и за это Саня ее сильно полюбил.



После обеда зарядил мелкий дождь, и поход на речку отменили, устроив вместо него поход в баню. До позднего вечера сидели с Младшим на чердаке: я копалась в старых газетах и пучках непонятно зачем сушеной полыни, Том рассказывал, как бывает на палубе утром, когда туман и когда холодно. Потом я залезла на старую постель, на которой он сидел, поджав под себя ноги. Том помолчал, и как бы между прочим спросил:

- А что там Гай?

Я рассказала. Том пожал плечами:

- Что было, то прошло. Вообще, если ещё когда-нибудь его встретишь, передай ему, что он мне не нравится. И я могу захотеть приехать в Хайфу, и убить его.

Я поверила.



Муа с Жанеттой. Ну и рожи у обоих!







23 июля



Томас проснулся очень злым, уже потом, что проснулся не по доброй воле – его злостно разбудили аж в семь утра. К завтраку (в десять) выяснилось, что, ко всему прочему, он ещё и заболел – подскочила температура, заболело горло. Он походил немного, почихал на окружающих, потом мне все-же каким-то чудом удалось заставить его лечь в постель и хотя бы притвориться спящим.

- Да не хочу я спать, ради всего святого! Сегодня на ночь выпью аспирина, и все будет отлично.

- Очень правильное решение! Выпей Колдрекса, и ложись. Ну, пошел, быстро! Я сейчас заварю чай, принесу малинки, чайку... Томми! Хватит так на меня смотреть!

Том пробормотал что-то про наркотическую зависимость, но в постель все-же лег. Я себя не помнила от удовольствия, чуть ли не силой пихая ему в рот ложечку малинового варенья, и в упоении приговаривая:

- Ну, давай, за папу, за маму...

Том слабо улыбался:

- За папу? За маму? Ни за что...

- А вот белочка бежит, быстро открывай ротик! За Марека, за любимую, обожаемую сестренку, которую надо слушаться...

- Шантажистка малолетняя... Кто тебя воспитывал...

- Ты меня воспитывал, солнышко мое, у-тю-тю, давай сядем прямо, попьем чайку, а потом опять ляжем в постельку, укроемся одеялком, закроем глазки...

- Я тебе припомню...

- И заткнемся, не будем угрожать любимой сестренке, хорошие мальчики так не делают...



После того, как Младший уснул – довольно насильственно, надо признать – делать стало совершенно нечего. Чертовски мутный день – то ли морось, то ли туман с самого утра, ни пойти куда-нибудь, ничего. Вроде бы полон дом людей, а все как-то тихо мирно расползлись по своим углам, и серый день стал ещё более хмурым.

Лена и Саня укладывали Жанночку спать, и сами нечаянно тоже уложились. Лена спит, а Саша таращится в потолок. Дед чинит проводку в кухне, Джо, как всегда, подался пьянствовать, бабушка сама до сих пор не понимает (или не может вспомнить), куда и зачем только что шла.

Не найдя себе занятие лучше, я устроилась с книгой на полу возле кровати Тома. Настоящая сиделка – охраняю сон подопечного от неведомой опасности...



Ближе к вечеру:

Саня проснулся к ужину очень раздражительным. (Погода на всех так, что ли, влияет?) По своему обыкновению, вышел на крыльцо, понюхал воздух, и заявил:

- Э-эх! Скучно тут с вами! Довели! Пойду дрова колоть.

- Не ходи, - высунулась из кухни Лена, - там мокро!

- Нет, я пойду! – уперся Саня, и пошел.

Прошел через задний двор уверенным шагом, распугал всех кур, скрылся за углом дома. Через несколько минут оттуда послышались размеренные удары колуна. Ещё через минуту вдарил ливень.

- А я говорила, не ходи, - сочла нужным позлорадствовать тетя Лена, когда Саня, промокший, воющий, аки зверь лесной, и очень-очень злой, в грязных сапогах ввалился на кухню.



Проснулся Том, и я пустила к нему посетителей – Жанну и Сашку.

Жанне и мне было позволено заползти к больному под одеяло, дабы согреть его теплом своих тел (Тома знобило), Сане места на кровати не хватило, поэтому ему пришлось довольствоваться простым стулом. Он не упустил случая позлорадствовать по этому поводу:

- Думаете, больно надо тут с вами валяться? Сейчас Жаннка в штаны подпустит, будет вам счастье...

Но Жаннка оказалась умнее и в штаны не подпустила. Мы провалялись в безделье часа два, пока нас не позвали на ужин. Болтали и смеялись, играли с Жанночкой. Но как только она начала капризничать, благосклонное ко всему миру настроение Сани как рукой сняло:

- Нет, вы посмотрите, она опять капризничает! Нет, что это такое?! Все!!! Завтра сяду на автобус – и домой, пусть с ней Анька нянчится! Завтра... завтра, точно, уеду!

Том хмыкнул и сказал, что Саню послушать, так он уже третий день уезжает.

Саня ответил, что если Том будет вякать, Саня уедет на его деньги.



Позже вечером они оба ушли гулять. Звали меня с собой.

- Алиска, пошли, - махал руками Сашка, - пообщаешься со здешними колхозниками!

- А оно мне надо? – ухмыльнулась я.

- А разве нет? – деликатно удивился Младший.

Я повернулась к нему.

- Предлагаешь мне весь вечер любоваться на то, как к тебе клеятся местные девчонки?

Это я Инночку вспомнила, не иначе.

Том не нашел, что ответить – а может, просто не захотел.



Том болеет. Хорошо, что он был слаб, и не мог сопротивляться, когда увидел фотоаппарат...







Я чищу рыбу. Ну, делать нечего...







Жанночка в моих очках (которые она позже благополучно сломала), с моим телефоном. Рядом в красном - я. Фотографировал Томми - это когда мы залезли к нему в постель, хи-хи. (Мне нравится, как это звучит!)







24 июля



А утром Младший обнаружился со ссадиной на скуле и разбитой губой. Бабушка сразу же начала разевать рот, но ее быстренько заверили, что это ничего, это он не дрался, а, ээ, упал. Бабушка, конечно, не поверила, но отстала.

Я молча наблюдала за ним утром, пока он умывался.

- Не спрашивай, - буркнул он. – Дикий народ.



В обед заглянула Гунина. Я по ходу накануне взяла у нее книг на лето – Чехов, Пушкин (мне ведь нужно читать русскую классику!), Макаренко. Гунина принесла нам ещё целую бутылку смородинового вина. Санины глаза яркостью сравнялись с прожекторами. Лена, Джо и дед принципиально пьют только водку, мол, мы этот ваш фруктовый сок и в рот не возьмем.

А я сегодня себя очень не люблю, потому-что опять занимаюсь глупостями.

Вот на пример.

Сидим все спокойно, обедаем. Жареная рыбка, картошечка-пюре, травка. Том – большой любитель травки, в частности репчатого лука, поэтому перегнулся через меня, чтобы дотянуться до блюда.

У меня, понятно, чуть кусок изо рта не выпал, когда его губы коснулись моей щеки. Всего секундное прикосновение, дыхание на шее – очень знакомая ситуация, очень сильно будоражащая сознание. И я ненавижу себя за все это, за то, что обращаю внимание на такие мелкие ситуации, случайности. Лечиться нужно. Лечиться.



После обеда, наконец-то, сорвались на речку – я, Саня, Том, Серега Моргунов. Серега подъехал на трехместном грузовике, когда мы уже выходили из дома – до речки всего-то идти о силы километр. Но Моргунову явно было скучно, и поэтому мы не отказались поехать с ним – я по привычке уселась на руки к Томасу, и всю дорогу мешала Сереге переключать скорости.

Купаться было холодно! Я хотела прыгнуть с моста, но Саня с Младшим меня почему-то не пустили.

- Сарочка, ты свернешь себе шею, - грозил пальцем Саня. – Вот Том может прыгнуть – у него голова легкая, потому-что пустая, и шея не сломается.

Плескались и брызгались часа два! У меня потом вода из ушей никак не хотела выливаться. Дно у речки каменистое, песка нет совсем, и ходить очень трудно – острые камни так и впиваются в ноги. Но Саня заверял, что это ничего, это массаж ступни – профилактика от варикоза. По-моему, варикоза у меня уже ни в жизнь не будет.



Главная на фото - конечно, Жанна. За ней ещё Саня и дед. У Сашки всегда такое лицо, когда ему приходтся с ней нянчиться...

Comments

[Грей]

25 июля



А вот сегодня я была в старом дедовском доме.

Старый дедовский дом – все, три слова, а у меня глаза сверкают. Этот дом в прекрасном состоянии до сих пор, может, двор немного зарос, но дом в полном порядке. Я обязана рассказать о доме.

Дедушка мой (по линии матери), Валерий Гинько, строил его сам. Дом от крыши до подвала сделан из дерева. В деревянные стены встроены деревянные шкафы, деревянные двери открываются, чтобы впустить тебя в деревянные комнаты, где пол выложен прекрасным, красивейшим паркетом. Это сейчас обыкновенные доски, подогнанные друг к другу, стали звать гордым и красивым словом «паркет». Дед бы в гробу перевернулся. Дед был мастером дерева. Весь всем известно, что у каждого дерева свой цвет, свои качества, свой характер. Дед учитывал все, именно поэтому смог выстроить не дом, а произведение искусства. Забегу немного вперед – когда новый дом был достроен, старый он превратил в свою собственную мастерскую, где установил великое множество резаков, набросал и натаскал туда кучу инструментов и сырья – дерева – и где я, будучи ребенком, до десяти лет играла со стружками и остатками деревяшек. Однажды у меня даже нечаянно вышел какой-то узор, который дед применял потом в своих паркетах для огранки, и я горда неимоверно до сих пор. А ещё там в одном из столов с инструментами, в ящике, лежат старые шахматы – мы с Томом любили в них играть, когда мне было пять, и когда я проигрывала (и вовсе не всегда это случалось!), то била его конем по башке.

Так вот, обратно к теме. Как я уже говорила, новый дом был выстроен из дерева полностью, полы были (да и до сих пор есть, слава, слава всем известным богам!!!) выстланы таким паркетом, от которого глаз отвести было невозможно (часто гости, первый раз войдя в дом, так пол дня и ходили, глядя под ноги и не поднимая головы). Шкафы, встроенный в стену камин, огромное зеркало, книжные полки – все это просто невозможно описать, настолько прекрасны эти вещи. Резьба и орнамент, в них просто чувствовалась любовь, и было ясно, что такое сотворить из дерева мог только человек, родившийся в тайге, и с малых лет её узнавший. Но о чем все-таки скажу ещё пару слов – так это о «топчанах».

Не знаю, откуда взялось это слово, но оно мне нравится. У деда в комнате большую часть помещения занимали стол (не на ножках, а выступающий из стены) и книжные полки от пола до потолка, и окно, выходящее прямо в лес, а под топчаном хранилось ружье. А в гостиной, вернее в зале, под книжными полками, не далеко от камина, стоял опять же встроенный в стену топчан-диван. О нем, в принципе, речь и пойдет.

То лежбище ни пиром описать, ни в сказке сказать. Только теперь, лишенная этого дома, я начинаю познавать его красоту и великолепие. Топчан стоял в своеобразной нише (дед позаботился о уюте, хоть и отказывался то признавать), над ним были книжные полки, ломящиеся от всевозможной литературы на двух языках (дед – отец моей мамы, а в семье со стороны мамы у всех и всегда было в ходу два языка – русский и английский), рядом – окно. Летом, когда окно распахивали настежь, в комнату заглядывали ветки черемухи и влетали пчелы. Под окном стоял столик, тоже деревянный, как и все вокруг, на нем стоял неизменный патефон и гора пластинок, книг и газет. На самом топчане всегда было несколько подушек, плед с кисточками в коричнево-зеленую полоску, и ещё какое-нибудь одеяло. Матрас, я помню, был очень мягким – ложишься, и мгновенно проваливаешься. Вся ниша с окном была выдержана в коричнево-древесном стиле.

Господи, сколько ещё я могу рассказать о этом великолепном доме! Написать трактат, книгу, роман!

Единственное, зачем я туда пришла – порох и дробь. А потом так зацепилась, что осталась там на пол дня – фотографировала, шлялась по дому, по чердаку, по саду... Чердак, с которым связано столько воспоминаний и ассоциаций, уже почти весь населен шершнями, поэтому там я долго оставаться не могла, а жаль – хотелось забрать из сундука свое подвенечное платье. Не сложилось.



Вечером пили чай в кухне вдвоем с Младшим.

- Комары кусаются!

- Комары не кусаются, а жалят.

- Умник... Холодно! Я простыну, заболею воспалением легких, умру, и виноват будешь ты!

- Оденься.

- На стуле сидеть жестко!

Том обреченно вздыхает, распахивает куртку. Я, довольная собой, срочно забираюсь к нему на колени.

- Алиса, ты противная избалованная девчонка, ты в курсе?

- Да-а?

- Вроде да.

- Том, а пока тебя не было, тебя тут одна искала... С Чертиновым приезжала... Лукашина Инна.

- В самом деле? Чего ей было надо?

- Не знаю. Просто тебя, наверное.

- Хэй, чего ты насупилась?

Я ткнулась носом куда-то ему в ухо:

- Чего это она за тобой бегает, а? – в голосе явно сквозили нотки детской капризности. – Ты что, ее? Ни хрена подобного, ты мой! А если ты когда-нибудь станешь ее, или не ее, а какой-нибудь другой девушки, то тогда я уже не буду для тебя тем, чем сейчас – ты же понимаешь! Ты сам знаешь, ну, и когда ты, черт возьми, женишься, я совсем больше не буду для тебя самой любимой девочкой в мире.

Том тихо засмеялся, положил руки мне на талию – привычка, в свое время так шокировавшая Марка.

- Я пока не собираюсь жениться, так-что прекрати трубить тревогу. А Лукашина – я у нее... – он хмыкнул - очередное легкое увлечение.

- А она у тебя?

- Она у меня? – я не видела лица Младшего, но прекрасно могла себе представить, как он изогнул бровь. – Она у меня так, ещё одна назойливая поклонница.

Он засмеялся, я хихикнула ему в шею, дверь отворилась, и, сопровождаемый двумя кошками, вошел Саша.

- Наконец-то, Жанночку выкупали, уснула уже, стерва... Ого! – провозгласил он, кинув на меня весьма многозначительный взгляд. – Наши голубки на месте! Бабушка, бабушка, иди скорее сюда, а то они тут целуются! Отлупи их ремешком, и оставь без сладкого!

И он радостно заржал над собственной шуткой. Я для пущего веселья хотела было кинуть в него пирожком, но потом передумала, и только предложила сделать ему чаю.

И снова мы сидели вместе часов до двух, болтая о разных глупых глупостях, и кормя комаров.

Том курил, выпуская в темноту серебристые узоры сигаретного дыма. Саня чистил ботинки.



Дом, в усмерть заросший чем попало - даже смотреть больно... Черемуха достает дочердака, как и раньше - слава богу, ни у кого не хватило ума подпилить.







Мой чердачок, где полно шершней, пыли и инцеста. Здесь мы ночевали два года назад каждуюночь, и вообще это долгая история. Чердак, давший основу "Шершням", которых я, кстати, ещё и продолжу...







Ручей возле дедовского дома. Ну, разве не живописные места?







28 июля

Уссурийск.



Витя и Юлька приехали с утра пораньше – на час раньше того времени, когда мы с Младшим обычно выползаем из постелей.

- Мы с мамой едем в Уссурийск, - сообщила Юля, - ей снова нужно видеть адвоката, ну, понимаешь, вся эта канитель с магазином. Я подумала что ты. Может быть, захочешь поехать с нами – там огромный рынок. Я собираюсь походить там несколько часов, пока мама будет занята. Едешь?

Я мгновенно загорелась. Покупки! Ещё бы я не ехала!

Уже через полчаса мы выезжали на главную трассу, а несколькими часами позже были в городе. По дороге Витя подрабатывал местным гидом – правда, неизвестно, для кого. Истории здешних достопримечательностей, которые он рассказывал, и так были всем отлично известны.

- Видите крест на горе? А знаете, откуда он? Это у одного мужика дочка заболела раком, и ему приснился сон, что, мол, нужно поставить на этой горе огромный крест. Ну, он и поставил.

- И что случилось?

- Дочка выздоровела. Вот так...

- эта сопка знаете, как называется?

- Дуньки Пуп, что ли?

- Ну. Это же ещё во времена старателей стояли тут лагерем золотоискатели, на этой сопке, и были у них в отряде одни мужики. Кроме Дуньки.

- Ага, и она подрабатывала проституцией.

- Именно! Брала за ночь пуп золота. Вот сколько в ямку на животе золотой пыли помещалось, столько и брала.

- Ну, дает...



На рынке мы с Юлечкой ой как оторвались – я накупила себе столько мужских и женских рубашек, что продавщицы только радостно прищелкивали языками. Проголодавшись, втроем обедали в придорожном ресторанчике. Я пила кофе, а Юля уплетала пирожки с мясом.

- Ну, как, - поинтересовался у сестры Витек, - вкусный Бобик?

Юля поперхнулась, закашлялась, и под наше дружное хихиканье поспешно перешла на салат.



По дороге назад, на каком-то перекрестке. Я, Юля, Витюша.







Там же, только с Ириной.







Это фото называется: всем бояцца полчиса, всех парву в лохмотья!

[Грей]

27 июля



Проснулась примерно синхронно с Младшим – он недовольно вертелся в постели - под звуки неподражаемой склоки снаружи, во дворе, внизу.

- Я тебя предупреждала? Я тебя предупреждала или нет?! У тебя, Бля, жена и ребенок! Ты где шлялся всю ночь?!!

У-у-у. Объяснений не требовалось, все ясно – Сашка засыпался. Я влезла в шорты и майку, и, заспанная донельзя, вылезла на свет божий умываться, ибо спать под аккомпанемент ругани Сани и Лены никогда не представлялось возможным. Младший спрятал голову под подушку, и недовольно брыкался при каждом новом крике.

На улице обнаружился теплый, грибной дождик, морось, заведенная машина, злая тетя Лена и воинственно настроенный Саня.

- Алексею завтра на работу, нет, они поехали кататься! Ты сколько будешь Жаннку на меня спихивать, папаша, блин! Никуда больше у меня не выйдешь!

- Ага, ЩАС! – орал в ответ Саня – Я сюда в отпуск приехал, понимаешь, отдыхать! Нет, все, меня тут третируют! Завтра на автобус, и домой! В Дальнегорск! Да! Ты меня бы ещё веревкой привязала! Надоело-о!!!

- Да чтоб я ещё раз поехала с тобой в отпуск!..

В общем, послушав этот обмен любезностями минут 15, я уже имела представление о том, как Саня, Алексей Кольцов и Младший провели вчерашнюю ночь.

Ушли парни часов в 11, когда домашние улеглись спать (а меня вообще не было, я в это время была у Бойчат). Ну, относительно Тома ничего странного или подсудного в ночной вылазке не наблюдалось, но Саню женщины пускать на ночные гулянки не соглашались – все-таки женатый человек, дочка, все дела... Но вчерашним вечером он все-же вырвался на свободу, надеясь, что мать будет крепко спать, и не заметит его отсутствия. Откуда же ему было знать, что Лена встает часа в два ночи попить водички?.. Парни вернулись домой в четыре. Младший спокойно ушел спать, не будучи подвластен какому либо женскому влиянию вообще, а вот Саню на крыльце ожидал конвой.

- Ну, ты у меня получишь, - пообещала ему мать. Вроде бы Саня поорал на нее минут пять, чередуя возмущение заверениями, что прямо завтра сядет на автобус, и поедет домой, а потом Лена сказала, что они утром поговорят. Вот они и разговаривали с утра пораньше.

К завтраку из летней кухни выполз Том с жуткими кругами под глазами, и, не удостоив никого взглядом, отправился в кухню в доме. Через несколько минут выполз, и уполз куда-то в сторону чердака, обнимая бутылку минералки. Хэй, моряки пьют 60-тиградусный ром! Баталия на крыльце, тем временем, уже сбавляла обороты:

- Разочаровалась я в тебе, Саша...

- Ой, ты ещё и очарована была? Какой я, блин, очаровательный!



Ближе к обеду Лена заявила, что ей надоело находиться в обществе «этого», у которого, к тому же, на шее засос, и мы с ней уехали к Тамаре Кольцовой, где благополучно до вечера и просидели, в восторге уничтожая домашнюю выпечку уже приехавшей Няни. Тамара в то время сильно хромала – что-то с правым коленом – но ее оптимизм можно убить только вместе с ней самой, поэтому она неустанно поднимала тосты «за здоровье», и рассказывала, как отдыхала в Китае.



Вернулись часов в шесть, вполне довольные жизнью. Младший, теперь уже выглядевший, как всегда, скучал на крыльце. Я отказалась от обеда, и мы отправились на речку – Саня очень правильно заметил, что мы в этом году катастрофически мало купаемся. Том сказал, что это, возможно, оттого, что вода ледяная, и Саня сказал:

- Алиса, твой брат – зануда.

Но я окунулась третий раз за две недели, которые уже успела провести тут, а Том по всей речке ловил уплывающие тапки. Видели даже гадюку под мостом. Вода холодная до зубовного скрежета, и кожа горит, когда из нее выходишь. В воскресенье мы, наверное, едем сюда, на речку, с Кольцовыми – семейная попойка.

А как возвращались с речки, шла нам на встречу Инночка с подругами. Саня развеселился:

- Том, Лукашиха! В бомбоубежище!

Том сделал большие глаза, и упал на пол перед сидением (мы ехали на Сашиной машине). Я разозлилась, и даже не ответила Лукашиной, когда та весело помахала мне рукой. Эх, вот бы застрелить ее из 28-го калибра, а потом сказать, что самоубийство... Хы-хы, самоубийство из ружья.



Вечером, ещё позе, я и Джо поехали к Голубникам.

Голубник Женя есть знакомый мой, которого с возраста примерно шесть лет пророчат мне в мужья все мамины подружки. Помню, мы с этой фразы и познакомились. Пили чай в кухне, а родители ужинали в столовой. Женя важно произнес:

- А они мне невесту ищут!

Я изумилась:

- Что, и у тебя тоже такая проблема? Я думала, только меня сватают за кого не лень!

С тех пор мы нежно дружим, хотя и общаемся только через Интернет, а видимся исключительно раз в два года в лучшем случае. Итак, мы подъехали к дому, Марина, Женина мать (к которой я. кстати, испытываю большую симпатию), выбежала, и после продолжительных объятий начала сокрушаться:

- Эх, а жених-то твой только сегодня утром в Хабаровск на несколько недель умотал...

Я Женьку очень люблю (и даже с удовольствием выслушиваю всю эту чушь относительно того, какие красивые у нас будут дети), и неимоверно огорчилась, что его сейчас нет. Впрочем, он ещё будет. Женя Голубник – безотказное средство от любых ненастий!

Когда и почему он стал моим талисманом – не помню. Помню и знаю только, что он один из таких людей, на которых достаточно просто посмотреть, и настроение сразу поднимается. Неудачи, сложности – да не важно, можно просто встретить на улице улыбчивого Женю, и рядом с ним ты как будто проваливаешься в совершенно другой мир, в другую атмосферу. В его мире тебе грустно или сложно быть не может – там другие правила, и они исключают всякий негатив. Только услышать от этого мальчишки пару слов, и вокруг тебя тонко зазвенят сказочные колокольчики, а в теплых летних сумерках проснутся светлячки. Солнечный свет в этом мире не может светить никуда, кроме как на аккуратную пепельно-золотую голову. И лично я рядом с ним не могу не быть довольной жизнью.

Когда нам было лет по 14, и я приезжала тоже летом и тоже на месяц, мы смотрели по ночам комедии, а днем пожирали свежий горох прямо с грядок, убегали от огромных гусей, и поливали цветы. Он, вообще, мальчик довольно нелюдимый. До мира с колокольчиками и светлячками допускаются совсем немногие, в основном те, кого я, следуя своей траектории, назвала бы Гриффиндорцами. Однажды он навсегда купил мое сердце и душу тем, что просто не подстригся. Наверное, это тоже было года два назад. Я приехала в Россию, и вдруг обнаружила, что жутко модным там стало (слава богу, только среди мальчиков) стричься наголо или почти наголо – оставлять на голове только жесткий ежик. Стриглись даже те, кому такая прическа не шла ни капли. Я уже заранее жалела Женины пепельно-золотые кудри, и морально себя подготавливала к тому, что и «золотой мальчик», наверное, состриг шевелюру под корень.

Встретившись с ним, от восторга я чуть не подпрыгивала, когда выяснилось, что ни о чем подобном Голубник даже думать не смел.

- Ещё чего, - фыркал Женя, сидя на перилах высокого крыльца, и качая ножкой. – Если стригутся все, это е значит, что это меня к чему-то обязывает!

Ещё он разводит цветы. У него огромная, шикарная оранжерея, и, возможно, именно поэтому его ещё при мне считали слегка голубоватым.



Я в ледяной водичке, а Тому сейчас ещё хуже - он нырнул. С краю кадра, кстати, уплывающий тапок...







Я с Голубниковской кошкой, Алисой. Тезки пес и кот!







Просто Жануся - наверняка где-то нашкодила, теперь идет, притворяется святошой.

[Грей]

28 июля



Вчерашний день, падла, все никак не желает заканчиваться!

Утром проснулась рано, и прислушалась. Где-то рядом шушукались Саня и Младший.

- Блин, Том, меня твои бабы уже достали! Кто вчера в два ночи стоял под воротами и полчаса орал «Томми, выходи»?

- Что? Ничего не знаю, я ничего такого не слышал. Я вообще спал!

- А я тебе говорю, орали! Может, эта Лукашина твоя? Скажи там, чтобы после десяти не совались – у меня дочка спит! А лучше, чтобы вообще не совались.

- Да черт возьми, они меня уже самого порядочно достали! Даже если бы слышал, не вышел бы. Хотя нет, вышел бы на крыльцо, саданул бы из ружья в воздух – чтобы знали, куда можно соваться, а куда нельзя...

Я тихо и злорадно посмеивалась под одеялом.

Потом добрый мальчик Саша решил разбудить меня (она слишком долго спит! Это вредно!), и во все горло завел песню, сопровождаемую неодобрительными взглядами Тома, и гопаком в Санином собственном исполнении:



Тюрьма – тайга,

Прокурор – медведь,

А мне ещё восмярик си-и-идеть!



Я заржала и окончательно проснулась.

А после завтрака вспомнила, что мне снились Склер и Чарли! Правда, по отдельности. С Чарли я летела в самолете – он был странно одет, примерно как цирковой акробат перед выступлением, с не до конца нанесенным гримом. Пытаясь вспомнить, что именно мне снилось с участием Склер, не преуспела, зато почему-то вспомнила Нусю и себя, сидящих на берегу лотосового озера, и плетущих венки из кувшинок...



После обеда Младший, я и Саня играли в дурака по причине дождя снаружи. Пойти купаться или ловить рыбу нельзя, о походе в горы и думать смешно – такая слякоть! Вообще, Ом вызвался сопровождать меня в походе на сопку, когда выдастся погода. У нас уже есть порох, дробь, семь гильз, и одна на двоих дедова берданка, которая валяется у него без дела уже много лет. Единственное, чего у нас нет – это погода.

Дождь и дождь, все никак не перестанет... Сегодня среда. Уже двадцать восьмое. Как-то внезапно оказалась, что Томас уезжает через неделю, заканчивается коротенький отпуск, которого так катастрофически мало! Он говорит:

- Хорошо, что хоть это сумел выпросить, я до последнего момента думал, что не приеду.

Но он извернулся, выпросил отпуск и приехал. Ради чего? Ради спокойного отдыха, ради встречи со своей семьей, от которой он никогда не был в сильном восторге, ради тайги и охоты, ради младшей сестры? Может, ради Инны Лукашиной?

Мне совершенно не нужны ответы ни на один из этих вопросов, мне и без них хорошо. Главное для меня то, что он есть, рядом, и он самый прекрасный в мире брат.



Вечер.

Отлично. Очень хорошо. Просто потрясающе!

Я умудрилась простыть, и теперь болею на пару с уже немного оклемавшимся Младшим, и Леной, которая кашляет. Приязнь и искреннюю любовь в эквиваленте сюсюканий, объятий и соплей в нашей семейке выдаю только я, а Том только весьма немногословно отдает приказания, и я знаю, что их лучше выполнить.

- Так. Сопли? Горло? Н речку завтра не идешь. Не смотри на меня, как Ленин на амбразуру! Почему без носков? Марш в дом. Я СКАЗАЛ, МАРШ В ДОМ! Саня, будь другом, поставь этому существу чайку. Так, ты – сегодня в баню, с Жанночкой и тетей Леной, парится. Что-о-о? Что имеешь что-то возразить? МОЛЧАТЬ!!!

Ах, все-таки он меня лю-у-у-убит.



Ближе к ночи заявился Алексей с Тамарой. Мы уже ужинали, я пила чай, когда они подъехали. Как выяснилось, приехали для того, чтобы договориться насчет скорого общего выезда на речку. Алексей, Младший и Саня сейчас же разместились в летней кухне на моей кровати (в силу того, что она двуспальная), Саня притащил откуда-то из неизвестных закромов бутылочку пива (всего-то? – разочаровано протянул Алексей, и проверил, есть ли что-нибудь в его бумажнике. – Алиса... – Нет!!! – взбеленилась я. – Я не пойду покупать выпивку, я болею!)



Бабушка, Лена и Тамара обсуждали в доме какие-то болезни. Они вообще это дело любят – болтать о всяких недомоганиях.

- А мне надо валерьянку пить, - говорит в связи с чем-то бабушка.

- Пить надо? – переспросил вошедший Саня.

- Надо, внучек, надо...

- Наливай!!!



Муа на крылечке.

[Грей]

29 июля



Дождь уже не удивляет никого. На пару шмыгаем носами и в огромных количествах истребляем аспирин. Жанна, похоже, единственный человек, которому такая погода на данный момент по душе, самозабвенно проказничает. Ну, и Саня прыгает по двору да пляшет гопака – он вообще всегда весел. Остальные хмурятся вместе с погодой.

- Сегодня приезжает Виталя Моргунов, - сообщает Том серым тучам на небе.

- О, точно ведь! – оживляется Саша. – Виталя приедет! А 31-го у него днюха, ха-ха! Весь колхоз гуляет!

Да, днюха Моргунова – то ещё событие. Оно обеспечит великое празднество с субботы на воскресенье, это даже не обсуждается. А может и на неделю растянуться, причем без особого напряга.

Вообще, Виталя – очень близкий приятель Сани, с Младшим он дружит шапочно (хотя вполне достаточно для того, чтобы дать ему мотоцикл).



Обед.

Младший в расстройстве чувств и здоровья лег спать, у меня кончилась чертова пленка в чертовом фотоаппарате. Саня в саду собирает для Жанночки крыжовник, и орет:

- Это что, крыжовник?! Нет, это не крыжовник, а колхозные арбузы!



После еды Жанночку укладывали спать. Ее всегда кладут спать на два часа после обеда, и в дом в это время никто не допускается, дабы ни дай бог не разбудить это приставучее и шальное создание. Я вошла – я не знала, что Лена уже пошла ее укладывать, и открыла дверь.

Выйти не смогла. В живой полутьме задернутых штор кто-то тихо пел колыбельную.

Остановилась, прикрыла дверь за собой, ступила в комнату. На постели у Жанны сидела Лена, неподалеку, в тени, в глубоком кресле – Том. Пели они на два голоса.

Описать, что там лились за звуки, я, совершенно лишенная слуха и голоса, не берусь. Младший в детстве и мне пел колыбельные, и Лена мне их тоже пела, но это было так давно что я уже и забыла, что это за волшебство. Настоящее, золотое.

Я опустилась на топчан возле кресла Тома, склонила голову и прикрыла глаза. Какие-то детские воспоминания, запахи и чувства окутали плотным душным одеялом. Голоса Младшего и Лены то сливались, то забирались выше, то становились сильнее, то совсем шептали, то расходились и брали разную высоту. Вокруг уже давно явственно вставали очертания старого дедовского дома, стучащаяся в распахнутое окно черемуха, паркетный пол и деревянные стены, уставленные книгами под самый потолок. Может быть, я чуть-чуть бредила.

Голоса стали стихать, и теплая, мягкая рука, пахнущая корицей и мукой, погладила меня по голове. Другая пара рук накинула на меня плед верблюжий шерсти, потом все стихло, и я услышала отдаляющиеся шаги, тихое сопение Жанны, и провалилась в темноту.



Вечер ранний

Проснулась под разговор. За окном светило уже заходящее солнце, краешек оранжевого луча сидел на этажерке со старыми, пожелтевшими газетами.

- А за огородом по ночам утопленники орут, - авторитетно внушал кому-то Саня. – Я ночью поссать вышел, а там, в районе болота, крики такие, знаете, отдаленные! И вой человеческий! Утопленники, точно говорю.

- Да, да, утопленники. Лучше иди, принеси Жанночке чистые колготки.

- Ку-ку-куль.

- Жанна, у тебя галлюцинации. Я не твой папа, пошла нафиг!

- Не ругайся при ребенке.

- На речку едем? Солнышко выглянуло.

- А дрова колоть? И вообще закат уже.

- Эх, никто меня не любит, никто не видит во мне гения! Все, завтра на автобус сядем, и поедем домой...



Часам к восьми поехали с отцом за товаром для магазина, на завтрашнее утро. Я повстречала на базе Юлечку Бойко.

- Приве-е-ет, Алиска!

- Привет, как жизнь молодая? – я прыгала вокруг Юльки поочередно на каждой ножке. Не потому, что мне было холодно – просто делать нечего.

- Да нормально все. – Юля куталась в теплую курточку. – Я вон на Полынихе вторую ночь ночую.

- Да-а? Значит, и гулять с моими ребятами ходишь?

- Ага. Вон, вчера выходила, твои оба были, и Витька приезжал на немножко. А ты чего не ходишь?

- Да так...

Я малость помялась, потом сказала Юле, что мне не очень охота созерцать, как Томми служит вешалкой для огромного количества здешних его поклонниц. Юля, удивленная, засмеялась:

- Вот Дунька ты, Алиска! Глупости какие в голову себе забиваешь... Вот сколько тебя помню, вечно у тебя все заморочки непонятные. Ну, даешь ты!.. Да вот мы вчера гуляли, так он ни с кем и не это, ну... Ни с кем.

- Верю, а все равно гулять не буду ходить. Ну не хочу, и все! Пошли завтра на рыбалку?

- Отлично, пошли! Во сколько?..



В десятом часу мыли Жанночку. Малявка в ванночке плескается, брызги летят в разные стороны. Я смеюсь и щекочу ей пятки, Лена смеется, Жанна, сидя в своей ванне, глядя на нас тоже заливается счастливым писком и поливается из игрушечной лейки. Лена намыливает ей голову, я полулежу в затененном углу, где висит одежда. В красном спортивном трико и белой майке, по случаю жары задранной чуть не до шеи, мне жарко.

В дверь стучится и входит Томас. Он в черных джинсах и черной футболке с волком, которую подарила ему я полгода назад. Черные ботинки и покорные, в отличии от моих, темные волосы.

- Хэй, вы тут купаетесь, да? У-тю-тю, Жан Пьер!

«Жан Пьер» визжит ещё более радостно и громко, с трудом встает на ноги, и теняется к двоюродному дядьке на руки. Младший лыбится:

- Иди нафиг, ты мокрая.

- Ты уходишь куда-то? – спрашивает Лена, и тщетно пытается снова усадить малолетнюю разбойницу.

- Да, верну Моргунову мотоцикл – он сегодня приехал.

- Сашку не смей с собой тащить.

- Не буду. Пока.

- Давай...

- У-гу-гу, - говорит Жанна.

- Не ходи-и-и, - говорю я, и тяну к нему из своего угла руки, но он уже закрыл за собой дверь, и ничего не увидел.

- Сестренка к тебе руки тянет! – со смехом окликает его тетя.

Том возвращается уже с полдороги, со двора, и с улыбкой ловит мою горячую руку с вои, мокрые от дождя, что снаружи. Я вцепилась крепко, совершенно не желая его куда-либо отпускать.

- Правильно, пусть дома сидит, - одобряет тетка.

А я и не пускаю. Что мне, делать нечего? Жанна самозабвенно грызет оранжевого резинового ежика, я держу стоящего надо мной с требовательной миной Младшего за руку. Ему нужно идти, я в курсе но руки он не забирает, и поэтому я сама разжимаю пальцы.



Двенадцать.

Пью чай с вареньем, пишу какой-то не очень умный ориджинал.



А солнце здесь садится куда угодно, но только не в море...







Я и Жануся. Как обычно, рожи у обоих что надо.







30 июля



Саша с утра пораньше громко обсуждал сам с собой, как же было классно вчера на дискотеке.

- Виталя отлично зажигал! Вот, что значит настоящий колхозный ди-джей!

Вообще они оба с утра страдали похмельем. Впрочем, в той или иной степени этим утром страдало похмельем «полколхоза», если пользоваться терминологией Сани. Я с какого-то перепугу проснулась утром аж в шесть часов, и поспешила выбежать на улицу – от Сани, заночевавшего в нашей комнате на кровати Тома (сам Младший сладко сопел в кресле), так разило перегаром, что вяли ромашки на лугах в радиусе двух километров.

- Я вчера пел караоке, - заявил Сашка. Том ещё спал, Лена сидела на крыльце, и кормила Жанну пельменями. – С Виталей. И Виталя – настоящий колхозный ди-джей! Мы пели «Владимирский централ». Встречайте, смена Кругу – Александр Глюк!



В обед мы с Леной опять отправились вдвоем к Кольцовым, наняв шофера (читай, припахавши Саню). Нам там понравилось! В гостях у Тамары обнаружилась дочь Няня со своей дочерью Катькой.

- О, родственнички приехали, - улыбнулась Няня. Она в плане эмоций предмет моей постоянной зависти. Видимо, унаследовала эту черту у своего отца – ее тоже мало что может взволновать. Няня всю жизнь спокойна и невозмутима.

Мы договорились окончательно, насчет завтрашних посиделок на речке, и остались собой жутко довольны.



Потом я уже одна была у Бойчат, и оттуда звонили мы с Ириной в Израиль к Лизе. И того домой вернулась вечером, Младшего уже не было – ещё бы, день рождения Витали Моргунова! Кажется, за весь день мы с ним и виделись-то только мельком.



Очень сильно надоело писать от руки. Как подумаю, что мне потом это все ещё и перепечатывать... Да, без известной техники очень трудно жить.



Восемь с половиной

Младший таки казал нос дома, чтобы продемонстрировать, что он жив-здоров, и сразу ушел опять. Впрочем, я успела поймать его в коридоре, и свистящим шепотом выдать небольшую, но обстоятельную тираду:

- Утром придешь – устрою досмотр, найду хоть один засос – учти, где ружье, я знаю, и у меня своих ещё семь гильз.

Том малость ошалел, чуть не навернулся с крыльца. А, пусть думает, что хочет!



Перед сном с Саней и Евдокией сидели у печки, обсуждали, какой Сашка выроет себе дома колодец, и что посадит в саду. В эти самые дни Саня строит себе дом, пусть не совсем своими руками, но все-таки сам. Мне кажется, это хорошо, когда ты чем-то занят и увлечен – когда есть, чего ждать, есть цель, и жить страшно интересно.



Я и Люля, звоним в Израиль.

[Грей]

31 июля

Воскресенье



Ооо!!! Солнечный день! Да-да-да-да!!!

В жизни есть справедливость! В жизни полно справедливости!!!

День просто отличный, солнце сверкает с самого раннего утра, сверкает в его лучах и чистая, свежая после дождей зелень. Воздух хрустальный и вкусный. Наконец-то все собрались на речку!

Младший уже уехал с Саней разводить на берегу костер и начинать жарить шашлыки, чтобы к тому времени, как женская часть семейства наконец соизволит выползти из дома, большая часть еды была уже готова.



В общем, поехали мы на речку Уссури, на перекат. Уссури – не очень широкая, местами стремительная, местами спокойная река с омутами, заводями, перекатами и отмелями, и подвесным мостом. В качестве семейной традиции мы выезжаем сюда на один день каждые два года, когда собираются няня с семьей, приезжают Саша, Лена, я с родителями, иногда Том. Вот и сейчас собрались.

Расстелили на каменистом берегу огромное полотно (видимо, какой-то тент). Пустынный берег, холодная еда, горячие шашлыки, огромное количество выпивки и закуски. Девчонки загорали, парни плавали, Джо и Алексей ловили рыбу.

Как же было хорошо-о-о!

Мы с няней и Томом сплавлялись от подвесного моста примерно километр. Вода холодная и глубокая, течение, кажется, совсем слабое, а попробуй сопротивляться! Сплавляться меня вроде отпустили с Няней(я не очень умею плавать), но Том все равно полез в воду с нами вместе. Он с самого утра был несколько хмур, но тут явно оживился – Томми любит по-настоящему плавать, а не просто плескаться.

Очень хорошо, что он пошел со мной в воду.

- Слушай, давай уже выплывать к берегу, - сказал он, направляясь наперерез течению к прибрежным камышам. – Дальше косы не будет.

Я попробовала встать на ноги, да куда там! Вода доходила до шеи, стоять было можно, но при малейшей попытке сделать шаг течение сбивало с ног.

- Черт, тапочки спадают, - пробормотала я, пытаясь укрепиться на ногах. Дно было покрыто острыми и скользкими камнями, поток внезапно обнаружился на самом деле мощным. Меня сносило.

- Видишь корягу впереди? После нее начинай подбираться к берегу, - велел Младший, крепко схватил меня за запястье, и направился вперед.

Мы, конечно, вышли тогда к берегу, но гораздо ниже, чем рассчитывали, и решили впредь заранее выбирать удобное место, чтобы выходить из воды. Том, замерзший, лежал на горячих прибрежных камнях, тяжело дышал, мокрые волосы облепили лоб.

Пора учиться плавать, подумала я.



Жанна пугалась рыбки, которую Санька поймал для нее в ведерко.

- Бери в руки рыбу! Бери рыбу, я сказал, - угрожающе говорил дочери Сашка, и совал ей в руки гольяна.

Жанна осторожно, кончиком пальца трогала гладкий бок, и тут же с визгом убегала. Саня вздыхал:

- Эх, ты... Ничего, она у меня рыбы бояться не будет. Раньше кузнечиков боялась, пока я ей в руки одного не дал. Бери рыбку, стерва! Где у рыбки глазик?!



- Слава Богу, именно когда мык речке собрались, распогодилось! – не уставала радоваться Тамара. – Как хорошо-то, наро-од! Я так речку люблю, воду там... В прошлой жизни точно этим была... Как его...

- Водолеем, - подсказала няня.

- Водохлебом? – предложил Алексей.

- Водолазом! – хмыкнул Томас.

- Ага, ихтиандром! - обрадовался Санек.

- Ну-у-у, блин, - обиделась Тамара, - ну вас, никакой романтики...



- Вот зачем нужны тренажерные залы? – спрашивала меня няня, когда мы с ней и Катюнькой ползли против течения по мелкому перекату, цепляясь коленками о камни. – Прополз на пузе руками по дну вот так вот два метра, жив остался – пять кило вон!

- Да не говори, Лен. Все мышцы болят! Если после этого заплыва от нас ещё что-нибудь останется, я очень удивлюсь...



- А вот через два года соберемся, у нас тут вообще одни сплошь круглые даты будут. Дни рождения, я имею в виду, - рассуждает Тамара. Лене старшей 50 лет, мне 55...

- И мне десять! – подсказывает Катька.

- А мне – восемнадцать, - считаю нужным напомнить я.

- О! – радуется Тамара, - вообще упьемся...



Я вешаюсь на Томми.







Фото называется:

- Я не пью!

- Хы-хы-хы-хы, ну ты сказа-а-ал!..

Томас и Саня.







Джо ловит рыбку, Саня корчит рожу. Кажому свое.







В синем купальнике - Лена, у нее на руках - Жанна. В бордовом костюме - няня, рядом с ней - ее дочь Катюха.







1 августа



Кто бы мог подумать!

Тот подумал бы...



Какой-то невеселый день, зато очень атмосферный. Туман, туман, Том курит на крыльце, темные и мокрые от утренней мороси волосы облепили лицо. Улыбается, зараза. Что за день такой?

Такой вот день. Выхожу себе на крыльцо. Лена на кухне кормит малую. Том кидает на меня какой-то непонятный оценивающе-мутный взгляд, цепляется пальцем за петельку на моих шортах, тянет к себе.

Здравствуй, юность в сапогах!

Глумится, подлец?



Весь день за крепким, вкусным чаем (Том сказал, что у меня цвет волос – как чай) травили байки. Саня – армейские:

- Надо было за три дня вернуться домой. Времени даже с лихвой дали, можно было не торопиться. Ну, мы с сержантом и Андросовым едем, вдруг опа – бензин кончился! Ну, Андросова вытряхнули возле какого-то кабака, мол, подожди, сейчас найдем в этой глуши заправку, заправимся, и вернемся. Ну, заправились, возвращаемся через полчаса, заходим в кабак... Андросов, уже в дупло пьяный, сидит за столиком, в каждой руке по женской коленке:

- О, солдатики! Мы... ик... Мы сломались!

- Чего? – не поняли Саня и сержант.

- Мы сломались! – терпеливо повторил заплетающимся языком Андросов. – Совсем. Идите, сломайте что-нибудь, чего стоите?

- Но, Геннадий Сергеевич, возвращаться надо...

- Водопьянов, ты что, не понял?! Мы сломали... и-ись. Правда, девушки? Иди-иди, сломай что-нибудь...

Сашка так уморительно это рассказывал! У него вообще неплохой талант на пародированье.

Том больше гнул линию ужастиков:

- Понимаешь, сестренка, у нас на чердаке двойной пол. Там ещё в старые времена похоронили какого-то мужика, и застелили досками... Так-что если посреди ночи вдруг услышишь какие-нибудь подвывания – это ничего, всего лишь он, и даже не надо меня будить. А в огороде, за кукурузой, ближе к лесной опушке по ночам горят костры. Чего ржешь? Выйди в четыре утра на улицу, и увидишь!..



2 августа



О, черт возьми...

В общем, сегодня наконец-то поехали стрелять.

Взяли у Джо Коня, захватили Сашку, которому было скучно, и отправились в тайгу, тратить патроны.

Чудо случилось еще перед отьездом.

- Том, ну-ка, иди сюда, - махнул рукой дед, держа в одной руке берданку, из которой мы и собирались стрелять.

Том подошел.

Дед как-то неуверенно вертел в руках ружье.

- Может, тебе надо? Сашке ни к чему...

- Эмм... Ты хочешь отдать мне берданку?

- Ну да, - просиял дед, радуясь, что его так быстро поняли. – Мне оно зачем? Годы не те, чтобы по лесам шастать... А тебе, может, пригодится?

Том помолчал, поморгал, потом пробормотал «спасибо», и взял ружье.

А в машине сказал:

- Хочешь берданку?

Я затаила дыхание:

- А тебе?

Он засмеялся:

- Наивная ты, хы-хы! Ружье через границу ты перевезти все равно не сможешь, так-что тебе придется оставить его здесь, мне на хранение. Таким образом, у тебя будет берданка, и у меня тоже будет берданка. Да и вообще она мне не очень нужна – у меня есть зарегистрированный револьвер.

- Правда?! Томми, ааа, ты лучший брат на свете!!!

То есть берданка у Грей теперь есть реальная, а не виртуальная. Йес!



Стреляли по пластиковой бутылке – на вскидку, с капота Коня, Том ещё пробовал палить одной рукой, но у меня не получилось – слишком тяжело. Я из двух выстрелов дробью попала два раза, бутылка стала похожа на решето, и я чуть не умерла от гордости. Младший из трех выстрелом тоже попал два.

Стрелять из дроби было самое интересное, но, к тому же, самое трудное – уши закладывает от грохота, а в плечо сильно отдает. С пороха совсем легко - почти нет отдачи, и если пальнуть в грязную лужу, Том станет весь забрызганный...



Сразу видно, что фотографировал гений, правда? Том целится в какого-то бойца невидимого фронта.







Теперь палит по бутылке.







Теперь я палю по бутылке.







Я целюсь, а Том мешает:

- Прижимай хорошо, а то в плечо как даст, синяк будет! Щекой прижмись тоже, ударишься!

- Томми, отстань!!! Не стряхивай на меня пепел, а то я предпочту живую мишень!

[Грей]

3 августа



Проснулась от мерных ударов колуна где-то во дворе – Сашка приканчивал поленницу. Все дрова покололи на пласты, и теперь кололи на поменьше, и докладывали дровяник.

Я оделась и выскочила на улицу. День ничего так – не жара, дождя нет. В ожидании обеда (завтрак благополучно проспала) я отправилась на задний двор к Сане, оказывать «аморальную» поддержку в нелегком лесорубном деле. Саня был несколько зол (впрочем, как всегда).

- Интересно, почему это я вкалываю тут один? Где этот долбанный симулянт?

А правда, где?

- Вчера напился, и сейчас страдает, - возмущался меж тем Саня, - умирающий лебедь! Иди, передай ему от меня привет, хватит ему дрыхнуть!

Я пошла к летней кухне. Открыла дверь, окунулась в темноту, услышала голос:

- Ты?..

- Я, - сказала я чистую правду.

Младший зашуршал сначала одеялом, потом джинсами, и пробормотал:

- Сестренка, воды...

Я хмыкнула про себя, принесла бутылку минералки.

Ух ты, какая занимательная хрень творится с моим братом!



К обеду дрова были доколоты совершенно, окончательно и навсегда. За обедом Саня хулиганил:

- Алиска, знаешь, на что похожи зернышки риса?

Я отреагировала очень быстро, наученная горьким опытом:

- Лучше не говори!



Как интересно слушать. Застала тебя врасплох непогода, и ты сидишь под дырявой крышей старого сарая. Рядом пригибает тяжелые ветви под порывами ветра молодая слива. Дождя ещё нет, но как интересно слушать – ты слышишь шум дождя. Он приближается, идет, шумит где-то на сопках. И вот уже по твоей крыше забили первые крупные, холодные капли. Больно бьют по зелени молодой сливы, по твоей голове.

И он кончается, и ты, знаешь, идешь дальше. Домой. Пьешь чай. Внезапно смуглые руки обнимают тебя сзади. Острый подбородок по-хозяйски устроился в ложбинке между плечом и шеей, как будто так и надо.

Как интересно слушать... А где ты была? А где это тебя черти носили, и почему без меня? А?

И, наверное, так действительно надо.

А как же ещё?



Видели с Леной бурундука, который уже полгода ворует у нас малину.

- Видишь, видишь? Вон он, сидит на столбике!

- Вижу, коричневый с полосками!

- Ух ты!

- Класс!

- Сунул семечки в рот. Ой, блин, смотри, держит лапами малину! Как человек!

На крыльце материализуется Том, облокачивается о косяк:

- А чем ему ее ещё держать?

- Надо ему посыпать на заборе орешков!

- Тогда он тут вообще жить останется.

- Ну и что? Чем больше животных, тем веселей! Вон скоро у нас ещё и светлячки появятся...

- Светлячки не животные, и они уже есть.

- Правда? Ты видел? Где? Когда?

- В четыре утра, хы-хы... За кукурузой...



Александр Пареченков, тьфу, Водопьянов, командует парадом. Думает, самый умный.







4 августа

Отъезд Томаса



Проснулись рано. Том собирал рюкзак.

- Лена! Дай, пожалуйста, какую-нибудь сумку – вещи сложить.

- Эмм... Вот, единственное, что могу предложить вот этот пакет.

- Фи-и... Ничего посолиднее нет? Где Алиса?

- Валяется в доме, у нее желудок болит.

- Это он некачественной колхозной самогонки! – радостно возвещает Саня.

- Что-что?!

- Да ничего-ничего, мамочка, это я так...



Том упал в кресло, вытянул ноги и устало вздохнул. Я сидела на полу у его ног, ворошила старые газеты.

- Ты не возражаешь, если я возьму твой серый рюкзак? А завтра Аня привезет его тебе обратно.

- Конечно, нет, только учти, у него замок может разойтись.

- А, хорошо.

Помолчали...

- Не хочу я, Том, чтобы ты уезжал.

Помолчали ещё.

- Может, Ия тоже не хочу, чтобы я уезжал, ну и что?

Дробный стук пальцев по подлокотнику кресла.

- Но, сестричка, делать нечего. Я тебе вот что скажу лучше. Знаешь, у меня будет выход в инет. Не постоянный, а так, примерно раз в три дня. Но все равно. И не только инет, ещё чертовы письма, спроси Рона – договоримся, возможно, и о звонках. Хотя вряд ли...



К обеду, часам к 12-ти с небольшим приехала машина. За рулем сидел, как выразился Саня, колхозный шофер. А, Младший везде найдет, как устроится – вон, на мотоцикле поехать не сможет, и уже где-то достал машину.

Я прилипла к нему намертво. Вцепилась обеими ручонками в футболку, и не желала отпускать ни за что. Младший тихо гладил меня по голове, улыбался.

- Ну, мы едем, или где?

- Угу. Лен, пока, бабушка, не болей...

Том пожал руку деду и Жанночке, поцеловал Лену. Меня оставил на закуску. Крепко обнял, поцеловал так осторожно, как будто я бомба замедленного действия, и сказал:

- Ну, ты мне тут ещё зареви.

Я засмеялась, поцеловала его в обе щеки, отпустила его, и Томас пошел к машине.

Даже не успев открыть дверцу, рванул назад и поцеловал меня ещё раз.

- Томми, Бля, поехали уже!

Том закинул сумку на плечо:

- Все, все, едем.

И они уехали.

Я минуты две, пока черный джип не скрылся из виду, стояла у ворот, подперев спиной выкрашенный белой краской столбик, и смотрела, как растворяется в пространстве силуэт, видимый через заднее стекло, и рука, небрежно лежащая на дверце. На руке была намотана серебряная цепочка с крестиком – подарок сестры, единственной, и потому самой любимой, на его шестнадцатилетие.



Когда мы встретимся в следующий раз, таинственный и никогда до конца не чей-нибудь, всегда обладатель собственного мира, когда мы встретимся в следующий раз, Томми?

Может, раньше, чем я думаю?



После обеда я пила чай, и часа два икала. Лена сказала, что меня вспоминает братик, и я перестала икать.

К вечеру сильно упало давление.







5 августа



Слушайте, мне 16 лет. В 16 лет давление разве скачет? Я валяюсь во всех смыслах. Пока лежу – все в порядке, как только встаю- срочно начинает кружиться голова, шумит в ушах.

Саня с Джо вон поехали рыбачить на лампахезу, а я?! МЯ тоже хотела поехать, но состояния здоровья просто какое-то не стоячее совершенно. К чему бы это?

Вообще, сегодня с утра, отогнав прочь мысли о том, как мне хреново из-за того, что уехал Томми, сделала для себя пару выводов. Во-первых я, оказывается, все-таки умудрилась чуть-чуть загореть, как бы невероятно это не звучало. Во-вторых, я обнаружила, что чуть ли не считаю дни до возвращения в Хайфу.

Последнее вообще заставило меня задуматься (что случается, надо сказать, очень редко). Интересно, почему это, как только уехал Том, мне здесь резко стало скучно? Нет, я знаю. Потому-что заняться и в самом деле нечем, вот дали бы мне работы, или предоставили бы полную свободу действий, а теперь, на каникулах, без каких-либо обязанностей, стало неинтересно даже здесь. Некуда девать энергию.

Или просто там хорошо, где нас нет?



После обеда, намного раньше запланированного срока, приехали Анечка, Санина жена, и Гена, муж тети Лены. Дом, опустевший было после отъезда Младшего, снова наполнился уютным гомоном, смехом, запахом вкусной еды и кучами ботинок и туфлей в прихожей. Да, все это визуально.

Жанна, конечно, не отлипает от мамочки. Бабушка носится туда-сюда, хлопочет и причмокивает противным беззубым ртом. К вечеру выяснилось, что спать нас всех положить просто негде, катастрофически не хватает в маленьком стариковском доме горизонтальных поверхностей. Ладно кровати, но уже и на полу нет места!

Жанна пищала и прыгала по постелям, бабушка нервничала жутко, дед, по своему обыкновению, ржал, Саня относился ко всему философски, и пил чай.

- Что ты пьешь, нет, что ты пьешь, ты мне сажи?! – наскакивала на него тетя Лена.

Саня удивленно заглянул в кружку.

- Чай. А что?

- Нет, вы видели?.. Он пьет чай! А спать ты где будешь?

Саня убивал невозмутимостью и совершенно непривычной спокойной дипломатичностью на морде лица:

- На кровати, я полагаю. Разве нет?

- Нет!!! – торжествующе взвыли Лена, бабушка и Аня, уже вместе, - места нет!!!

Саня наконец бросал придуриваться, и говорил:

- Эх, бабоньки! Да у нас же ещё впереди баня и ужин! После этого мы все прекрасно ляжем!

И бабоньки уносились галдеть ещё куда-нибудь, и то возмущенные, то истерические их крики слышались уже откуда-то ещё.



Лично я старалась от центра событий быть подальше, и вообще притворялась элементом меблировки. На меня бабская вакханалия свалилась в основном на предмет покормить, а я кушать не очень-то люблю. После ужина, часов в девять, не смотря на то, что солнце уже садилось, я уболтала Лену отправится со мной на речку купаться. Вода, правда, наверняка была холодной, но мне вдруг оченьзахотелось окунуться, и Лена поддалась на уговоры.

В качестве транспортного средства мы попытались завербовать Саньку. Он все ещё сидел на крыльце, и пил, наверное, восьмую чашку чая. Может, это у него нервное?

- Саня! Поехали с нами на речку!

- Так. Бледных поганок наелись? Какая речка, какое поехали, дожди две недели шли!

- Са-а-аня, ну, поехали! Все равно!

- Ой, идите вы нафиг. Купаться сейчас хо-ло-дно!

Я прибегла к главному аргументу обиженной сестры:

- А вот Том бы поехал...

Саня фыркнул:

- Ага! Это точно, потому-что во-первых он у тебя под, эээ, ботинком, а во-вторых, вы просто оба двинутые. У меня жена и ребенок! А у Тома только вон ты.

То, что я у Тома одна, мне очень понравилось, я даже не стала спрашивать Саню, причем тут семейное положение.



В общем, на речку мы пошли пешком, и я купалась – такое впечатление, что в роднике. А и черт с ним! на пресной воде золотилась дорожка садящегося за деревья солнца. Если брызнуть на нее водой и засмеяться, дорожка заволнуется, задрожит. Я свежо, вкусно и плавно скользила вниз по течению, а потом сидела на усыпанном галькой берегу, смотрела на то, как скрывается за елями золотой диск, исчезает восхитительная солнечная дорожка, и думала почему-то о Марте и ещё о Гае.



Когда вернулись домой, я пошла спать в джип, отлично там устроилась, и на все плевала с уличного столба.



А жест рукой истинно Грейхаундский!

[Грей]

6 августа



Гляди ты, уже шестое.

Сегодня я купила себе новый, потрясающий, бело-голубой купальник и синюю сумку, в школу. На базаре встретила Дашку Карюхину – поболтали.



Дед и Гена нажрались бражки до визга поросячьего, и как два бомжа спали в коридоре. Женское общество плюс Саня очень их не одобрило.



К вечеру размеры пьянства перешли в поистине великие размеры. Дед на весь дом пьяно орал:

- Алисанька, котеночек, Санька, козленочек, внучки родимые, знайте: если я умру, это ваша бабка меня довела!

Я, Саня и Аня сидели в доме и притворялись глухими. Потом приперся Гена, известный так же под подпольной кличкой Крученый, или Трутень.

- Валяешься, Санька, да? Эх, ты, обыватель... Помог бы хоть деду, пока здесь, дрова бы поколол!

Саня не удостоил приемного отца ответом. За него удивилась я:

- Он уже помогал. Дрова все перекололи с Томом!

- Ааа... – Крученый явно ищет повод ещё попридираться. – Ане вон скучно! Взял бы жену да ребенка, свозил бы на речку...

- В дождь? На ночь глядя?..

Крученый, раздосадовавшись, нетвердым шагом уходит донимать других. Когда дверь за ним закрывается, Саня вздыхает:

- Трудный человек...

Мы с Аней согласно киваем.



Аня, я и бабушка.







7 августа



В обед, после длительных сборов, все уехали – и Крученый, и Аня, и Саня, и Жанночка. В доме воцарилась такая неправдоподобная тишина, что аж зубы заломило.



Мы с Джо поехали к Белоусову, чтобы поменять Коня на другую машину – Конь нужен был Лешке Белоусову для того, чтобы поехать на покос. Полчаса ловили по деревню Сашку Белоусова на микроавтобусе, чтобы взять у него техпаспорт на легковушку – прямо как Шарик в Простоквашино, когда фотографии зверью отдавал...



8 августа



С утра осталась одна дома. Вечером еду к Тамаре – доделать свое летнее задание по алгебре, и успокоиться. С утра ходили собирать грибы. Ну, делать нечего.



Ирина Бойко:

- А в прошлом году весной морозом все помидоры побило...

- Морозом?! Летом?! – изумилась израильская часть меня.

- Ну да. Не помню, когда ударило – то ли в конце мая, то ли в июне... В прошлом году когда морозы были?

Витя отвечает:

- В январе.



9 августа



С утра были у Бойчат, обсуждали дела магазина и то, какая же Романюк сволочь. Был там ещё Ким, которому предлагали купить магазин. Будучи наслышана о местной звезде бизнеса, Леорде Киме, я видела его сегодня в первый раз. крайне симпатичный молодой мужчина корейской наружности – ах, как я люблю раскосые глазки!..



К вечеру, вообще, обнаружилось, что день сегодня не очень благоприятный.

Примерно в пять слегла с сильной немотивированной слабостью Евдокия. Стонет себе и стонет в доме на постели, шепчет молитвы.

Вообще, она известная симулянтка, и прощается с жизнью примерно раз в месяц. Раз в месяц ее вдруг схватывает сильное недомогание, изрядно подкормленное самовнушением, что это, мол, ее последний день. Последних дней таких на моей памяти было штук сорок.

Итак, я пишу дневник, следовательно, отсутствует боязнь скомпрометировать себя и свое поведение, в чьих бы то ни было глазах. Вот и очень хорошо. Я допускаю, что я – маленький мерзкий скептик, но вот конкретно сейчас, сидя здесь, в кухне, и слушая отдаленные стоны и приглушенный стеной шум голосов докторши и Джо, я совершенно не испытываю к ней ни жалости, ни сочувствия.

- Евдокия Ивановна, ну, будьте благоразумны, - увещает ее Ганна, единственная на весь «колхоз» докторша. – Сейчас Вова машину быстренько найдет, и поедем в больничку...

- Ничего не надо, ничего я не хочу, не утруждайте себя, - отмахивается бабка, - тут умру, в своей постели, никуда не поеду...

- Мать, - пытается настаивать Джо, - едем сейчас в Ковалерово, тебе помогут, пройдешь обследование...

- Никуда не поеду! – визжит она.

Мне почему-то противно. Ну, неприятна она мне всегда была, но я не ожидала от себя такого безразличия, пофигизма. Вот Вовку с дедом мне жалко, это да. Носятся тут с ней, потакают. Мы уедем, все вообще на деда свалится...

Ну, не то, чтобы я желала ей смерти... В общем, странно все это. Если бы она умерла, меня бы это не задело вообще никак. Ну, может, только тем боком, что, как единственной оставшейся в доме женщине, мне пришлось бы готовить. А так...

А так – вот был бы тут Том! Опа, комочек к горлу подкатился, конечно, в обязательном порядке, как же мы без этого дела, спешите видеть. В соседней комнате чуть не при смерти старушка, бабушка фактически, а мне подавай крепкое мужское плечо в лице старшего брата. Но меня почему-то преследует глубокая уверенность, что вот, окажись он тут, рядом – все сразу станет на свои места.

Я знаю себя. знаю, что я ленива, вспыльчива, быстро и сильно привязываюсь, так же быстро отвязываюсь: из последнего правила исключений – по пальцем можно пересчитать. Ещё я брезглива, и родственные узы никак не обязывают меня к любви и даже симпатии. Странно, хрень. Конечно, не во всех случаях – в меньшинстве, но все же родные случаются для меня просто знакомыми, почти чужими людьми.

Вот сейчас, только что подъехал к воротам Витюша на своей серебристой тойоте, бабушку погрузили и повезли в больницу. Я знаю, что мне все равно, в каком состоянии и когда она вернется.



10 августа



Утром живая, невредимая и вполне на вид здоровая и бодрая Евдокия обнаружилась в кухне – скакала вокруг плиты, готовила завтрак. Я про себя хмыкнула, и пошла к гуниной, взять что-нибудь почитать на сегодня. Ибо сегодня я без выходного пособия – Джо уехал с Белоусовым в Змеиный, и, соответственно, машины и шофера, чтобы куда-нибудь поехать, у меня нет, как и возможности пойти куда-нибудь пешком дальше Гуниной. По словам Евдокии, если я отойду от дома больше, чем на полкилометра, меня непременно ограбят, изнасилуют, а потом убьют местные наркоманы, наемные киллеры, бомжы, ФБР-щики (Малдер, Малдер-р-р!) и кришнаиты. Они сидят под каждым кустом, играют в карты, чтобы скоротать время, и ждут день и ночь, много недель подряд, когда же я наконец в одиночестве выйду на улицу и пройду дальше, чем за дом Гуниной.

Сил ни с кем спорить у меня уже давно нет, как, впрочем, и делать что-нибудь другое.

Сегодня постирала все свои новые и старые шмотки, уложила в сумку. Эти манипуляции явственно напомнили мне о Хайфе, славном городе-порту, о том, что уже через полнедели я туда вернусь, о тамошних друзьях и родственниках, по которым я, как ни странно, несколько соскучилась. Даже по Диего и взбалмошной Лизке, даже по максу и зануде-Настасье. Ох, черт, по Насте почему-то особенно...

Вообще, в понедельник мы едем в Хабаровск, а уже в воскресенье - самолет. Хочу в Хабаровск срочно!!!



11-12 августа

Ничего внятного не происходит, поэтому нечего и писать



Кроме того, как придаваться мечтаниям о ближайщем будущем и грезить о возвращении в Хабаровск, я сегодня умудрилась (каким-то чудом!) купить себе отличную рубашку, мужскую, на пуговицах и в клеточку. Заузила ее на машинке в талии – чуть ли не первое близкое знакомство с этим агрегатом – сама удивилась, не найдя ни одной затяжки и потребности распарывать и перешивать.

Взять на заметку – в случае провала на журфаке и (тьфу-тьфу-тьфу ко всем чертям через оба плеча много-много раз!) на писательском поприще серьезно задуматься о карьере портнихи.



У Гуниной взяла почитать «Графиню де Монсоро» Дюма. Нет, я всегда знала, что это – вещь, но чтоб такая!.. В восторге полнейшем от извращенца-Генриха, французского короля, его миньонов и придворного шута Шико. Он ещё лучше Труффальдино, чтоб мне сдохнуть! По возвращению в дневники нужно обязательно найти время, чтобы устроить запись, посвященную книге.

[Chipi]

Ууух, какая ты=)Ууух, какой у тебя брат=))

Порадовала фраза: "Том – большой любитель травки"=))))Забавно)))))

[Грей]

13 августа

(Записки на манжетах. Кто-нибудь поймет – удивлюсь)



Ну, блин, распорядок дня!



Оживление изо всех бьет ключом, гаечным, тяжелым, по голове. С самого раннего утра я ломанулась на базар – купила себе две пары босоножек и была чрезвычайно рада. Джо сказал:

- Поехали, заедем к Ирине.

Ну. Поехали. Приехали.

Попили у Иры и Юли чайку, поговорили о магазине, нашем в скорости отъезде и том, какой Романюк сукин сын (традиция. Традиции – чтим). В один прекрасный момент Юля спросила:

- Вы ведь в понедельник уезжаете, да? Послезавтра автобусом до Хабаровска?

- Да, - подтвердила я.

- А билеты заказали?

- Эмм, нет, но народ говорит, что билеты всегда есть.

- Ну, лучше перестраховаться, - справедливо рассудила Юля и набрала номер справочного автобусной станции в Дальнегорске.

Короче, выяснилось, что автобуса в понедельник утром нет вообще. Рейс отменили. Рейсы есть только 16-го вечером, но 16-го-то нам уже нужно быть в аэропорту! О как.

Все переполошились. Как мы уедем? Спокойно, как удав, была только я – внутренний датчик неприятностей молчит, чего волноваться?

Взрослые решили, что подумают над этим вечером –приедем в Бойчатам снова в пять, и решим, как же будем ехать. Полагаю, к этому времени Витька просто купит водки.



Поехали к Голубникам, ибо вернулся Женека, и я желала его видеть. По дороге встретили Белоусова («ну что, по пивку?»). Пока стояли и трепались с ним, мимо раза три туда и обратно пролетел на своем микроавтобусе Сашка.

- Чего это он носится? – удивилась я.

- А это он только что проснулся, - бог знает почему смущенно улыбнулся Николка. – Кровь гоняет...



Приехали к Голубникам – дома был один Женька, что при лучших обстоятельствах и при большем запасе времени меня бы только порадовало. Он возился с чем-то в огороде. Повизжали с ним немного на радостях по поводу встречу, посокрушались, что так мало видимся, что уже через несколько дней мне уезжать, пообнимались, пофотографировались.

Женя сказал:

- Ни хрена. Я ехал из Хабаровска неделю назад утренним рейсом, и все было в порядке. Если его и отменили, то очень недавно, и это странно – ты перепроверь там.



Прощались с Тамарой и прочими Кольцовыми. Все пили чай, я обдирала Алексею спинку – он сгорел, и с него пластами, как с Василиска, сходила кожа.

Говорит:

- Алисанька, у меня для тебя есть предложение, от которого невозможно отказаться!

- Что, машину твою помыть?

- Лучше, пообдирать мне спинку!

Ы-хы-хы.



Забронировали билеты на понедельник, 15-ое, вечер. То бишь едем всю ночь, и утром приезжаем в Хабаровск прямо в аэропорт, и, собственно, садимся на самолет в Бен-Гурион.

Получив свой билет на автобус, Джо малость успокоился. По дороге домой проезжали мимо дома Белоусовых – во дворе стоял микроавтобус, из которого торчала задняя часть Сашки.

- Эй, Сашка! – крикнула я.

Из микро высунулась передняя часть, улыбнулась.

- А родители с Колькой поехали на речку!

Окей, мы тоже поехали на речку, встретили там славное семейство, посидели. Подъезал и Сашка сел, на бревно, молчал и улыбался, улыбался и молчал, по своему обыкновению.

Ой, в период 5-9 лет я была страстной поклонницей Саши Белоусова.

С Любой и Николкой немного поплюхались в холодной водичке, и я пошла домой.



Женя Голубник.







14 августа



Почему-то взял, и приснился дневниковский Рон, подлец эдакий.

Проснулась поздно, и в обед мы снова поехали к Белоусовым. Люба сказала, что она непременно должна передать Лизке меду, и мы ехали его взять.

Во дворе Сашка играл с Барей. Баря страшно рычал, но Саша совершенно его не боялся – силой завалил здоровенного ротвейлера на спину, и начал почесывать ему брюхо. Зверюга тут же заулыбалась, Сашка засмеялся:

- Доверчивая псина! Он всему верит. Вот смотри.

Он взял с перил крыльца два маленьких кусочка чаги. Повертел в руках, понюхал. Барик заскулил и облизнулся.

- Продажный! – улыбнулся Саша. – Думает, это еда.

И он кинул псу чагу. Баря взвился с места, подпрыгнул, поймал черные кусочки в воздухе, и счастливо зажевал. Мы заржали.

Впрочем, пес уже понял, что его подло обманули. Фыркнул, тряхнул головой, обиженно посмотрел на Сашу. Тот, в качестве компенсации, снова принялся чесать ему брюхо.

- А вообще он серьезно цапнуть может? – спросила я Николку.

-Не-е, только в шутку. Он год назад Саньку в щиколотку укусил, до крови, так потом месяц на полусогнутых ходил, к земле пригибался. Сашку увидит – идет за ним, скулит, ноги ему лижет...

- Прощенья просил?

- Ага, - кивнул Саша. – С тех пор я у него любимый хозяин, а кусать он больше никого не посмеет.

- а вот если я иду через двор, встречаю Сашку, и он дает мне подзатыльник, - жалуется Николка, - то они с Бариком на меня вместе набрасываются. Пес же видит, что я слабее.

- А ты Сашку первый бей! – советую я. – кто первый напал – тот и царь...



Потом я ещёодна была у Белоусовых, зашла в наш магазин, и к Даше. Все спрашивают, когда я зайду в следующий раз. Отвечаю я туманно и расплывчато, но сама знаю – нераньше,чем через три года, потому-что до окончания школы в Россию я больше не поеду. Следующим летом собираюсь в Эстонию, а потом – потом, после двенадцатого класса, в Хабаровск, учиться. Долгая история.



Баря крутой! Баря рулит! (Как дополнение к Баре - Белоусов-старший.)







15 августа



Утро выдалось, как Лондонское – тяжелый смог холодной, влажной ватой лежал на земле и воде. На расстоянии десяти метров в грязно-белой пелене уже ничего не возможно было разглядеть. Холод стоял собачий, и даже кошки, в поисках дармового тепла, против своего обыкновения терлись о мои ноги.

В три уезжать – наверное, меньше всего на свете я хочу сейчас садиться в рейсовый автобус, и трястись в нем 13 часов, причем ночью – даже не почитаешь.

Кстати, насчет почитать! Как подумаю что сейчас, должно быть, творится во всем цивилизованном мире в связи с выходом Гарри-6, так прямо душа радуется! Представляю, как по возвращению в Хайфу сразу прочту книгу, буду неотрывно читать, взахлеб, как предыдущие пять, а потом обсуждать содержание с Чарли! Ооо, Гарри Поттер – форевер!



Туман рассеивался медленно. Я отправилась в свой магазин, прощаться с народом. Там обнаружилась взвинченная Вика (продавщица), сонная Юлечка и невозмутимый милый, милый Саша, зашедший купить хлеба.

- Ооо, шеф пришел! – заорала Вика при виде меня. – Алиса, блин!!! Ты мне скажи, кто хлеб повезет во второй магазин?! Ящики с утра раннего стоят, а вы же уезжаете, а Романюк вообще на все положил... Кто везет хлеб?!

- Хлеб во второй магазин, я так полагаю, вообще никто пока возить не будет, - ответила я.

- Как? Вообще?!

- Ну да. Если Романюк положил! Вообще-то, если продавцы ещё не в курсе, Ирина, должно быть, сегодня вам скажет, но я тебе раньше расскажу – скорее всего, магазин закрываем до осени, а осенью либо продаем, либо сдаем в аренду.

Ика грохнулась на стул. Юля спокойно выдала мне бутылку колы и пачку Кента – она уже в курсе всего происходящего. Сашка сказал:

- Загляните ещё попрощаться перед отъездом?

- Часа в два, - пообещала я.

- У-у, я через полчаса в лес уезжаю... Тогда пока! Счастливого пути!

- И тебе, - умилилась я, - пока, Саша!

Ах, вот так, вот так.



Потом просто взяли сумки, и я обнаружила себя сидящей на кухне у Бойчат, напротив меня – Витюша, а на диване рядом – Ирина.

Посидели на дорожку. Витя взял с меня обещание, что как только я приеду в следующий раз, то непременно испеку ему тортик, так как мать и сестра его терроризируют, и оставляют без сладкого.

- Когда ты приедешь, тебе уже целых 19 будет, - задумчиво сказал он. – Кошмар... А я помню, как ты в ящике от комода на подоконнике спала...



Витя и отвез нас к автобусу, и пожелал счастливого пути, и обнял меня, и чмокнул куда-то в район уха.

- Запомни, с тебя тортик! – махал рукой он, когда тронулся автобус.

Ветер крепчал.



16 августа



Приехали на автостанцию в Хабаровске рано утром.

Встречал нас риша.

- Ну, как тебе в моем городе? – спросила я Джо.

- В нашем городе, - счел за нужное уточнить Гриша, тоже с ног до головы душой и сердцем истинный Хабаровчанин.

- Да так... Прохладно, - поделился Джо.

Мы засмеялись, собрали сумки, и Джо отправился в аэропорт, а я – к Грише, чтобы пока идет вся эта аэропортская канитель, хоть пару часов вздремнуть.



Проспала на диване у Гриши целых два часа, когда он приехал, разбудил меня, и мы отправились прямо на паспортный контроль, и самолет. Гриша по дороге специально проехал мимо Пушкинского института – это именно то учебное заведение, где мне через три года предстоит учиться.

В двенадцать дня, распрощавшись (надо сказать, с некоторой неохотой) и с Гришей тоже, села в самолет и все, пока, сил писать у меня нет и вряд-ли появятся до тех пор, как я войду в свою квартиру в Хайфе, упаду на кровать, и просплю целых трое суток.



Ну, и я около самолета с ручкой во рту. Писатель, мля.







ВСЕ!!!

[Грей]

Chipi

Да-а, *мечтательно*, братик у меня тот ещё...

[finalmente]

Мяк! Я таки рада, что ты вернулась..

эхх.. Том рулит.

Жанка тож.

[Чарли Уизли]

Знаешь, Грей, я понял, пьют у вас там все.

[Lema]

Приветствую тебя, Диего-дотронься-и-умрешь!



Слегка запуталась во всех твоих родственниках, пришлось читать два раза.

Открыла я, значит, глаза, и проснулась в Хабаровске.

Туплю не по-деЦЦки - значит в вашей хабаровской квартире сейчас живут Майкиферы? То есть. когда ты поедешь учиться, то перейдешь под их покровительство?



На месте дома - ровное, заросшее полынью поле

Жуть, Грей… Мне от такого зрелища всегда хочется пойти и прыгнуть с моста.



Витек похож на одного английского актера, бывшего футболиста Винни Джонса, кажется



Семейка Белоусовых покорила сразу и навсегда! Какие типажи, обосраться от восхищения! Белоусовы рулеззз! Я в обмороке от их личного авопарка! Они там по ходу все механики?



А Грей оказывается затворница, за все время пребывания ни одного похода по местным злачным местам (если не считать сопровождения Джо к Белоусовым и остальной братии.))))



И ни одной фотографии Инки Лукашиной *ржет*



- Вова, возьми Коня, чего тебе пешком по деревне ходить? Как не родной, в самом деле!

Какие хорошие добрые люди. *падает в еще один обморок*



Довольный жизнью Алексей, и причина его удовольствия

Радостно видеть счастливого человека!



- О, вы неправильно меня поняли! Просто найдет себе там какую-нибудь фу, ревновать буду. Вот Саня хорошую нашел – а если Том найдет плохую?

хыхы, а какая для тебя будет хорошей?



Бабушка смущается:

- Ну... Нельзя, в общем!

Здорово я повеселилась!

Грей, противная девчонка! Зачем бабушку дразнишь?



Том в красных революционных штанах *ржет*. Слушай, а к вам Крам случайно не заежал проездом в Дурмштранг?

Том в мультикахне снимался? Какая-то у него классическая диснеевская морда главного героя-любовника.

Он, конечно, рулез, без базара, но мы с Ксеней пришли к выводу, что Сашка-Калигула прикольней



Муа с Жанеттой. Ну и рожи у обоих!

Грей, а тебе идет)))



Шантажистка малолетняя... Кто тебя воспитывал...

- Ты меня воспитывал, солнышко мое, у-тю-тю, давай сядем прямо, попьем чайку, а потом опять ляжем в постельку, укроемся одеялком, закроем глазки...

- Я тебе припомню...

- И заткнемся, не будем угрожать любимой сестренке, хорошие мальчики так не делают...

Да, воспитание видно за версту)))



- Сарочка, ты свернешь себе шею, - грозил пальцем Саня.

Грей, а как тебя звали до того, как ты стала Алисой?)



Господи, сколько ещё я могу рассказать о этом великолепном доме! Написать трактат, книгу, роман!

Я тебе уже говорила, как люблю твои рассказы про дом? В них столько любви, света, и какой-то пронизывающей щемящей тоски по ушедшему… Я чувствую этот дом.



- Чего это она за тобой бегает, а? – в голосе явно сквозили нотки детской капризности. – Ты что, ее? Ни хрена подобного, ты мой!

)))))))))))



- Бабушка, бабушка, иди скорее сюда, а то они тут целуются! Отлупи их ремешком, и оставь без сладкого!

Вот. Вот! Когда я говору, прикольный, что Сашка я это имею в виду! О, ну еще ту фотографию, где он рядом с рыбачащим Джо.



Это фото называется: всем бояцца полчиса, всех парву в лохмотья!

Вах! Красотка в белых кроссовках!



- А мне надо валерьянку пить, - говорит в связи с чем-то бабушка.

- Пить надо? – переспросил вошедший Саня.

- Надо, внучек, надо...

- Наливай!!!

Я ржаль! Такая милая домашняя жизня))



То есть берданка у Грей теперь есть реальная, а не виртуальная. Йес!

Грей, тебе идет ребенок в руках, но фото с берданкой, джипом и Томом - это вообще полный улет.

Натуральная Королева революции!



Что ты пьешь, нет, что ты пьешь, ты мне сажи?! – наскакивала на него тетя Лена.

Саня удивленно заглянул в кружку.

- Чай. А что?

- Нет, вы видели?.. Он пьет чай! А спать ты где будешь?

Саня убивал невозмутимостью и совершенно непривычной спокойной дипломатичностью на морде лица:

- На кровати, я полагаю. Разве нет?

- Нет!!! – торжествующе взвыли Лена, бабушка и Аня, уже вместе, - места нет!!!

обожаю такие сцены. )))))))))

Это Хмелевская, однозначно! Сцена «Зося и Павел»)))



Грей, мне показалось или ты ездила туда только с одной целью? Ну, и еще увидеть дедов дом…



Некоторые моменты, учитывая, что Том тоже будет это читать, я воздержусь комментировать. Хотя моменты очень, очень даже интересные))

[Lema]

Да, и за фотки отдельное спасибо))))

[Грей]

Мастер словесной стрельбы

Да, я в курсе!



Чарли Уизли

Не правда! Ну зачем ты наговариваешь на мою семью, а? У нас Жанна не пьет!!!



Склер



Ой! Она пришла!



значит в вашей хабаровской квартире сейчас живут Майкиферы?

Ну, не пустой же ей стоять... Что там будет, когда я приеду - ещё разберемся. У Саши с Мусей вообще финансовых проблем, как у меня ума, так-что с местом проживания для меня все будет отлично. Я бы даже предпочла, чтобы Саша прикупил мне какую-нибудь не столь большую квартиру, а сами бы оставались жить в доме 12, последний этаж, обитая деревом дверь.



Мне от такого зрелища всегда хочется пойти и прыгнуть с моста.

И не говори. Сердце щимит, жалко ужасно... Эх, жаль, я спалила мост Золотые Ворота - мы б с тобой оттуда нырнули!



Семейка Белоусовых покорила сразу и навсегда!

Аналогично! Я их всех люблю, особенно Сашу и Николкой. И, конечно, Барю.

А механники они вынужденно



А Грей оказывается затворница

Ну, приехали! Разве ты нашу с Рош Несс песенку не помнишь (о, ладно., не нашу, не нашу, группы Секрет...)?

Алиса не любит гостей,

Алиса почти всегда до-о-о-ома,

все дела.

Не тянуло вообще!



И ни одной фотографии Инки Лукашиной

*доверительно*

Жаба жабой.



Какие хорошие добрые люди.

Да-а-а-а *притворяется умиленным желе с кусочками ананаса*



хыхы, а какая для тебя будет хорошей?

*крепко задумалась*

Ой, ты как спросишь - аж дым из ушей идет, так задумываюсь...



Грей, противная девчонка! Зачем бабушку дразнишь?

А она меня зачем дразнит?! Решает, понимаешь, куда его положить, тогда как у меня кровать двуспальная!!!

*тихо хнычет и корчится в пыльном углу от собственной пошлости*



но мы с Ксеней пришли к выводу, что Сашка-Калигула прикольней

Хы-хы-хы. Там ещё и Ксеня рядом? Ох ты ж боже мой. Привет Ксене.

Саня он да, он хороший, но у него два недостатка - жена и дочка. А у Тома только один недостаток -я!!!



Грей, а тебе идет)))

*укоризненно*

Лема-а-а-а! Что за речи! Я ж и прислушаться могу!



Грей, а как тебя звали до того, как ты стала Алисой?)

Не Сарочкой))) Это эти черти там глумились)))



Вах! Красотка в белых кроссовках!

АААА!!! Только сейчас обратила внимание!!!

Склер, что делать?! Я не виновата, оно само! Почему?! Не хочу-у-у!!!

Фуууу, какой КОШМАР!!! Бу-э-э-э-э!

*пошла пить йад*



Грей, тебе идет ребенок в руках, но фото с берданкой, джипом и Томом - это вообще полный улет.

Я рада, что ты со мной согласна! Лучшее фото за все лето. Все при мне, кроме ребенка))



Грей, мне показалось или ты ездила туда только с одной целью?

Нет, ещё я хотела пострелять из берданки



Некоторые моменты, учитывая, что Том тоже будет это читать, я воздержусь комментировать. Хотя моменты очень, очень даже интересные))

Томми - наш человек, даже больше, чем ты думаешь *жмурится*.

[Грей]

Том в красных революционных штанах *ржет*.

*грустно*

Склер, ты ещё не знаешь о них всей правды. По шортам этой жутко модной фирмы сходят сума все наши Хайфские арсы. Я когда увидела Тома в этом кошмаре - у меня чуть глаз не выпал.

Эх, куда катится наш мир.

[Henrietta]

Том необычайной красоты парень... Могу понять, почему волей-неволей возникают всякие мысли о кровати и об инцесте... лукаво подмигиваю.

У меня вот только один вопрос: а куда Томми уезжал из Хабаровска и где он сейчас работает.

Ах да, ещё вопрос: а как же перспектива учиться в Москве в Горьковском? Алис, в конце-концов, ради образования можно и Москву потерпеть...

А девушка в белых кроссовках и впрям неотразима... А помню, было время, когда она не решалась показать свои фотографии.

Но как только я увидела фотосессию в голубом берете,я была сражена наповал...

[maresca]

Да, Грей, да! Пора писать инцест Алиса/Том. Ну или... *краснеет до корней волос* просто гет Том/Мар... По лицу не бить! )))



Все ж таки красавица ты, Грейхаунд, ох, красавица. Не буду уточнять, кто кАзел, что не понял.

[Грей]

Henrietta von Steiner

а куда Томми уезжал из Хабаровска и где он сейчас работает.

В Находку, он там в морском училище каком-то.



а как же перспектива учиться в Москве в Горьковском?

Я б с дорогой душой, но не потяну.



А помню, было время, когда она не решалась показать свои фотографии.

Ха-ха-ха, у нее просто сканера не было.



maresca

Давай лучше писать гет Том/Мар - а то нас неправильно (то есть как раз правильно) поймут!



Не буду уточнять, кто кАзел, что не понял.

Очень предусмотрительно с твоей стороны. Всегда ценила твою сообразительность!

Казел, падла, через ночь снится. Просто изощренная пытка, проращивание бамбука сквозь тело...

[Lema]

Грей, так у вас уже точно решено, что ты поступаешь в хабаровский вуз?



Склер, что делать?!

Зарисуй фломастером!



Томми - наш человек, даже больше, чем ты думаешь *жмурится*.

Интересно, чтобы это значило?



Да, и когда я говорила, что Витек похож на Винни Джонса я имела в виду вот этого парня:

Витек идет разбираться с Романюком

[Грей]

Склер

Грей, так у вас уже точно решено, что ты поступаешь в хабаровский вуз?

Ну-у, документов ещё не подали, но вообще - да.



Интересно, чтобы это значило?

Ничего непристойного.



И что за Винни Пух Джонс такой?

[человек тридцать три черты]

Алиса Грейхаунд Нет, читать все это у меня времени не хватит, а вот фотки... Грей, *выдыхает* ты такая красивая!!! *ах*

Слушай, а какой у тебя рост?

[Lema]

Алиса Грейхаунд

Интересно, чтобы это значило?

Ничего непристойного.

Все еще интересно. Если я выскажу свое предвзятое мнение я может быть и смогу пробалансировать на грани, не переходя границ в отношении тебя. Но я понятия не имею как к тем же откровениям отнесется Том. А обижать твоего любимого брата своими инсинуациями мне бы очень очень не хотелось.



Винни Пух

Винни Джонс родился в 1965 году в городке Уотфорд, графство Хертфордшир, и сделал блестящую карьеру в профессиональном футболе. О его жесткости и спортивной злости писали все журналисты. Он славился как игрок, который может быстрее всех получить желтую карточку. "Мой рекорд - три секунды после начала матча", - уверяет он. Однако по-настоящему Джонс "прогремел" в тот день, когда во время игры схватил игрока команды-соперника за гениталии (папарацци успели сделать снимки).

Снимался в "Карты, деньги, два ствола", "Большой куш", "Угнать за 60 секунд"...



Тип с опасной, но до омерзения спокойной рожей!

[Чарли Уизли]

Алиса Грейхаунд

А ей Сашка наверняка наливает, пока никтоне видит!

[Henrietta]

Склер Да, и когда я говорила, что Витек похож на Винни Джонса я имела в виду вот этого парня: .

О-о! Я его помню! Он ещё патологоанатомом работал и был немым (практически).

Да, правда похож...

[Жанка Дарк]

Вах, вах!

Фотки - супер!

Спасибо большое за отчёт, спасибо за то, что нас не забыла!

По поводу твоего приезда в Эстонию - ну, чёрт! Я до сих пор никак не могу поверить. Ну ничего, это следующим летом.

Слушай, твоя родня - просто отпад! Я тоже сначала немного запуталась, но потом всё окейна!



В общем, я за тебя радая!

[Жанка Дарк]

PS Жанка рулит!

[Lema]

Henrietta von Steiner

ага, практически))

[Грей]

Yuiko Hawatari

Правильно, я охренительно красивая, я в курсе. Роста собственного точно не знаю. Средний.



Склер

А обижать твоего любимого брата своими инсинуациями мне бы очень очень не хотелось.

Правильно. Оно тебе надо?



Винни Пух - кошмарный извращенец, пятнающий славное имя великой игры.



Чарли Уизли

Хм... Ты полагаешь?

Тогда да. Тогда у меня все родственники - алкаши.



Жанка Дарк

Очень верное P.S!

[Чарли Уизли]

Алиса Грейхаунд

Ты полагаешь?

предпологаю.

Тогда у меня все родственники - алкаши.

грубо сказала